Джулия Фэнтон - Великосветский прием
– Ну, что скажешь? Можешь помочь мне советом?
Александра прошептала:
– Надо, чтобы внутри... понимаешь... как будто пробежала судорога.
– Что?
– Ну, в самом конце внутри все сокращается, оттуда по телу расходится сладостная дрожь. Если опять придется притворяться, надо будет, наверно, так и действовать.
Джетта была озадачена:
– Каким образом?
Александра коротко рассмеялась:
– Джетта, у тебя, как и у всех, внизу есть мышцы. Ты же их сокращаешь, когда, к примеру, ходишь в туалет.
– Поняла. Это у меня получится.
– Дыши учащенно, слегка постанывай. Можешь вообще дать себе волю и делать, что в голову придет. Если не сдерживаться, то вообще легче достичь кульминации. Тот, кто стонет и даже кричит, продляет себе удовольствие. Наверно, при этом высвобождаются какие-то сдерживающие центры.
– Поняла, – сказала Джетта, покривив душой.
– Но самое главное, – добавила напоследок Александра, – старайся об этом не думать. Вообще не думай об этом.
* * *Вечером они втроем, как и в прежние времена, сидели у себя в комнате в спальном корпусе, сплетничали, смеялись, поддразнивали друг друга, а между делом красили ресницы и обсуждали, что надеть на ужин.
– Что происходит с Мэри-Ли? – спросила Джетта Александру, когда их подруга пошла в ванную, чтобы переплести косу. – Ее что-то гнетет. Да еще она так исхудала – все ребра можно пересчитать.
– Действительно, она сама не своя. С тех самых пор, как мы вернулись из Дейтоны. Мать все время пишет ей в письмах разные гадости, издевается, дразнит толстухой, всячески обзывает. Потом звонит по телефону и повторяет то же самое. А Мэри-Ли безропотно выслушивает, только повторяет: «Да, мама», «Нет, мама», «Прости, мама».
– Кошмар!
– Мэри-Ли так жаждет материнской любви, что готова проглотить любую обиду, – объяснила Александра. – Страшно подумать: родная мать только и думает, как бы побольнее ее уколоть. Мэри-Ли постоянно делает какие-то записи и прячет от меня тетрадку. Кроме того, она все время звонит кому-то по телефону, но не из нашей комнаты, а снизу, из вестибюля.
Джетта покачала головой.
– Прямо мистика. Может быть, хоть сегодня она разговорится? С кем же ей еще поделиться, если не с нами?
Однако после ужина к ним на огонек забежало несколько студенток. Они засиделись до половины четвертого, рассказывали о своих приключениях и выпили несколько бутылок вина.
На следующее утро Джетта прощалась с подругами на остановке маршрутного автобуса.
Мэри-Ли нервничала и суетилась. Она попросила Джетту:
– Если услышишь какие-нибудь сплетни про мою мать, сразу сообщи мне, ладно? Или, может быть, прочтешь о ней заметку в газете, пусть даже в несколько строчек, – вырежь и перешли мне. В службе информации такая услуга стоит слишком дорого.
Джетта искоса посмотрела на нее и ответила:
– Будь спокойна, все сделаю.
Она обнялась с подругами и добавила:
– Смотрите меня по «ящику», девчонки.
Джетта скользнула в автобус и опустила дымчатое стекло, чтобы помахать им на прощание.
Александра и Мэри-Ли стояли обнявшись. Джетта уезжала от них в свой далекий мир.
* * *Вернувшись в Беверли-Хиллз, Джетта с головой ушла в работу, решив навсегда вычеркнуть из памяти Нико, а вместе с ним и свои неудачи в постели. Зрительскую почту по-прежнему приносили ей мешками. Писем каждую неделю становилось все больше. Она несколько раз поймала на себе одобрительный взгляд режиссера, а однажды, к ее огромной радости, вся съемочная группа зааплодировала ей после особенно трудной сцены.
Прямо в павильон ежедневно доставлялись пышные букеты темно-красных роз для Дэррил Бойер. Их присылал ее жених, Ричард Кокс. Актриса расставляла их на столах у себя в гримерной и не убирала, пока они не осыпались. Отношения жениха и невесты были окружены романтическим ореолом: богатый, привлекательный мужчина встретил красавицу-актрису и влюбился без памяти с первого взгляда.
Показ сериала «Кэньон-Драйв» приостанавливали до осени, и бракосочетание было приурочено к окончанию съемочного сезона. В порыве великодушия Дэррил пригласила на свадьбу всю съемочную бригаду, от звезд первой величины до осветителей. Торжественный ужин был заказан в саду отеля «Бел-Эйр».
* * *Содержание последней серии, в которой рассказывалось об авиакатастрофе, держали в строжайшей тайне. Даже сами актеры не знали, кому из персонажей суждено выжить и вновь появиться на экране в следующем сезоне. В студии только и разговоров было о том, кого вычеркнут из сюжета. Все трое сценаристов как в рот воды набрали и целыми днями совещались за закрытыми дверьми.
– Не иначе как выбросят мою роль, – сетовала Памела, пока они с Джеттой ожидали своей очереди в костюмерной. – Мне уже за пятьдесят, а зрителям подавай молоденьких. Писем я получаю много меньше, чем Дэррил. Да и на что можно рассчитывать, когда под глазами мешки, а шея вся в морщинах?
– Ерунда, – возразила Джетта, – вас все любят. И никаких мешков под глазами у вас нет.
Памела грустно улыбнулась:
– Милая моя, если бы только под глазами! Я и сама уже почти как мешок. Правда, можно обнадеживать себя тем, что они пощадят единственную старушенцию в этом семействе. Бог даст, сколько-нибудь еще продержусь.
Однажды утром Джетта забежала в кабинку женского туалета. До нее донеслись два женских голоса: в туалет зашли покурить две гримерши – Линда, свидетельница ее стычки с Дэррил, и Тилли Милгром, которую нередко присылали в помощь Линде.
– С ума сойти, что делается, – говорила Линда. – Эта Дэррил Бойер всех переплюнула. Говорят, с ней спят и Расти Коула, и Бен. И ее собственный женишок.
Джетта боялась пошевелиться. Расти Коула был помощником продюсера, а Бен Мартильяна – главным оператором «Кэньон-Драйв».
– Она хоть с удавом в постель ляжет, лишь бы получить роль, – лениво сказала Тилли.
– Сейчас у нее одна забота: удержать свою роль. Она сегодня при мне разговаривала с Расти. Как ни странно, он ее внимательно слушал – наверно, она его здорово ублажает, – продолжала Линда.
– Ты так считаешь?
– Ну конечно. А услышала я вот что: первой, кто сгорит ясным пламенем в этой авиакатастрофе, будет Джетта Мишо. Жаль ее, симпатичная девчонка. Но Дэррил ее сожрет и не поперхнется. Знаешь ведь, как говорят: «Кто прогневал леди Дэррил...»
Наконец обе гримерши вышли из туалетной комнаты, оставив за собой густое облако табачного дыма.
Только тогда из кабинки появилась Джетта. Ее душила обида, на глаза навернулись слезы. Значит, ее роль выбросят из сценария. Она снялась всего лишь в восьми сериях; эта роль впервые дала ей возможность заявить о себе. Какая вопиющая несправедливость...
