Ариадна Борисова - Когда вырастают дети
Мама встретила его в порту одна и на вопрос об Эдуарде Анатольевиче уклончиво ответила:
– Он на работе.
Домой отправились на автобусе. В Китае Принц путешествовал всего неделю, и за эту неделю Мама успела развестись с его приемным отцом. От Эдуарда Анатольевича в доме ничего не осталось, кроме деревца с мясистыми листочками, которое он любовно называл «денежным».
Не сказать, чтобы Принц сильно опечалился, но Мама неуловимо изменилась. От ее выдержанного лица, от спокойных, как всегда, движений и слов веяло чем-то горестным.
– Вы развелись из-за меня? – спросил Принц за ужином с непривычным для позднего времени медовым тортом.
– О нет, не думай так, – вздохнула Мама. – Мы с Эдуардом перестали понимать друг друга давно, до твоего у нас появления. В молодости очень любили друг друга… а поженились – и через несколько лет я в нем разочаровалась. Наверное, и Эдуард во мне. Но мы еще любили… еще долго надеялись, что все уладится, и пытались сохранить семью. Оказалось, напрасно… Он неплохой человек, незлой, умный, по-своему совестливый и порядочный, да ты и сам знаешь. Мы просто слишком разные.
Мама уставилась в окно на ближнее дерево, но, кажется, его не видела. Снова заговорила:
– Надеюсь, мой пример послужит тебе предостережением. Если ты, когда вырастешь, встретишь красивую девушку, и она вдруг покажется тебе лучшей в мире, не спеши с женитьбой, пока не присмотришься. Может обнаружиться, что она совсем не та, за кого ты принимал ее поначалу. Люди на первых порах всегда стремятся понравиться друг другу, а потом, в совместной жизни, в характерах супругов начинают проступать и раздражать их всякие мелочи. Досадные, обидные мелочи, не замеченные раньше, срастаются в снежный ком и ранят, и рушат… Так случается у взрослых, мой мальчик.
– Русалочка ничем меня не раздражает, – сказал Принц. – Я женюсь только на ней, когда вырасту и найду ее.
О фокуснике он уже не упоминал. Помедлив, добавил:
– Если найду.
Мама промолчала. Они оба не отличались большой разговорчивостью, мать и сын.
Эдуард Анатольевич сам настоял на алиментах и сам привозил Маме определенную сумму каждый месяц, но, насколько Принц знал, не интересовался его жизнью.
* * *С человеком, давшим ему свою фамилию, он поговорил в последний раз, став почти взрослым юношей, в год окончания школы. Мизансцену дома застал такую: Мама неподвижно сидела в зале на диване, обняв колени, в наэлектризованном оцепенении, вызванном, очевидно, прошедшей без Принца ссорой; Эдуард Анатольевич, насвистывая молодежную песенку, плавно покачивался с пятки на носок у окна. Смотрел вниз на свой новый автомобиль. Во дворе Принц сразу обратил внимание на крутой «БМВ», красующийся у подъезда. Надвинув на лоб козырек кепки, в машине спал шофер. Очевидно, Эдуарду Анатольевичу удалось высоко взлететь на коммерческой «новорусской» волне.
Белокурые волосы его поредели и потеряли былое сияние, он располнел, но, несмотря на незнакомую корпулентность, выглядел по-прежнему красивым и здоровым. Мама, в свитере и старых «левайсах» Принца, казалась рядом с Эдуардом Анатольевичем подростком. В последнее время она сильно похудела, предпочла всем платьям-юбкам джинсы и перестала подкрашивать волосы, поэтому темно-русые с золотом пряди стали наполовину серебряными – седыми, что нравилось сыну. Наверное, только ему. Он любил ее, какой бы она ни была, и беспокоился за нее. Недавно врачи диагностировали у Мамы ишемическое заболевание сердца.
Беседовали не так уж долго, но за окном уже разыгралась маленькая трагедия дня и вечера. Крича голосами детей во дворе, день не хотел уступать, а вечер крался из углов и тихой сапой захватывал в тень все больше территории. Скоро гостиная утонула в сумерках и Принц включил свет.
– Уезжаю навсегда, – сказал Эдуард Анатольевич. – Вряд ли еще свидимся. Вот, принес деньги.
С этими словами он одну за другой выложил на стол перед Принцем три толстые пачки, и на лаке столешницы заиграли зеленовато-белые блики.
– Здесь довольно для учебы в приличном институте и приобретения настоящего дела. Дальше сам раскрутишься. А если выучишься на архитектора, как мечтал, деньги вам с Мамой все равно пригодятся. Их никогда не бывает много, они и крезам под мышками не жмут…
Мама слушала, упершись подбородком в джинсовые колени, и неприязненно думала, что муж и тут любуется собой…
Предупреждая невнятное движение Принца, Эдуард Анатольевич с горечью воскликнул:
– Не отказывайся! Я – торговец до мозга костей, «человек купи-продай», как утверждает твоя Мама… Возможно, так и есть, я не умею по-другому, но не привык оставаться кому-то обязанным. Это не просто деньги – это мой долг, сними его с меня, парень. Я не смог стать тебе отцом, хотя, видит Бог, искренне верил, что стану. Возьми, и я буду считать, что долг мною оплачен… и прощен.
– Спасибо, – поблагодарил Принц. Врач, обследовавший Маму, обмолвился о возможном хирургическом вмешательстве, а операции нынче дорого стоят…
Зеленые пачки месяц лежали в банке. В жестяной банке из-под чая на полке в кухонном шкафу. Когда в городе поползли слухи о квартирных кражах, Мама испугалась и переложила деньги в морозильную камеру. Полагала, что туда воры точно не сунутся.
При полной семье холодильник всегда был набит до отказа. Боязнь недоедания сидела у мужа Мамы в «печенках генов» – так он сам над собой шутил. Его бабушка жестоко голодала в войну. Поддатый после какого-то праздника, он однажды рассказывал о ней и плакал. Принц хорошо его понимал – у него тоже была когда-то бабушка…
Битая жизнью столовская повариха, бабушка Эдуарда Анатольевича представляла общество длинным столом: кому-то достается верхняя роскошь, обслуга довольствуется остатками, низший кухонный состав – объедками, иным и вовсе ничего не перепадает. Женщина, вырастившая внука одна, добросовестным ремнем вбила в него четкие позиции. Следуя им, Эдуард Анатольевич не доверял никому, полагался во всем на себя и не оставлял за собой ни долгов, ни следов…
Он испарился, как вечерняя дымка над озером, оставив ее, эту печальную дымку, в Маминых мыслях.
* * *Что Принц, что Мама относились к столу без трепета: есть вкусненькое на обед – отлично, нет – переживем. Мама, правда, любила дорогой кофе, где-то заказывала и получала в бандеролях драгоценные зерна. Но врач категорически запретил кофе. Потом, учась в другом городе, Принц звонил Маме и первым делом спрашивал:
– Как себя чувствуешь? – а заканчивал разговор полумольбой-полутребованием: – Прошу тебя, кофе не пей!
– Ладно, – смеялась она. Слыша в смехе несвойственную ей натянутую кокетливость, он в отчаянии думал: «Лжет».
