Ирина Надеждина - Такие разные сны
– И что я должна буду увидеть?
– Ничего, – Николай шумно вздохнул и потушил окурок в пепельнице. – Ничего. Просто очнись. Умер Дима, а ты жива, и жить тебе ещё достаточно долго. Заживо похоронить себя не получится.
– Я не хороню себя заживо.
– По-моему, не просто хоронишь.
– Это только по-твоему, Коленька, – Вика вымученно улыбнулась.
– Да не только! Ещё раз повторю – никого ты не предаешь. Тебе за всё, что ты сделала для Димки за то время, что была с ним, все мужики на сто лет вперед простились.
– Перестань, Коленька, я ничего не хочу и никого не хочу.
– Точно… – произнес с досадой Николай и потер ладонью лоб. – Знал я, что ничего у меня не выйдет… напрасный это разговор.
– О чем ты? Почему ты так расстроился? Скажи, если я тебе в тягость…
– Совсем ты, зайка, чокнутенькая стала, – он тяжело вздохнул. – Что ты ещё придумаешь? Кому ты в тягость? Я тебе когда-то положение вещей уже объяснял. Могу объяснить ещё раз.
– Не стоит, я прекрасно помню, о чем ты мне говорил.
– Вот и хорошо, – он взял Вику за руку и, ласково поглаживая её кисть, сказал. – Зайка, ради Димки, не делай глупостей… Ладно? Ведь для него самым страшным было тебя потерять. Ну, вышло так, нет его больше… Думаешь хотел он тебя и младших оставлять?
– Знаю, что не хотел…
– Вот видишь… А от судьбы ведь не уйдешь. Про левачок твой я говорить не буду, это так, чтоб гормоны в голову не били… Я тебе о том, кто не только для тела, а и для души будет. Не бойся вокруг оглянуться. Ты же только пытаешься на свет высунуться и тут же назад. Ты меня понимаешь?
– Понимаю, – чуть слышно ответила Вика.
– Вот и прекрасно, вот и умница, – он поцеловал её руку. – Всё будет хорошо?
– Да, – кивнула Вика и, после паузы, глядя вниз, спросила. – Коля, про какой ты левачок говоришь?
– Про главврача твоего, Мишаню Орехова. Разве нет? – он пристально посмотрел на Вику. – Это у тебя, как говорят, мужик для тела. Ты его по-другому и не воспринимаешь. Грешишь с ним от случая к случаю, чтобы совсем плохо не становилось. Ты не волнуйся, он никому этого не говорил.
– Тогда откуда ты знаешь?
– А ты не догадываешься? – Николай снова шумно вздохнул. – Ведь догадываешься… Это у вас примерно через месяц началось, после того, как ты в интернатуру пошла.
– Да… – автоматически ответила Вика и обеспокоено спросила. – Ты что такой бледный? Тебе плохо?
– Ничего, пройдет… Сердце поджимает, – он посмотрел на Вику почти умоляюще. – Так мы договорились? Обещаешь? Прошу тебя, не хватит у меня сил ещё раз такой разговор завести…
– Обещаю, – чуть слышно ответила Вика. – А сейчас мне пора.
– Вика, ты обиделась?
– Нет, – она ласково взглянула на Николая. – Ты, Коленька, прав, я действительно теперь собственной тени боюсь.
– Домой приедешь, Игорю позвони. Он сегодня спрашивал, как ты.
– Ему что, тоже что-нибудь приснилось?
– У него спросишь при встрече. Я не знаю. Просто спрашивал, как ты.
– Хорошо, я перезвоню.
– Вика… – сказал Николай, когда она была уже возле двери. – Он обещал завтра приехать. Ты не против?
– Не против. Я вечером обязательно перезвоню.
– Поболтай ещё пару минут с Люсей, я хоть на племянников посмотрю, – Николай тоже поднялся со своего места.
Вика вернулась на кухню, где заканчивал обедать Дима. Людмила обеспокоено взглянула на неё. Вика села на прежнее место и, улыбаясь, спросила:
– Люсенька, ты мне ещё чайку нальешь?
– Конечно.
– Мы с тобой успеем ещё чуть-чуть поболтать, пока Коля с младшими пообщается.
– Димка, ты чай будешь? – спросила Людмила у сына.
– Не, ма, спасибо, спешу… – Дима поднялся из-за стола. – Я и так уже опоздал. Вернусь часиков в одиннадцать. Тетя, пока.
– Пока, племяш.
Дима ушел. Несколько минут Людмила и Вика молчали. Людмила всё так же обеспокоено смотрела на Вику. Наливая чай в чашки, она спросила:
– Что произошло? О чем вы там с Колей говорили, что ты белее мела стала?
– Люся, а как он сегодня спал? – вместо ответа на вопрос, спросила Вика.
– По-моему, не особенно хорошо. Проснулся среди ночи и за сигарету схватился. Пока закуривал, руки тряслись. Спрашиваю, что случилось, говорит, что снилось что-то, что именно, так и не сказал… – Людмила выглядела испуганной. – А что?
– Всё то же… – тяжело вздохнула Вика. – Боже, что же мне делать?…
– Давай завтра поедем. Сама же видишь – нужно поехать.
– Давай… – покорно согласилась Вика.
– Куда это вы ехать собрались? – входя в кухню, поинтересовался Николай.
– У нас с Викой завтра утром свои дела. До того, как ехать на дачу успеем вернуться. Ты завтра утром в офис едешь?
– Еду. Часов до двенадцати там буду. Тебе водитель нужен?
– Мы можем воспользоваться Стасиком, – сказала Вика.
– Да, мы воспользуемся Стасиком. Ты только утром разбуди меня, чтобы я не проспала.
Глава 42
Вика приехала на работу. В свете всех последних событий она себя чувствовала совершенно разбитой. Несколько раз за сегодняшний день у неё возникало ощущение, что она потихоньку сходит с ума. Ночные события казались то бредом, то мистикой. Потом, ещё и признания Николая. По пути на работу она пыталась найти разумное объяснение тому, как Николай узнал о её связи с главврачом. Об этом знали только она и Михаил.
Началось всё действительно примерно год назад. Тогда с ужасом Вика стала замечать, что ей Дмитрия не хватает не только, как говорил Николай, для души, а ещё и для тела. Ей начали сниться сны, в которых она, как минимум, целовалась. Максимум… Она просыпалась и чувствовала себя извращенкой. Стоило увидеть на улице целующуюся парочку, а ещё лучше какую-нибудь постельную сцену в фильме, у неё начинала кружиться голова, руки и ноги становились ватными. Выход, конечно, был – можно было всё решить очень быстро. Стоило только ответить на робкие попытки ухаживаний со стороны однокурсников, а то и преподавателей, или знаки внимания некоторых знакомых. Но Вика старательно не реагировала на эти попытки и панически боялась, что её попросту начнет трясти, если кто-нибудь попытается взять её за руку или, ещё хуже, в шутку, приобнять. Ещё она боялась, что её состояние кто-нибудь заметит, что станет нервной, ещё… Чего ещё только она не боялась? Она действительно боялась сама себя.
В институте за ней закрепилась слава фригидной монашки, а среди знакомых – вдовы, которая, не смотря на молодость, принесла себя в жертву памяти о муже. В какой-то степени, так оно и было. Вся надежда была на то, что когда начнется интернатура, она будет уставать сильнее, чем в институте, и ей станет не до того. Надежде суждено было остаться только надеждой, а её мучениям продолжаться. Усталость не спасала.
