Элли и арфист - Прайор Хейзел

Я начинаю любить эту птицу. Фазан непревзойденный слушатель, и это огромное облегчение – говорить с кем-то, кто тебя не понимает.

– Финес, как ты думаешь, я правильно поступила, уйдя от Клайва?

Он проглатывает семечко, не обращая внимания на того, кто его кормит.

Я понятия не имею, пытался ли Клайв меня найти, предполагает ли он, что я уехала к Кристине или Вик. Интересно, сожалеет ли он о том, что порвал мои стихи, скучает ли по мне?

– Я так старалась продолжать его любить. Я старалась изо всех сил! Но, понимаешь, вместо того, чтобы облегчить мне задачу, он только все усложнял. Да, усложнял.

Финес искоса смотрит на меня.

– Ладно, признаю, я и сама не была безупречна.

Птица доедает остатки семечек и снова смотрит на меня в надежде на добавку.

– Я очень, очень не хочу, чтобы он думал, что я была неверна. Но, полагаю, он именно так и думает, особенно теперь, когда я сбежала. Надеюсь, с ним все в порядке. Я имею в виду, что он в последнее время очень много пьет. А теперь ему будет еще хуже. Он будет в ужасном состоянии. Я знаю, он меня любил. Несмотря на все обиды.

Финес заскучал и начал отходить. Я предлагаю ему еще одну горсть птичьих семян. Мне нужно, чтобы он остался.

– Финес, послушай! Я не знаю, что делать. Я оторвалась от своей скалы, но теперь меня уносит течением, и я понятия не имею, где окажусь. Думаю, я рвану на север, чтобы обсудить все это с Вик. Но перед этим мне придется вернуться домой и забрать свои вещи. Дело в том, что пока я не могу заставить себя это сделать.

У меня было время подумать и понаблюдать. Дэн не проявлял никакого желания возобновить отношения с Родой, что не может не радовать. Но и ко мне он не проявлял особого интереса, если не считать крепкой дружбы. Я должна посмотреть фактам в лицо.

Я вытираю глаза.

– Я больше не могу ему навязаться, не так ли? Теперь у него есть сын.

Я глажу Финеса по голове, желая, чтобы у меня прибавилось решимости.

Я вздрагиваю, услышав шум двигателя. Финес убегает с встревоженным криком. Я быстро встаю. Прямо на меня в своей машине едет Клайв. Я раскрываю рот. Он тормозит в сантиметрах от меня. Я стою, застыв на месте. Как же он разозлится, обнаружив меня здесь…

Меня охватывает ужас и жгучий стыд, как будто он застукал меня за безудержным сексом с Дэном. Лицо Клайва полыхает гневом. В его глазах – ярость. Даже через лобовое стекло я вижу, как дергается мышца на его лбу. Он разворачивается, едва меня не задавив, ускоряется и с ревом уносится прочь.

Я вся дрожу.

Мое присутствие здесь он воспримет как подтверждение своих худших подозрений. Я знаю, что так и будет.

Клайв – гордый человек, и когда его обижают, он взрывается. С ужасающей, пронзительной уверенностью я чувствую, что он жаждет мести. Как тогда, много лет назад, когда ему изменила Джейн. Он взял молоток и уничтожил то, что она любила больше всего на свете.

А больше всего я люблю…

О, господи, господи!

41

Дэн

Токарный станок работает, и я надеваю наушники. В этот момент в амбар вбегает Элли, ее лицо белоснежное, как лилия, руки жестикулируют, а рот выговаривает быстрые слова.

Я останавливаю токарный станок и снимаю наушники. Спрашиваю, в чем дело.

– Дэн! – кричит она. – Мне нужно уехать, немедленно! Клайв был здесь, только что, минуту назад, и он меня видел.

Интересно, зачем Клайв был здесь, и если он был здесь всего минуту назад, то почему его нет здесь сейчас? Естественно, раз он сюда заезжал, то его целью было либо навестить меня, либо навестить Элли, но ни того, ни другого он, похоже, не сделал. И почему Элли вдруг собралась уезжать? Неужели она хочет вернуться к нему? Все это очень тревожно и запутанно.

Я не знаю, какой вопрос задать ей в первую очередь, но прежде чем я успеваю задать хоть один из них, у Элли начинается приступ кашля. Круги под глазами расползаются; белоснежное лицо приобретает зеленоватый оттенок; глаза наполняются слезами. Она опускается на пол.

