Елена Сазанович - Улица вечерних услад
И я, набравшись ангельского терпения, разбирал письма. И наткнулся на маленький, помятый голубой конверт. Он пах чем-то до боли знакомым. Далеким. Очень теплым. И почерк – мелкий, корявый. С прыгающими буквами. И массой орфографических ошибок. Так не похожий на аккуратные, каллиграфически выведенные буквы многочисленных поклонниц Кита.
«Дурачок ты мой, дурачок. Я и не подозревала, что из-за этого можно устроить такой скандал. Нет, целое скандалище! Тем более Лоб и не стоит таких переживаний, глупенький мой мальчик. Он и танцевать толком не умеет. Наступает все время на ноги. Лоб у него большой. А ума Бог не дал. Разве это не так? Я надеюсь ты с ним не поссорился? А у меня до сих пор синяк на плече от твоей дурацкой ревности. Веди себя хорошо, прилежно. И не дерись. Учись на одни пятерки. Ужас, как люблю отличников. А я здесь без тебя скучаю. Ты мне веришь? Ну и что, что море. Оно такое грязное. И даже нет красивых ракушек. И цветы мне здесь не нравятся. А Лобов-старший такой зануда! Все время о чем-то думает, думает. И книжки читает. Даже мне попытался подсунуть какую-то. Я полстраницы осилила. И уснула. И сгорела. Теперь хожу красной. Как рак. А Лобову нравится. По-моему, он в красоте вообще ничего не волокет. Шкура моя скоро слезет. И я научу тебя ее сдирать, хорошо? Особенно на плечах, а то я не достану. И не думай, ради бога, так много! Это тебя портит. Ты же всегда такай веселый. Я по-прежнему в тебя влюблена. И уже мне хочется тебя поцеловать. Только чур не кусаться! А то у меня всегда вспухшая губа. И Лобов на меня стал чаще подозрительно поглядывать. Ты знаешь, при всем его занудстве в нем столько такого… Не зря я его все-таки полюбила. Один раз он даже сумел побить трех парней, которые ко мне приставали на пляже. Кстати, ребята ничего. Один даже очкарик. Но Лобов их все равно побил. Вот и все, пожалуй. Если захочешь – передай привет Лбу. Хотя нет. Лучше не надо. А то он что-нибудь заподозрит. А я ужасно не люблю разбирательств. Пока, мой славный мальчик. Я улыбаюсь, вспоминая тебя. Целую крепко-крепко. Только, чур не кусаться!
Вера».Вера… Вера… Вера… Боже, как это было давно. И Кит. Болтливый Кит. Душа нараспашку. И ни одного слова – про Веру. Видимо, он слишком уважал моего отца. И слишком любил меня. А, может быть, что-то гораздо большее удержало его заговорить про Веру. Видимо, я об этом уже никогда не узнаю. Боже, как это было давно. Наш маленький дворик, утопающий в тополях. Зеленые цветы на балконе. Мой красавец и умница отец, вертлявый хохотун Кит. Я, флегматичный до смеха. И Вера. Вера… Боже, как это было давно…
Я выключил свет. И лег спать. И неожиданно для себя мгновенно уснул. Хотя вот уже сколько пет мучился бессонницей. Единственной своей болезнью…
Утром я сидел за столом в углу, как всегда. И ждал кофе. И передо мной лежали бумага и ручка.
– Здравствуйте, – официантка поставила чашечку передо мной. И как всегда, робко улыбнулась. – Вы сегодня будете писать?
Я пробурчал что-то невнятное в ответ. И со страхом подумал, что она сейчас спросит: «А о чем?»
– А о чем, если не секрет? – спросила она, чуть покраснев.
– Секрет, милая девушка. Все, что еще непридуманно, всегда секрет, – изрек я на всякий случай для истории.
– А-а-а, – протянула она понимающе. И все так же продолжала стоять, уставившись во все свои красивые глаза на меня. Явно, она что-то хотела еще спросить.
– Вы что-то хотите спросить?
Официантка замялась.
– А та… женщина… Ну, вчера, помните? В узком коротком платье… Она ваша жена?
Я замахал руками.
– Ну разве я похож на женатого человека? Это моя муза, милая девушка.
– Ну и муза у вас, – она обиженно покачала головой. – У нас, между прочим, довольно приличное кафе. С такими музами можно встречаться и в другом месте.
– Я непременно воспользуюсь вашим советом, милая, – и я уткнулся носом в чистый лист бумаги. Чтобы не наговорить грубостей. И не заметил, как она ушла. И уже ничего не замечал. И моя рука, мимо моей воли вывела в центре белого листа два слова:
«Без Веры…»
Вера… Вера… Вера… Боже, как это было давно. Наш маленький дворик, утопающий в тополях. Мой умница и красавец отец. Вертлявый хохотун Кит. Я, флегматичный до смеха. И Вера. Вера… Боже, как это было давно…
Отец привел ее в наш дом, когда мне только стукнуло шестнадцать. И я закончил девятый класс.
– Знакомься, Костя. Это Вера, – и отец за руку подвел ее ко мне.
По возрасту она мало отличалась от меня. И я позднее узнал, что ей уже 23 года. И очень удивился.
– Это Вера, – повторил отец. И виновато улыбнулся.
А я, заглядевшись на ее стройные ноги, не мог сообразить в каком качестве она вошла в наш дом.
Отец откашлялся в кулак.
– Она будет у нас жить.
Я поднял на него удивленный взгляд, наконец-то сообразив, что он сказал.
– Она что – беспризорница? – спросил я.
И Вера расхохоталась. И смешно сморщила свой острый носик.
– Какой большой у тебя лоб, – восхитилась Вера. И легонько прикоснулась кончиком пальца к моему лбу.
Я резко отпрянул.
– Какой милый у тебя мальчик, – Вера назвала моего отца на «ты». И меня это неприятно удивило. – И лоб у него большой. Как тебя зовут, мальчик? – и ей при этих словах оставалось вытащить конфетку.
– Лоб, – представился я. И поклонился до земли.
Вера прыснула.
– Лоб, – передразнила она меня. – Очень подходит. – Лоб маленький, – и она бесцеремонно тыкнула в меня пальцем. И тут же повернулась к отцу. – А ты – Лобов-большой. Когда Лоб вырастет, его тоже станут называть по фамилии. Он вырастет и станет Лобовым, а не Лбом.
Она несла такую чушь. Что я не выдержал и незаметно замахал руками возле ушей, глядя на отца. Отец ответил мне укоризненным взглядом.
– Боже! – Вера всплеснула маленькими ручками. – И так живут ученые! – и она жестом указала на нашу комнату.
– Да в такой комнате можно сдохнуть от скуки! Ни одного цветочка даже!
И, оглядев комнату новыми глазами, я неожиданно согласился. Судя по виду отца, он согласился тоже. Хотя раньше мы этого не замечали. Письменный стол, тахта, книжный шкаф, набитый книжками, нас вполне устраивали. Во всяком случае все было под рукой.
Но Веру эта обстановка явно шокировала. Мы стояли с отцом, вытянув руки по швам. А она порхала из угла в угол. Щебетала, как лучше устроить наш уют.
– А на балконе мы посадим цветы, – заключила она. – Они называются вечерние услады. Потому что пахнут только по вечерам. Лобов, ты любишь цветы?
Отец пожал плечами. Над этим вопросом он, пожалуй, за всю свою жизнь ни разу не задумался.
– А что ты любишь, Лобов?
