Даниэла Стил - Зоя
— Да за такое ее сиятельство мне голову оторвет. Да и вам, барышня, тоже не поздоровится.
— Я знаю, Федор… Но, может быть, папа заступится… — Отец, такой добрый, такой нежный с матерью, неизменно выступал на Зоиной стороне. Он был чудесный человек, и Зоя просто обожала его. — Пожалуйста, Федор… Я и так страшно опоздала…
Был уже восьмой час, а ей еще надо было переодеться к обеду. Федор взял щенка, а Зоя понеслась по мраморным ступеням лестницы их небольшого, но очень красивого дворца. Его выстроил Зоин дед для своей невесты. Бабушка жила во флигеле, отделенном от дворца садом. Но Зое некогда было думать об этом.
Взлетев наверх, она стащила с головы капор, сбросила шубку на руки горничной и уже устремилась было в свою комнату, как вдруг за спиной раздался знакомый голос:
— Стой, кто идет?
— Тише! — яростно прошептала Зоя. — А ты что тут делаешь?
На площадке лестницы стоял ее брат Николай — высокий красавец в мундире Преображенского полка.
Зоя знала, что многие ее подруги по Смольному институту заглядывались на него.
— Где мама?
— Мама-то в столовой, где ж ей еще быть? А вот ты где пропадала?
— У меня были дела. Не задерживай меня, я и так безбожно опаздываю, а мне еще надо успеть переодеться.
— Нет уж, ты лучше иди в чем есть. Мама и без того будет сердиться, — со смехом сказал Николай, сощуривая свои зеленые, как у Зои, глаза.
— Она говорила что-нибудь? — после минутного колебания спросила Зоя. — Ты видел ее?
— Еще нет. Я только что приехал. Мне нужно поговорить после обеда с отцом. Ладно, беги переодевайся, а я постараюсь отвлечь их. — Николай любил свою младшую сестру гораздо сильней, чем это ей казалось: гордился ею и хвастался перед своими однополчанами, которые давно уже восхищались Зоей. Но за малейшую нескромность с их стороны он, не задумываясь, убил бы любого. Зоя, с каждым днем расцветая и становясь краше, еще не знала, как она хороша, и была слишком юна, чтобы флиртовать с его приятелями.
Наступит время, и она выйдет замуж за князя или по крайней мере за человека, равного по положению их отцу — графу и полковнику, внушавшему уважение всем, кто знал его. — Ну, живей! Беги, гадкая девчонка!
Зоя влетела в свою комнату и через десять минут была уже внизу в темно-синем шелковом платье с кружевным воротником — любимом платье матери, которое сама Зоя терпеть не могла, ибо оно придавало ей еще более юный вид. Но делать было нечего.
Появиться в столовой незаметно, разумеется, не вышло, и Николай лукаво усмехнулся, глядя, как его младшая сестра с невозмутимо-послушным выражением лица пробирается к своему месту. Графиня, казавшаяся в своем сером атласном платье с колье из черных жемчужин и бриллиантов на груди неестественно бледной, подняла голову и устремила строгий взгляд серых глаз на свою единственную дочь.
— Зоя! — Она никогда не повышала голоса, но на лице ее ясно читалось недовольство. Зоя честно взглянула на мать, поцеловала ее в подставленную холодную щеку и оглянулась не без тревоги на отца и бабушку.
— Прости, мама!.. Мне очень стыдно… Я задержалась в «классе»… А потом должна была… должна была повидаться с подругой… Я виновата…
— Так где же все-таки ты была? — ледяным тоном спросила мать, покуда прочие члены семьи хранили выжидательное молчание.
— Я?.. Я должна была… — И Зоя осеклась, пытаясь пригладить взлохмаченные волосы: она ведь причесывалась в страшной спешке.
— Зоя! Скажи мне правду! Ты ездила в Царское?
Отпираться было бесполезно: Наталья была слишком холодна, слишком красива, слишком хорошо владела собой и внушала дочери слишком сильный страх.
— Да, мама, — прошептала Зоя, чувствуя себя напроказившей семилетней девчонкой, а не семнадцатилетней барышней. — Прости меня.
