Вулканы, любовь и прочие бедствия - Бьёрнсдоттир Сигридур Хагалин
— Извержение длиной в тридцать лет? Вот это было нечто!
— Точных описаний нет, но, судя по всему, серьезной опасности для людей это не представляло. Это были лавовые извержения не слишком сильные, которые появлялись и исчезали, постоянно давая о себе знать в новых местах. Такие извержения у нас называют «огнями». В летописях описано значительное выпадение пепла, то, как разверзались пропасти, как земля трескалась, ландшафт менялся. Много десятилетий после окончания извержения в тех местах плохо росла трава. Мой коллега Эйрик расскажет вам лучше; все это можно прочитать по геологическим слоям.
Я вынимаю из рюкзака потертый листок в пластиковом конверте и подаю его сидящим сзади. Бледная девушка с Центрального телевидения берет его, тщательно рассматривает, фотографирует на телефон и передает фотографу.
— Веселая тут была жизнь в тринадцатом веке, — продолжаю я. — Десять извержений за тридцать лет! По местным топонимам видно, что все это веселье наблюдали люди. Вот прямо под нами внизу Хауибрюни[6], а направо — Брюни[7]. И здесь повсюду есть холмы с такими названиями, как Оубреннисхоульм или Оубриннисхоул[8],— в тех местах, где лава окружала холмы и возвышенности ландшафта. И легко увидеть границы, где новая лава натекала на старую, снова и снова, и так сложились геологические слои полуострова Рейкьянес.
Бледная журналистка включает микрофон:
— Почему же столицу построили здесь, если люди знали про все эти извержения?
Я улыбаюсь ей.
— А просто о них забыли. Они случились так давно, много веков назад, задолго до того, как старые поселки стали городом, а мы начали строить дома на лавовых полях. История людей движется быстрее, чем история земли, и память у нас короткая. Тысяча лет — тридцать людских поколений, а для геологии это всего лишь миг. Как один день.
Она таращит на меня глаза:
— А это не опасно?
— Опасно? Да все опасно! Вероятность погибнуть в автокатастрофе или свернуть себе шею гораздо выше, чем угодить в извергающуюся лаву. И едва ли сейсмическая активность на полуострове представляет большую угрозу. Скорее всего, она доставит неудобства, в основном из-за движения земной коры: покрытие на шоссе растрескается, водохранилища придут в негодность, линии электропередачи оборвутся и тому подобное. Если мы собираемся обосноваться здесь, нам придется с этим считаться. Ведь живем мы на горячем участке, над плавильником в магме, где образуется лава. А иначе нас бы тут не было и эта страна бы не существовала. У нас под ногами бьется огневое сердце — оно часть нашей жизни.
— Как увлекательно! — говорит опоздавший. Его глаза сверкают. — Эта неистовая творящая сила, которая дает о себе знать снова и снова и формирует землю. Одновременно создание и разрушение. Наверное, работать с этим умопомрачительно!
Я вежливо улыбаюсь, не отпуская микрофон.
— Ученые всегда должны придерживаться фактов и научных выводов. У нас нет времени ни на увлечение, ни на умопомрачение.
Он усмехается так, что сверкают белые зубы.
— Мать-природа, детка. Ей наплевать на научные выводы, она сама — одно сплошное умопомрачение.
Я качаю головой и сосредоточиваюсь на ландшафте под нами. Вот ведь придурок!
Мы пролетаем над морем, над островами Эльдей и Гейрфюгласкер. Вертолет почти касается поверхности воды, волны разбегаются от взмахов лопастей. Никакой странной активности мы не замечаем, ни пузырьков воздуха, ни изменения цвета, никаких признаков того, что под водой происходит что-нибудь необычное, разворачиваемся и снова летим над лавовыми полями, молча смотрим на город, который приближается на головокружительной скорости.
