Дебора Смит - Тень моей любви
– Кукла, – сказала я. – Лама Кукла.
Папа погладил остатки седых волос и засмеялся. Горячее весеннее солнце согревало нас, играя на его лысине; свежая трава пахла, как лучшие духи на свете.
Его смех замер. Мы некоторое время молчали, ламы подбирали у меня с колен оставшиеся зерна.
– Ты совсем бросила писать? – спросил он.
– Не знаю, папа. Я просто не могу думать.
– Мистер Сисеро уходит в отставку. Он говорит, что у него к тебе интересное предложение, если ты хочешь быть вместо него редактором и издателем.
– Пока не могу представить себя в таком качестве.
– Город ведь изменился. Больше туристов, больше соседей. Люди приезжают сюда из Атланты. Отовсюду. Мистеру Сисеро приходится конкурировать с еженедельниками, которые издаются вновь прибывшими. Он говорит, что это чисто рекламные издания, но это не совсем так. Они печатают вполне серьезные статьи.
– Боюсь, что я не тот человек, который может спасти “Трилистник” от конкурентов.
– Ты можешь вложить в газету деньги, которые тебе оставил дедушка. Мы с мамой примем участие. Братья тоже. И не только потому, что мы хотим, чтобы ты осталась здесь. Это ведь наша старая газета. Не так ли?
Я сжала его руку.
– Я подумаю. Знаешь что? Я люблю тебя. Тебя и маму. Всех.
На его лице появилось облегчение, но я почувствовала еще большую печаль.
– Когда ты выйдешь замуж, то можешь построить здесь хороший дом. – Он имел в виду Даншинног.
Я сомневалась в том, что когда-нибудь выйду замуж, и начинала сомневаться и в том, что когда-либо уеду из дома.
Мне предлагали в “Геральд курьер” новую должность и более высокую зарплату. В конце мая я сказала своему редактору, что не вернусь в газету.
Ты бросила работу. У меня свои источники информации. Я пытаюсь понять тебя, Клер. Ты все еще боишься? На тебя это не похоже. Я скоро вернусь, почти все готово к этому, и ты мне все объяснишь. Следи ночью за горой. Господи, я говорю тебе это так, как будто ты это прочтешь. Первое время мне будет трудно говорить с тобой с глазу на глаз.
Не могу думать ни о чем больше. Только о том, как снова увижу тебя.
Глава 4
Я услышала громкие голоса и, напялив халат, взяла костыль и проковыляла в гостиную. Мама и папа отчаянно спорили с Хопом и Эваном.
– Дочь Вилмы продает озеро “Десять прыжков”, – пояснил мне Эван. – Похоже, у нее есть покупатель. Я не знаю, кто это, но слышал, что она продает и домик.
Вилма была той самой родственницей, что жила в Миннесоте, она когда-то унаследовала “Десять прыжков”. А теперь озером владела ее дочь.
– Она давно собиралась это сделать, – горестно сказала мама. – Мы ей не верили, а зря.
– Кто-нибудь должен отвезти меня туда, – голос мой был слабым.
Все молча смотрели на меня. Нелепые капризы инвалида.
– Зачем? – осторожно спросил папа.
– Мне нужно. Хоп? Эван?
– Раз ты хочешь, – сказал, не глядя на меня и поглаживая бороду, Эван, – поедем на моем “Лендровере”. Но прошлой ночью шел дождь. Можем застрять, и нас придется вытаскивать лебедкой.
– Хорошо. Нам потребуются какой-то рычаг и фонарь.
После этих непонятных для всех заявлений я отправилась к себе в комнату, забралась на свою больничную койку и уставилась сухими глазами в потолок.
* * *Мы все-таки добрались туда – Эван, я и неугомонная Луанна, жена Эвана. “Лендровер”, разбрызгивая грязь, полз к озеру, где стояла хижина, заросшая дикой черной смородиной. Ее высокие кусты становились все гуще по мере нашего приближения к озеру.
– Удивительно, – сказала Луанна. – Как этот домик не развалился за столько лет? Эван усмехнулся.
– Да здесь бревна в фут толщиной и двойная жестяная крыша на каркасе из тиковых досок. А фундамент мог бы выдержать хоть весь этот чертов Букингемский дворец. Посмотри на трубу, на столбы под верандой.
– Бог мой, да это не дом, а корабль с двумя каютами, – засмеялась Луанна.
Я сидела в машине, открыв дверцу. Эван возился с моими костылями.
– Здесь славно, – заметила Луанна. – Нетронутое, спокойное место. Мне нравится озеро.
Эван помог мне подхватить костыли.
– Ну вот, сестричка, ты тут. Зачем все это?
– Увидишь. Давай сначала войдем. Может, там внутри все в муравейниках или пол провалился. Я сначала сама посмотрю.
Я с трудом пробиралась через заросли вереска. Эван и Луанна раздвигали их передо мной.
– Чисто, как у клопа в ковре, – сказала Луанна, окидывая взглядом сто лет не убираемые комнаты. Она постучала по стене, затем топнула ногой об пол. – Крепко.
– Кого тут только нет. Жуть! – сообщил Эван, наступая на паутину. Он проехался фонариком по старым осиным гнездам и ореховой скорлупе, оставленной белками. Летний ветер подвывал в печной трубе.
– Пошли туда, – кивнула я на дверь. Эван посветил мне, и я проковыляла во вторую комнату. Луч фонаря выхватил из тьмы какие-то лохмотья, все еще висевшие на гвоздях.
– Ты приехала посмотреть на этот платяной шкаф? – ухмыльнулся Эван, сбросив тряпье на пол. Столбом поднялась пыль.
Он посветил фонарем в небольшой закуток.
– Ты только посмотри! Да этим до сих пор пользуются, сестренка.
Я тяжело прислонилась к холодной бревенчатой стене.
– Ну-ка, – Эван передал мне фонарь, и я подняла его к настилу над головой.
– Вот что мне было нужно, – сказала я.
Эван протиснулся поближе.
– Бог мой, сестренка, – пробормотал он.
Там, куда многие годы никто не заглядывал, сохранилась доска с короткой надписью “Роан и Клер”.
– Рони вырезал это, – пояснила я, – я обнаружила это после того, как он исчез.
Я взяла доску с собой. Теперь она лежала у меня в ящике комода.
Никто не сказал ни слова.
* * *– Ты теперь будешь жить здесь? – спросила Аманда во время очередного воскресного сборища. – Да? – она настойчиво добивалась ответа. – Всегда?
– Не знаю. Пока живу.
Аманда погладила завиток розового цветка на керамической вазе, стоявшей между нашими креслами.
– Знаешь, бабушка занята своей керамикой, дедушка постоянно в разъездах, тетя Луанна, тетя Симона и тетя Джинджер работают. У них еще и дети. А ты сейчас не работаешь, и детей у тебя нет. Можно, я будут приходить играть с тобой?
– Конечно, с удовольствием. А когда я совсем состарюсь, я буду жить с тобой и твоими детьми. Буду притворяться, что я еще одна бабушка. – Я стряхнула крошки от пирога со своих джинсов. Пальцы почувствовали сквозь довольно плотную материю рубец шрама. – А когда я умру, тебе останутся мои деньги.
– 0кей, – усмехнулась она. – Мне даже все равно, есть ли у тебя деньги. Тетя Арнетта говорит, что у тебя будет хотя бы пенни, когда рак на горе свистнет. Что это значит?
