Ольга Егорова - Лекарство от любви – любовь
Но заснуть не получилось – может быть, виной тому было отсутствие успокаивающего тепла, которое таким волшебным образом повлияло на нее вечером. Вечером она заснула, наверное, за одну минуту, а теперь заснуть никак не получалось. У нее вообще редко получалось засыпать в чужой квартире – почти целый год ее мучила бессонница в Париже, она с огромным трудом привыкала к незнакомой кровати, к незнакомому Жану, спящему рядом, к незнакомым запахам и звездам за окном, которые тоже казались ей чужими.
К тому же было ужасно неудобно перед Германом. Что она скажет ему утром? Мало того что пришла без приглашения, навязалась, можно сказать, так еще и заснула, заняв единственное спальное место в квартире, и кота присвоила…
Тихонько поднявшись с дивана, она на цыпочках прошла к двери и, потянув металлическую ручку, приоткрыла ее. Дверь открылась, не издав, к счастью, ни одного звука. Сделав еще несколько беззвучных шагов, Кристина оказалась на кухне, где и обнаружила Германа, спящего на раскладушке. А рядом с ним, положив крупные лапы на его ладонь, спал кот.
Картина была трогательной. Захотелось провалиться сквозь землю, узрев все это безобразие, виной которому была она сама. Два бесприютных существа, примостившихся на старой жалкой раскладушке возле кухонной плиты, – немой укор, воззвание к совести, которую она, кажется, где-то потеряла…
Мысленно чертыхнувшись и обозвав себя «беспросветной нахалкой», Кристина вернулась в комнату. Сняла с дивана плед, снова вернулась на кухню, накрыла пледом Германа и половинку кота, который таращился светящимися в темноте глазами, с некоторым удивлением наблюдая за ее манипуляциями.
Оставалось только забрать из комнаты сумку. Неслышно ступая, она пробралась в прихожую. Провела растопыренными пальцами по волосам, взяла в руки туфли и босиком прошмыгнула в коридор. Придерживая пальцем язычок английского замка, осторожно захлопнула дверь. Спустилась на два этажа на цыпочках, надела туфли и быстро побежала вниз по ступенькам, отгоняя прочь запоздалую мысль о том, что надо было бы оставить Герману записку.
– Сумасшедшая, – снова прошептала Варя, отключив телефон, и снова посмотрела на часы. Двадцать минут четвертого – самое время, чтобы поинтересоваться ее самочувствием и пожелать спокойной ночи. Наверное, более уместным было бы пожелать «доброго утра», учитывая то, что будильник накануне был поставлен на половину седьмого. Стоило ли досыпать оставшиеся жалкие три часа?
Впрочем, обиды Варя не чувствовала. Помнила еще со студенческих лет про вещие сны, которые время от времени снились Кристине. Никому, кроме Вари, она об этих снах не рассказывала. Наверное, просто потому, что сама боялась этих снов. Увидела однажды во сне похороны Капитолины Багратионовны Севрюхиной, старой преподавательницы иностранного языка, самодурки, каких поискать, – тихой ненавистью ненавидели ее все студенты, и Варя долго смеялась, когда Кристина в красках описывала эти торжественно-нелепые похороны накануне экзамена по английскому. А на следующий день они пришли на экзамен и узнали, что его отменили, потому что Капитолина Багратионовна ночью скоропостижно скончалась от сердечного приступа.
С тех самых пор Кристина стала бояться своих снов. Хотя в принципе далеко не всегда они сбывались. Невинные пророчества в виде погодных явлений Кристина щелкала, как семечки. Если она утром говорила: «Мне снился снег», то к обеду, максимум к вечеру, снег уже послушно падал с неба, невзирая на то что на дворе стоял конец апреля. Кристина предсказала однажды, увидев во сне, свадьбу общей знакомой. Напророчила, давясь слезами, подкатившими комком к горлу, смерть собственной кошки, которая упала в тот же вечер с балкона девятого этажа.
«Интересно, что ей приснилось на этот раз? – размышляла Варя, вспоминая ночной звонок. – Наверное, что-то совершенно ужасное, если она решила позвонить среди ночи… Что-то ужасное случилось со мной. Ерунда какая, что со мной могло случиться?»
Опустившись на постель, она накрылась пледом, закрыла глаза и попыталась снова заснуть. В комнате заворочался Никита, что-то забормотал – Варя прислушалась, собираясь встать, но бормотание его уже стихло, он снова тихо засопел.
Варя улыбнулась. Нет, несмотря на этот ночной звонок, разбудивший ее ни свет ни заря, настроение все же было замечательным. Ее настроение с этим ночным звонком было никак не связано, оно от него никак не зависело. Даже если бы Кристина позвонила ей за ночь пять или десять раз, она все равно не смогла бы испортить ей настроение.
Вернувшись из парка, весь остаток вечера она провела с Никитой. Слушала его восторженные рассказы про приключения Алисы Селезневой и была посвящена в секретные планы строительства машины времени. На душе было тихо и спокойно – она даже не помнила, когда в последний раз с ней случалось такое. Тихий вечер за окном, приглушенный звук телевизора – последние вечерние новости, последний вечерний сериал…
Все это она наблюдала как бы со стороны, тихо улыбаясь чему-то. Даже мать, Галина Петровна, заметив эту ее улыбку, практически не сходящую с лица, поинтересовалась тихонько:
– Что это с тобой, Варя? Улыбаешься так, как будто… Как будто влюбилась… Ты где была-то?
Варя в ответ рассмеялась и ничего не ответила. Обманывать мать не хотелось, а к тому, чтобы рассказать ей правду, она была пока не готова.
Вот и сейчас, лежа в постели, разбуженная в половине четвертого утра неожиданным телефонным звонок подруги, она улыбалась. Тихонько улыбалась, прислушиваясь к дыханию сына в комнате за стеной, и вспоминала о том, что собиралась, вернувшись домой, первым делом избавиться от фотографии Паршина.
Теперь эта затея казалась смешной и нелепой. Как будто и в самом деле, избавившись от фотографии, можно было избавиться от прошлого. А ведь она верила в это, еще несколько часов назад верила. Что же изменилось, что случилось с ней за эти несколько часов?
Наверное, что-то случилось, если теперь фотография Паршина, лежащая в кошельке, ее совершенно не беспокоит. Абсолютно не беспокоит и новый зонт, купленный в магазине как символ начала новой жизни, кажется всего лишь зонтом, и не более. Не важен больше ни зонт, ни старая фотография, а важно другое.
«Почему он не позвонил?» – в который раз подумала Варя, покосившись на телефонный аппарат. Не отдавая себе в этом отчета, она весь вечер ждала звонка. Ей почему-то снова хотелось услышать голос Германа, хотя бы несколько слов, хотя бы «спокойной ночи», банальнейшее «спокойной ночи», и сказать те же два слова в ответ…
Как в детстве, когда Варя лежала в комнате, притихшая, и ждала, когда зайдет мама, поцелует в щеку и скажет «спокойной ночи». Без этих слов Варя заснуть не могла. Они как будто были пропуском в волшебный мир ее детских снов. Вот и теперь – как в детстве. Тикают часы на стене, за окном редкие ночные звуки, а она лежит в постели и ждет…