— Ты на редкость глупа. — Графиня перевела засверкавшие ледяным блеском глаза на мужа. — Константин, я строго-настрого запретила ей бывать в Царском. У наследника и великих княжон корь. Она могла заразиться. Это неслыханно. Она совершенно отбилась от рук!
Зоя с тревогой посмотрела на отца, но в глазах его плясало то же изумрудное пламя, и он с трудом сдерживал улыбку. Если жену он любил, то дочь — просто обожал. Тут, вопреки обыкновению, вмешался Николай: уж слишком жалкий был вид у его сестры.
— Быть может, они пригласили ее, мама, и со стороны Зои было бы неучтиво отказаться.
Но к числу прочих достоинств Зои относилась и полная неспособность лгать. Смирно сидя за столом и ожидая, когда ей подадут обед, девушка прямо и открыто взглянула на мать:
— Нет, это я виновата, я сама хотела навестить их.
Мари было так одиноко… Вот я и решила…
— Ты поступила очень дурно и очень глупо. Мы поговорим об этом после обеда.
— Хорошо, мама.
Зоя потупилась. Разговор за столом возобновился, и только в эту минуту она, подняв голову, заметила Евгению.
— Бабушка! — заулыбалась она. — Вы здесь?! Тетя Алике просила вам кланяться.
— Как ее здоровье? — спросил отец. Графиня молчала, и на ее красивом лице по-прежнему читалось явное неудовольствие.
— Когда кто-нибудь из детей заболевает, Алике забывает о всех своих хворях, — ответила за нее бабушка. — Это поразительно: она страдает от множества недугов, но стоит только заболеть цесаревичу или дочкам, как она сейчас же становится бодра, деятельна и неутомима и ходит за ними лучше всякой сиделки. — Старая графиня пристально взглянула в лицо невестки, а потом с одобрительной гордостью улыбнулась внучке:
— Должно быть. Мари очень обрадовалась тебе, Зоя?
— Очень, — улыбнулась в ответ та, — она была просто счастлива. А больше я никого и не видела, мама.
Их держат взаперти, в спальне. Даже мадам Вырубова заболела, — прибавила она, чтобы успокоить мать, и сейчас же пожалела об этом: Наталья взглянула на нее с нескрываемой тревогой.
— Какое дурацкое безрассудство! И зачем тебе понадобилось ехать туда?! Тоже хочешь заболеть?
— Нет, мама. Я очень жалею, что поехала, — произнесла Зоя, но слова эти так явно противоречили выражению ее лица, что становилось ясно: это всего лишь формальное раскаяние. — Я думала поспеть вовремя.
Я уже собралась ехать, но тут тетя Алике решила выпить с нами чаю… Мне не хотелось ее обижать.
— Тем более что она не только наша кузина, но и императрица всея Руси, — многозначительно заметила старая графиня.
У нее, как и у Константина, Николая и Зои, глаза были такие же зеленые. А у ее невестки Натальи — голубовато-серые, точно холодное зимнее небо, когда лето кажется бесконечно далеким. Жизнь ее была нелегка и слишком многого требовала от нее. Муж, пышущий здоровьем и жизненной силой, души в ней не чаял и всегда хотел, чтобы у них было много детей — больше, чем она могла выносить и выкормить. У нее было несколько выкидышей, двое детей родились мертвыми, а появление на свет и сына и дочки далось ей дорого: она по целому году провела в постели. Теперь у нее с мужем были отдельные спальни. Константин, наделенный живым, веселым и общительным нравом, обожал балы и званые вечера, не представлял себе жизни без толпы гостей, ей же все это казалось слишком утомительным, хотя слабое здоровье служило лишь предлогом, а истинная причина крылась в меланхолическом характере и почти болезненной застенчивости. Под маской ледяного высокомерия она прятала необоримый страх перед людьми: любому обществу она предпочитала одиночество у затопленного камина. А Зоя удалась в Константина, и после ее дебюта весной отец предполагал бывать с нею в обществе.