– Дэн, можешь принести ведро? Меня тошнит, – бормочет она.

В доме всюду гаснет свет. Перебои с электричеством в это время года здесь не редкость. На такой случай я держу в ящике верстака большой запас свечей.

Я зажигаю несколько свечей и как можно скорее приношу Элли ведро. Она нависает над ним.

Я бегу за одеялом и оборачиваю его вокруг ее плеч. Ее тело ледяное.

– Я должна… убраться отсюда… – настаивает она, с трудом поднимаясь на ноги.

Я говорю ей, что есть только одно место, куда она сейчас отправится, и это кровать. Не кровать из подушек и пледов на полу, а настоящая кровать. Моя кровать.

Ее снова рвет в ведро. В мерцающем свете я вижу, что оно наполняется слюной и какими-то бледно-коричневыми вонючими кусочками.

Обретя способность говорить, она произносит:

– Не мог бы ты бросить в машину мою сумку?

Я отвечаю, что ни в коем случае не стану этого делать. Что я сделаю, так это сопровожу ее наверх, уложу в постель и накрою дополнительным одеялом.

Она колеблется, почти соглашается, а затем останавливается.

– Клайв знает, что я здесь. Он… Я не знаю. Но мы должны сделать вид, будто я уехала. Пусть думает, что я где-то в другом месте.

Я говорю, что если идея состоит в том, чтобы заставить Клайва думать, что она уехала, есть простое решение: мы спрячем ее машину. Тогда он решит, что она уехала куда-то еще. Других улик, насколько я могу судить, нет.

Она колеблется.

– Где можно спрятать машину?

Я говорю, что если она хочет, я могу отвезти машину к Томасу. Он не станет возражать, если я поставлю ее рядом с его красным фургоном, на его подъездной дорожке.

– А если Клайв снова нагрянет сюда, ты откроешь ему дверь? И скажешь, что я уехала и больше не вернусь?

Я подтверждаю, что если она этого хочет, я так и сделаю.

– Да, я хочу этого. И произнеси это так, как будто это правда, Дэн! Обещай!

Она выдавливает слова с усилием, ей явно тяжело говорить.

Лгать я не умею, но она непреклонна. Я обещаю выполнить ее указания при условии, что она немедленно ляжет в постель и постарается расслабиться.

Она позволяет мне отвести себя в комнату и уложить в постель. Я зажигаю еще одну свечу и вставляю ее в резной деревянный подсвечник на прикроватной тумбочке. Пока Элли переодевается в ночную рубашку, я приношу из маленькой комнатки ее плед. Ей нездоровится, совсем нездоровится, и ей нужно согреться. Я укрываю ее пледом поверх одеяла. В тусклом мерцании свечи ее лицо по-прежнему выглядит помятым и расстроенным.

– Поезжай и перегони машину. Дэн, пожалуйста, скорее! Прошу!

Я беру у нее ключи от машины и уезжаю.

Томас предложил мне зайти и выпить, но я отказался. Я объяснил, что Элли, эксмурская домохозяйка, лежит в моей постели, и мне лучше вернуться к ней как можно скорее. Он посмотрел на меня с блеском в глазах и произнес:

– Ну, в таком случае, приятель, тебе, конечно, лучше оставаться трезвым. Если хочешь, я могу тебя подвезти, дружище.

Однако жена Томаса Линда, крупная и свирепая женщина, заявила, что ужин уже ждет его на столе и она ни за что не станет его разогревать, когда он вернется.

– Извини, приятель, – пробормотал он.

Хорошо, что я не забыл взять фонарик. Дороги все обледенели. Снегопад прекратился, но в луче фонарика я различал небольшие разводы и линии снега по краям всего, что попадалось мне на глаза. На чистом небе сверкали звезды, как в ту ночь, когда я узнал, что у меня есть сын.

Если бы этим вечером я попытался сосчитать звезды, то, вероятно, добился бы большего успеха. Яркая полоса Млечного Пути тянулась по небу над дальними соснами. Она стала бы отличной отправной точкой для подсчета. Но сейчас я решил не считать, потому что хотел поскорее вернуться домой и проверить, все ли в порядке с Элли.

На возвращение от Томаса у меня ушло двадцать шесть минут.