Сюзанна Симмонс - Заманчивые обещания
Шайлер вздрогнула.
— О Боже мой! — прошептала она.
— Если бы ты еще чуть-чуть развела ноги… — попросил он, положив обе руки на внутреннюю поверхность ее бедер.
Шайлер выполнила его просьбу, расставив ноги на несколько дюймов. Этого ему было достаточно, чтобы сделать то, чего он так сильно жаждал. Он коснулся ее языком, сначала лишь дотрагиваясь, затем нежно покусывая и в конце концов сладострастно укусив ее.
Он чувствовал, как она дрожит от желания, от возбуждения, от не имеющей названия непреодолимой жажды. Когда он снова вернулся к ее рту и их губы слились в долгом пьянящем поцелуе, они оба едва держались на ногах.
Шайлер покачнулась.
— Я чувствую себя так странно…
— Я знаю, — ободряюще прошептал он.
— Я не думаю…
— Тебе вообще не обязательно сейчас думать, Шайлер. Нам обоим лучше сейчас обойтись без помощи рассудка.
— Я больше не могу стоять на ногах, — призналась она.
Он взял ее на руки и понес к постели. Откинув покрывало, он положил ее на простыню, и сам вытянулся рядом.
— Сейчас тебе уже не надо беспокоиться о том, чтобы удержаться на ногах, — произнес он и склонился над ней, касаясь губами ее рта, грудей, ее мягкого живота.
— Вот таким я представляла тебя, — прошептала она, неотрывно глядя на него своими золотистыми глазами.
— А так я представлял, как буду любить тебя, — ответил он, разведя ее бедра, скользнув рукой меж ее длинных прекрасных ног, пройдя сквозь густые женские волосы — у них была своя, особая, структура, свой, особый, цвет — и наконец найдя источник чувственности, спрятанный под ними.
Шайлер едва переводила дыхание.
Трейс увлажнил свою ладонь ее мускусной эссенцией. Затем, завладев ее губами и проникнув меж ними языком, он одновременно погрузил свой палец внутрь ее тела.
Она выгнула спину и приподняла бедра над поверхностью кровати. Трейс глотал ее возбужденные крики, а пальцем все глубже и глубже проникал в нее. Он двигал им быстрее и быстрее внутри ее тела, чувствуя, как и сам приближается к неизбежному заключительному моменту.
Шайлер извивалась в его руках, стонала от переполнявшего ее желания, ее голова металась по подушке. Затем наступил момент — и Трейс почувствовал кульминацию, — когда она стала сотрясаться в конвульсиях.
Он хотел подождать, пока эти спазмы не прекратятся, но его собственное тело уже слишком долго сдерживалось. Когда Шайлер выкрикнула его имя, он нежно произнес ее имя и извергся на постель под ними.
Некоторое время спустя — он не мог сказать, как скоро, да и она тоже — Шайлер открыла глаза и посмотрела на него.
Все еще хриплым голосом она проговорила:
— Теперь твоя очередь.
В его темно-синих глазах был вопрос.
— Не понимаю.
— Сейчас поймешь, — пообещала она, опрокинув его на спину.
Шайлер села прямо, идеально выпрямив спину и провела своей длинной прекрасной ножкой вдоль нижней части его туловища. Обхватила его ногами. Трейс понял, что положение сверху, видимо, давало ей ощущение, что она управляет ситуацией.
Прекрасное создание, сидящее на нем, вполне осознавало, что он находится прямо между ее ног, что его возбужденный пенис давит на ту чувствительную женскую щелочку, куда он так страстно желал проникнуть.
Ее волосы разметались, губы распухли от его поцелуев. Лицо разрумянилось то ли от уже полученного наслаждения, то ли от предвкушения нового, то ли от смущения, а может, от всего понемногу.
Шайлер склонилась к нему и осыпала поцелуями, двигаясь ото лба к носу, от носа ко рту, от рта к подбородку, от подбородка к ямке у основания шеи, от шеи к груди и животу; ее поцелуи дразнили, они были жестокие и прекрасные.
Она постепенно переместилась со своими чудесными поцелуями ниже. Поцелуями, которые прокладывали путь через его живот, вдоль пояса, к его ногам и тазу, обжигая его плоть там, где они ее касались. Поцелуями, помедлившими над его пупком, — ее язык погрузился в эту крошечную впадинку. Поцелуями, которые явно обходили его пенис — черт возьми, да он стал тверже, чем когда бы то ни было, — и запечатлелись сначала на одном его бедре, а затем на другом.
Трейс громко застонал.
Шайлер на несколько дюймов раздвинула его ноги и прильнула губами к внутренней поверхности бедра, покусывая его чувствительную плоть, подергивая жесткие завитки, лаская мускулы в такой непосредственной близости от его мужского достоинства, что он почувствовал, как в ответ на ее действия оно неумолимо растет.
Трейс не мог больше выносить этой сладкой пытки.
Он приподнял Шайлер и мгновение держал ее над собой. Его сильные руки задрожали от усилия, когда он медленно — о, так медленно — опустил ее на себя.
Вначале он лишь немного проник в нее, самым кончиком.
Он чувствовал, что покрылся испариной. Ее глаза сомкнулись и затем открылись вновь. Она внимательно посмотрела ему в лицо и прошептала:
— Наш очередной номер.
Постепенно его твердая плоть целиком погрузилась в нее. Наконец ей удалось принять его в себя до последней частицы. Они приостановились, наслаждаясь ощущением его тела, погруженного глубоко внутрь ее плоти. Затем вместе стали двигаться, сначала медленно, пытаясь понять, что им больше нравится, что доставляет большее удовольствие.
— Боже, ты так прекрасна! — воскликнул Трейс, наконец заняв положение сверху, оставаясь при этом в ней и глядя прямо в ее глаза.
— Ты тоже, Трейс, — пылко прошептала Шайлер. А потом во всем мире не осталось никого, кроме них. И это было только здесь и сейчас.
Бесконечное чудо и сумасшедшее желание.
Трейс целовал ее, разомкнув ей губы, дразня ее языком, двигаясь внутри ее рта, словно пытаясь превратить их губы, зубы, языки в единое целое.
Он касался ее своими сильными руками и длинными пальцами, пытаясь завладеть даже дыханием ее легких, даже энергией, заключенной в ее костях и мышцах.
Он ласкал Шайлер так, что кровь гудела в ее венах, заставляя тело исполнять безумную жаркую песню, неизвестную ей до сих пор, заставляя само сердце петь в ее груди.
Это была страсть.
Это была лихорадка сознания.
Только это могло заставить женщину забыть все, кроме того, что этот мужчина заставил ее испытать.
Его красивое лицо, его широкие плечи заслоняли от нее все. Она видела только его. Занимаясь с ней любовью, он полностью растворился в ней, целиком отдавая себя, не прося пощады и не давая ее.
И когда Трейс вошел в нее последний раз, снова и снова произнося ее имя, стремясь к освобождению и получая удовлетворение, Шайлер испытала чувство сопричастности, которого раньше никогда не знала.
Вздрогнув, Трейс пробудился ото сна.
