Татьяна Алюшина - Побег при отягчающих обстоятельствах
С того дня она пропускала мимо себя льющиеся из всех источников информации инструкции и утверждения о том, что единственно правильная красота – это худоба на уровне полного истощения, и разнообразные методы ее достижения в виде разнообразных диет. Да пусть их! Ей было вполне удобно и уютно в своем нежелании хоть как-то улучшать фигуру, к огромной радости мамы и бабушки, кстати.
А платье на выпускной вечер ей сшил Самуил Илларионович, тот самый старичок, который перевернул всю ее жизнь в одно прекрасное утро!
Мама пробыла у них в больнице почти весь день, помогая Вике занять Степана, не знающего, куда девать свою энергию. Провожая ее, Вика пообещала:
– Мамочка, не волнуйся, я действительно справлюсь, просто эта беда так неожиданно свалилась. Ладно, если бы он у нас болел, тогда это не было бы таким ударом.
– Это всегда удар, даже если ребенок хиленький, – не согласилась мама. – Ты у меня сильная, даже чересчур. Последние годы тебе пришлось быть главой нашей семьи, ты и деньги зарабатывала, и решения принимала, и отвечала за всех нас, а тут такое несчастье… Ты просто растерялась. Но, Викуля, ты не одна в этой жизни, у тебя есть я, и Олег Николаевич, и отец, вместе мы одолеем все и Степку на ноги поставим.
– Я знаю, мамочка, знаю. Одна я бы не справилась, – стараясь изо всех сил не зареветь, ответила Вика.
– Справилась бы, – возразила мама. – И я совсем не уверена, что это хорошо.
– Ты о чем? – спросила Вика.
– Все о том же, – уклонилась от прямого ответа мама. – Иди, а то там Степка один. Постарайся поспать и отдохнуть.
– Постараюсь, – пообещала Вика, целуя маму в щеку.
Но заснуть и этой ночью не удалось. Она проваливалась ненадолго в дрему, подскакивала, как от толчка, неслась проверить сына, возвращалась на кушетку, и все повторялось. Устав от бесплодных попыток уснуть, Вика постояла у кровати Степана, поглаживая его по голове, пропуская сквозь пальцы его непослушную челку, все время норовящую закрутиться локоном. Он спал как обычно – лежа на спине, сцепив ладошки над головой, широко разведя ноги в стороны, почти скинув с себя одеяло. Вика укрыла сына, поцеловала его в щеку и тихо вышла из палаты.
Сидя на перевернутом вверх дном ведре, она курила, аккуратно выпускала дым в небольшую щелку приоткрытой створки окна и думала: «Мама, конечно, права, надо взять себя в руки, перестать изводиться непониманием, обвинениями и вопросами. Доктор сказал, что, скорее всего, придется оперировать Степика, а его потом на ноги надо поставить, мне для этого все силы понадобятся».
Ржавая пружина на входной двери тяжело и противно проскрипела, отрывая Вику от нелегких мыслей и впуская двух ночных медсестричек.
Она поднялась с ведра, открыла пошире створку окна и вдохнула морозный ночной воздух.
– Вика, очень внимательно, не упусти ни одну мелочь, – прошептала она себе. – Так, что у нас в первую очередь? Что, что – смотаться отсюда!
Господи боже, а что еще! Бежать, улепетывать, сматываться!
Она подумала и возразила первому естественному порыву:
– Смотаться, конечно, но это не в первую очередь. Не в первую!
Вика прикрыла глаза и сильно сжала кулаки, стараясь справиться с волной ярости, накатившей, накрывающей с головой, как штормовой волной.
«Тихо, тихо! – уговаривала она себя, удерживаясь изо всех сил от погружения в ослепляющую разум ярость. – Это помешает мне правильно мыслить! Вот выберемся отсюда, тогда можно. Думать! Думать, Вика, соображать! Давай!»
Она вышла из каморки, не забыв запереть дверь, и, прихватив с собой ведро и швабру, подойдя к входной двери, поставила их на пол, поднялась на цыпочки, сняла пружину с вбитого в дверной косяк гвоздя и выглянула в коридор.
В центре длинного больничного коридора, с правой стороны, находилось квадратное пространство, где располагался пост дежурной медсестры. Было темно во всем отделении, только тусклые отсветы от лампы, стоящей на столе у дежурной, еле рассеивали темноту в центре коридора, с поста доносились чуть слышные голоса.
Палата, в которую поместили их со Степаном, находилась на противоположной стороне, через одну дверь, ближе к лестнице черного хода. Стараясь не издавать звуков, Вика зашла в палату, поставив ведро и швабру возле двери, не удержалась, подошла к Степке и поцеловала его в макушку.
– Солнышко ты мое!
Она прошла к кушетке, на которой спала, достала из-под нее свои туфли, завернутые в пакет, и, скинув тапочки, переобулась. Порывшись в сумочке, нашла связку ключей, посмотрела на них и крепко сжала в кулаке.
Все! Пора!
«Только бы повезло! Только бы мне очень, очень повезло!»
Приоткрыв дверь, Вика, убедившись, что никого не носит по коридору глубокой ночью, тихо выскользнула в коридор.
Она поднялась по черной лестнице на следующий этаж. В длинном коридоре, таком же темном, как и в их отделении, никого не было, она уже шагнула вперед, когда открылась дверь туалета и вышла женщина с детским горшком в руке, Вика быстро отступила назад, в темноту лестничной площадки. Дождавшись, когда женщина зайдет в палату, она пошла по коридору, стараясь производить как можно меньше звуков. На посту горела лампа, но за столом никого не было.
«Спасибо, Господи!» – подумала она и почти побежала на цыпочках к выходу.
Спустившись по центральной лестнице на свой этаж, остановилась перед входом, переводя дыхание. Теперь ей предстояло самое сложное.
«Самое сложное на этом этапе, – поправила себя Вика и попросила: – Господи, помоги!»
Все ее чувства и ощущения орали: беги!!! Бери ребенка в охапку и мотай отсюда! Если тебя сейчас застукают – все! Кранты! Никаких шансов у вас больше не будет!
Но она понимала, что просто так уходить нельзя. Никак нельзя просто бежать!
Ей надо было попасть в ординаторскую, которая находилась за второй дверью, теперь слева, от входа на той же стороне, где и пост.
Вика прислушалась.
Видимо, медсестры пили чай – чуть слышно звякала ложка о чашку.
«Где же этот Витя? И где дежурный врач?»
Она услышала приглушенный мужской голос, что-то говоривший девушкам.
«Будем считать, Витя нашелся. Врач вполне может быть в комнате. Придется рискнуть. Ну, с Богом!» И торопливо перекрестилась на всякий случай, не помешает. Ей сейчас любая помощь не помешает!
Она прошла к ординаторской, двигаясь возле самой стены, и очень осторожно, миллиметр за миллиметром, стала нажимать на ручку двери. Дверь оказалась незапертой. Слава Богу, и Ему же еще раз – в ординаторской царила темнота. Вика проскользнула в комнату, прикрыла неплотно дверь и постояла, привыкая к темноте. Когда очертания предметов стали различимы, подошла к письменному столу, который занимал Вениамин Андреевич в день их поступления и задавал теперь ставшие понятными ей вопросы, включив настольную лампу, осмотрелась.
