Сесилия Ахерн - Посмотри на меня
— А где Люк? — спросил голос Мэри в телефонной трубке, резко возвращая Элизабет к реальности.
Элизабет язвительно ответила:
— Ты что, действительно думаешь, что Сирша взяла бы его с собой?
Трубка молчала.
Элизабет вздохнула:
— Он здесь.
Имя «Сирша» было для сестры Элизабет не просто именем. Оно дало ей индивидуальность, определило стиль жизни. Все оттенки значения этого имени влились в ее кровь. Она была вспыльчивой, независимой, необузданной и свободной. Она настолько четко шла по стопам матери, которую помнить не могла, что Элизабет иногда казалось, будто она видит перед собой мать. Но Сирша постоянно исчезала из поля ее зрения. Она забеременела в шестнадцать лет, и никто, даже она сама, не знал от кого. Когда ребенок появился на свет, Сирша не стала мучиться проблемой выбора имени, но со временем стала звать его Лакки, Счастливчик. Еще одно загаданное желание. Так что Элизабет назвала его Люком. И опять, на сей раз в возрасте двадцати восьми лет, Элизабет взяла на себя заботу о ребенке.
При взгляде на Люка в глазах Сирши не отражалось ничего, хорошо еще, что она вообще его узнавала. Элизабет поражало, что между ними нет совсем никаких отношений, никакой связи. Сама Элизабет никогда не планировала заводить детей, на самом деле она даже заключила сама с собой договор о том, что у нее никогда их не будет. Она выросла кое-как сама и вырастила сестру и больше не хотела растить никого. Пришло время позаботиться о себе. В двадцать восемь лет, после нелегкой учебы в школе и колледже, она с успехом начала заниматься своей собственной фирмой по дизайну интерьеров. Она понимала, что только она, и никто больше, способна создать Люку нормальные условия для жизни. Она достигла поставленных целей, полностью контролируя свои действия, поддерживала порядок в делах, не давала себе поблажек и всегда оставалась реалисткой, веря в факты, а не в мечты, и, главное, много работала и выкладывалась на все сто. Глядя на мать с сестрой, она хорошо усвоила, что ничего не добьется, если будет гоняться за мечтами и строить воздушные замки.
Теперь ей было уже тридцать четыре и она жила вдвоем с Люком в доме, который любила. Она сама купила его и платила за него без чьей-либо помощи. Это было ее убежище, место, где она могла уединиться и почувствовать себя в безопасности. Она оставалась одна, потому что любовь — это нечто такое, что контролю не подлежит. А ей нужно было всегда контролировать ситуацию. Когда-то она уже любила и была любима, почувствовала вкус мечтаний и узнала, что такое быть на седьмом небе от счастья. Также она узнала, каково потом с глухим стуком упасть обратно на землю. Необходимость взять на себя заботу о ребенке сестры положила конец ее любви, и с тех пор у нее никого не было. Она научилась больше не терять контроль над своими чувствами.
Громко хлопнула входная дверь, и она услышала в холле топот маленьких ног.
— Люк! — позвала она, зажимая рукой телефонную трубку.
— А? — спросил он невинно, в дверном проеме показались его голубые глаза и светлые волосы.
— Не «а?», а «что?», — строго поправила его Элизабет. За эти годы голос ее приобрел учительские нотки.
— Что? — повторил он.
— Что ты делаешь?
Люк вошел в холл, и Элизабет сразу заметила его испачканные травой колени.
— Айвен и я просто играем в видеоигры, — объяснил он.
— Мы с Айвеном, — поправила она, продолжая слушать, как Мэри на том конце провода договаривается об отправке полицейской машины.
Люк взглянул на тетю и вернулся в детскую.
— Подожди секунду, — закричала Элизабет в трубку, когда наконец поняла, что ей только что сказал Люк. Она вскочила со стула, ударившись об ножку стола и пролив кофе на его стеклянную поверхность. Чертыхнулась. Черные ножки стула из кованого железа со скрежетом проехались по мраморному полу. Прижав трубку к груди, она бросилась через длинный холл в детскую. Выглянув из-за угла, она увидела сидящего на полу Люка, глаза которого были прикованы к экрану телевизора. Эта комната и его спальня были единственными помещениями в доме, где она разрешала ему держать свои игрушки. Забота о ребенке не изменила ее, как думали многие, и нисколько не смягчила ее характер. Забирая или отвозя Люка, она побывала в домах многих его друзей, где повсюду валялись игрушки, о которые все спотыкались. Ей приходилось пить кофе с мамами, сидя на плюшевых мишках в окружении бутылочек, молочных смесей и подгузников. Но не в ее доме. Эдит знала об этих правилах и не нарушала их. С тех пор как Люк подрос и понял, что за человек его тетя, он тоже стал послушно следовать ее требованиям и играл только в той комнате, которую она ему для этого выделила.
— Люк, кто такой Айвен? — спросила Элизабет, обыскивая глазами комнату. — Ты же знаешь, что нельзя приводить домой незнакомых людей, — озабоченно добавила она.
— Это мой новый друг, — ответил он, не отрывая глаз от накаченного борца, теснящего на экране своего соперника.
— Ты же знаешь, я настаиваю на том, чтобы знакомиться с твоими друзьями до того, как ты приведешь их в дом. Где он? — спросила Элизабет, открывая дверь и входя в детскую. Она надеялась, что этот друг окажется лучше предыдущего маленького разбойника, нарисовавшего портрет своей счастливой семьи несмываемым фломастером прямо на стене, которую после этого пришлось перекрашивать.
— Вон там. — Не отводя глаз от экрана, Люк кивнул в сторону окна.
Элизабет подошла к окну и выглянула в сад перед домом. Никого не увидев, она сложила руки на груди:
— Он что, прячется?
Люк нажал кнопку «Пауза» и наконец оторвал взгляд от борцов на экране. В замешательстве он нахмурился.
— Да вот же он! — показал он на большую подушку, набитую сухими бобами, около которой Элизабет стояла.
Элизабет уставилась на подушку, удивленно раскрыв глаза:
— Где?
— Вон там, — повторил он.
Прищурившись, Элизабет вопросительно посмотрела на него.
— Рядом с тобой, на подушке. — От волнения голос Люка стал громче. Он смотрел на желтую вельветовую подушку, как будто приказывая своему другу появиться.
Элизабет проследила за его взглядом.
— Ты что, не видишь? — Он выронил джойстик и резко встал.
Повисло напряженное молчание, и Элизабет почувствовала, как от Люка исходят волны ненависти. Она понимала, о чем он думает: ну почему она не может увидеть его нового друга, почему не может хотя бы раз подыграть, почему она никогда не может притвориться? Она сглотнула слюну и осмотрела комнату — на тот случай, если действительно не заметила гостя. Но никого не было.
Она наклонилась, чтобы быть с Люком на одном уровне, и у нее хрустнули колени.
