Татьяна Тронина - Свидание под дождем
Зоя откинулась назад, закрыла глаза. «Двое детей, Костя и Лена. Хоть и не совсем малыши, но… им еще далеко до настоящей самостоятельности. Нет, если с Ниной что произойдет, я не имею права их бросать. Появится ли когда-нибудь Юрий? Неизвестно. Но в любом случае эти двое пока на мне. И, возможно даже, именно мне еще много лет, пока они не встанут на ноги, присматривать за ними. И третий вот еще», – она посмотрела на свой живот.
Житейская логика подсказывала Зое, что, случись чего с Ниной, она и с племянниками с трудом справится – и финансово, и физически, ведь у балерины мало свободного времени, нагрузка тяжелая. Если Юрий не придет на помощь, то придется искать няню для них. Которая бы кормила их, забирала из школы в будущем, проверяла уроки… Или же Зое придется пожертвовать своей карьерой и уйти из профессии. Забыть о балете.
При таком раскладе рожать третьего, своего собственного, ребенка просто безумие. Ведь Зое помощи совсем неоткуда ждать.
Зоя лежала на диване, не в силах заснуть. Пыталась представить будущее. А что, если все сложится не столь ужасно и жизнь начнет развиваться не по самому грустному сценарию? Нина вернется домой, подлечившись, и проживет еще долго. Нина – клуша и наседка, весь смысл жизни у нее в детях… Она умоляла Зою оставить ребенка.
Если Нина, как и обещала когда-то, станет помогать Зое с ее малышом, хотя бы первое время? Конечно, няньку все равно придется нанять, чтобы сестра не перетруждалась, с ее-то слабым здоровьем, но зато Зоя сможет посвятить всю себя балету. Все заработанное ею пойдет в общий семейный фонд. Тяжеловато придется, но разве станет легче жить, если все время помнить о том, что избавилась от собственного дитя?
«И зачем мне это искусство – если оно само по себе? Да, поклонение публики, овации и цветы – это приятно, но разве не приятнее, когда тобой гордится твой родной ребенок? Господи, но времени-то на воспитание у меня совсем не будет…» – осадила саму себя, сморщилась Зоя.
Потом вдруг вспомнила их с Ниной деда, Ивана. У того отца не было – погиб на войне. Лишь портрет на стене. Но эта гордость сына – за отца… Если ребенок знает, что его мать и отец любят его, готовы умереть (или уже умерли) за его счастье, разве это не главное в воспитании? Это, конечно, крайность, но в любом случае, чтобы вырастить хорошего человека, разве обязательно круглые сутки проводить с ребенком? Не эту ли мысль пыталась донести до Зои когда-то Нина?
Зоя размышляла долго, мучительно, перебирая возможные варианты развития событий. Что будет, например, если появится Глеб и захочет участвовать в судьбе их с Зоей малыша? Да пожалуйста! Главное, удержать характер в узде и не разругаться опять с отцом своего ребенка… А если Глеб так и не появится? Ну, Бог ему судья. Главное, не отравлять саму себя злобой и ненавистью и не передавать этот тяжкий груз собственному ребенку. Ни на кого никогда не надо обижаться, надо просто выбирать ношу по себе. «Кстати, можно попытаться восстановиться в своем старом театре. Не струсить, прийти к нашему худруку, Райкову, рассказать как есть… Он же нормальный дядька, тем более что я от работы никогда не отказывалась…»
«А что было бы, если бы я ничего никому не сказала и просто избавилась бы от ребенка? Я бы оказалась на сцене «Российского балета». И танцевала бы… Я стала бы счастливее?»
Зоя вздохнула. «Может, и не стала бы. А что! Я бы, возможно, совсем сошла бы с ума, если бы один балет стал смыслом моей жизни. Наплевала бы на племянников – пусть растут себе в приюте, случись что с Ниной, жила бы без собственного ребенка… И рано или поздно спрыгнула бы с высоты, в этом безумном желании – полететь, как настоящая птица. Кто разберет – где падение, а где полет? Я ведь этим утром уже была в одном шаге от бездны».
Зоя закрыла глаза.
«В сущности, меня сегодня спасла Нина. И… и он, – она положила руки на живот. Если родится мальчик, я назову его Ваней. Иваном, в честь дедушки… – засыпая наконец, подумала Зоя. – А если девочка? Назвать Ниной? Ох, пока не знаю, надо с сестрой посоветоваться…»
* * *Куда уходит любовь? Почему вдруг забываешь о человеке, который еще недавно занимал твое сознание целиком и полностью? Непонятно.
А может, это и не любовь была вовсе, а лишь морок, наваждение… Ведь, если вспомнить, Глеб никогда не давал Арине надежды, ускользал от объяснений. И только в их последнюю встречу почему-то заговорил вдруг о чувствах. «Даже не о чувствах, – поправила себя Арина. – А о том, что мы с ним могли бы стать парой, или как там он сказал? Что-то такое скучное, что только от головы могло идти, но не от сердца… Наверное, он переживал расставание со своей Зоей и думал, что это проще сделать рядом со мной. Никакой любви ко мне он не чувствовал. Смотрел на меня уныло, словно заставляя себя… Я ему даже не нравлюсь! Глеб, конечно, человек вежливый, деликатный, но при всей его хваленой тактичности он недоволен тем, как я выгляжу, как одеваюсь… Когда мы с ним были друзьями, он молчал, поскольку его лично это не касалось, а в тот вечер после открытия галереи предложил мне стать его парой и сразу же принялся намекать мне на мои недостатки. Его недовольство мной прорывалось в каждом его слове. Неужели он надеялся в будущем переделать меня под свой вкус? Но это же глупо – переделывать взрослого, уж сложившегося человека! Либо любишь и принимаешь со всеми потрохами, либо идешь себе стороной…»
Еще недавно Арине казалось, что Глеб мог бы стать ей идеальным супругом. В первом браке она страдала от того, что муж совсем не говорил с ней по душам, она с ним словно с глухой стеной пыталась общаться. Молодая женщина считала, что счастье – это когда ее способны выслушать, понять. Но почему же она решила, что именно Глеб способен ее слышать и слушать? Да ничего подобного!
Если проанализировать их общение, то говорил только Глеб, и только о себе, о своих планах, мыслях и чувствах. Мысли и чувства Арины его совсем не волновали, он лишь из вежливости позволял ей высказываться.
Она подстраивалась под Глеба, а вот он под нее – никогда. Плохо ли это – подстраиваться под другого человека? Наверное, нет, если не приходится ломать себя в чем-то важном, но процесс должен быть хотя бы обоюдным.
В сущности, лишь Тим по-настоящему беспокоился об Арине. Тима интересовала сама Арина, а Глеба – способность Арины его выслушивать.
Словом, вся эта безответная любовь к Глебу – просто фикция. Выдумки давно одинокой, не особенно счастливой женщины. Как и первый брак Арины – тоже какой-то ненастоящий, надуманный, что ли.
Вот с Тимом все случилось по-настоящему, в ту ночь с ним и желание, и волнение, и восторг, и злость… Ее чувства тогда шли от сердца, от души, а не от головы. Какое-то священное безумие… Получается, у Арины лишь одна эта ночь с Тимом и была счастливой во всей ее женской жизни. Одна ночь любви. Всего одна ночь – за целую жизнь.