Через три дня к югу от мыса Рейкьянес лопается земная кора, открывается трещина на дне моря прямо возле бухты Кедлингарбаус, с жуткими взрывами, столб дыма возносится на много километров в небо, и на Кеблавик низвергаются тысячи кубометров шлака и пепла.
За двенадцать минут до этого я просыпаюсь от звонка своего телефона. Мне требуется несколько секунд, чтобы сообразить, о чем сообщение Метеоцентра, переварить информацию о том, что вот-вот начнется.
Одно сплошное умопомрачение, детка!
Извержения на полуострове Рейкьянес в историческое время
Год
Место
Тип
1926
Эльдей
подводное
1884
Эльдей
подводное
1879
Гейрфюгласкер
подводное
1783
шхера Эльдейярбоди
подводное
1583
хребет Рейкьянес
подводное
1422
хребет Рейкьянес
подводное
1340
хребет Рейкьянес
подводное
1325
Трётладингья
трещинное
1210–1240
«Рейкьянесские огни» 10 лавовых полей
подводное, разрывное, трещинное
1200
Бреннистейнсфьёдль
трещинное
1151–1188
«Крисувикские огни» 5 лавовых полей
трещинное
950–1000
«Крещенские огни» (Бреннистейнсфьёдль) 6 лавовых полей
трещинное
Пояснительная статья I
Гекла 1947
Как показывает опыт, известные вулканы могут «подать голос» когда угодно, и по отношению к ним нам следует проявлять бдительность. Паутль Эйнарссон. Вулканы Исландии: наблюдение, предупреждения, результаты и прогнозы. Рождественская лекция Физического общества Исландии в Университете Исландии 19 декабря 2019
Гекла — это горный хребет, рассеченный вдоль вулканической трещиной, главный вулкан одноименной вулканической системы на крайнем западе восточного вулканического пояса. Горделивая царица исландских гор; принцесса-дева; драконица, стерегущая плодородные долины Южной Исландии; вход в преисподнюю. Всё — Гекла, но к тому же она и пласты лавы, отложившейся на высоту 1500 метров во время извержений за последние семь тысяч лет.
А еще это геологическая загадка. Мы посвятили в общей сложности не один век рабочих часов попыткам разрешить ее, отыскать ту самую таинственную магматическую камеру, которая может скрываться в недрах земли, даже на глубине двадцати километров. И почему она не извергалась в этом столетии, хотя прежде разражалась потоками лавы раз в десять лет, прямо по часам? Чего она ждет?
Я изучала ее годами, и меня осенило, что у нас с ней сложная связь. И не только с Геклой — с остальными вулканами страны тоже. Я всегда воспринимала ее как нечто само собой разумеющееся: радостное, смешанное с испугом ожидание при начале извержения; но когда я начала ездить по другим областям мира с вулканической активностью, выяснилось, что эта симпатия к огнедышащим горам уникальна. Действующие вулканы в других уголках мира — угроза, чудовища. Филиппинцы и индонезийцы боятся вулканов, ненавидят их, а исландцы именами самых опасных огнедышащих гор называют своих детей, словно в честь любимых темпераментных родственников. Никто никогда не давал ребенку имя Тамбора или Кракатау, а в Исландии на каждом шагу попадаются маленькие Геклы да Катлы.
У моего отца есть теория: такова наша доля — основаться на суровой и красивой земле, а потому нам нужно быть этого достойными. Жить в такой жуткой обстановке — задача под силу не каждому, а значит, на нашем народе лежала обязанность взрастить плеяду сильных геологов, чтобы в этой стране можно было селиться. Когда Катла изверглась в 1918 году, у исландцев вообще ни одного геолога не было.
«Позор в национальном масштабе! — сказал он, качая головой. — Вместо ученых мы тогда воспитывали одних поэтов да пасторов. Изучением этого громадного извержения занимались лишь зарубежные специалисты, а им не хватало связи с нашей страной, с ее историей. Этот огонь не горел у них в крови», — он нахмурил брови и стал выбивать свою трубку, словно она была битком набита иностранцами.
