Валентина Седлова - Подсадная невеста для фальшивого жениха
— Тот, кто серый, уже не бесцветен. Это тебе так, для общего развития информация. А теперь слушай меня внимательно и запоминай, если есть чем. Так вот, я твоего мнения о своем женихе не спрашивала. Еще раз услышу, как ты ему дифирамбы поешь, крупно об этом пожалеешь. Эй, я еще не закончила! Так вот, на это шоу ты попала совершенно случайно. Я могла написать в графе «друг» любое имя. Я выбрала тебя и, могу сказать со всей определенностью, уже об этом жалею!
— Ах вот оно как! — всплеснула руками Настя. — Сама же меня сюда выдернула, чтобы похвастаться, а теперь еще и фыркаешь! Да знаешь ты кто после этого?
— Не знаю и знать не хочу! И вообще — оставь меня, пожалуйста! У тебя есть своя комната, вот туда и отправляйся. Или по территории пройдись, только ко мне на глаза не попадайся, хорошо? Иначе это будет твоим последним проведенным здесь днем!
Женька лукавила, поскольку не знала точно, отправят ли телевизионщики Настю восвояси, если они вконец рассорятся, или, напротив, оставят для большего драматизма, но сочла, что припугнуть зарвавшуюся барышню стоит. И это сработало! Наградив Женьку напоследок взглядом, в котором только слепой не заметил бы невысказанных матерных выражений, Настя покинула ее спальню, разумеется, не забыв со всей силы хлопнуть дверью.
Ну вот, теперь у нее точно ни одной подруги не осталось. Впрочем, разве можно назвать другом человека, который, не стесняясь, заявляет тебе, что ты незаслуженно занял свое место? Который открыто признается тебе в том, что завидует?..
Стоп. Так Настя ей завидует?..
Эта мысль изрядно насмешила Женьку. Надо же, никогда бы не подумала, что ее пример может послужить для кого-то поводом для зависти. И вот поди ж ты — случилось! Да, знала бы Настя, как на самом деле все обстоит, вряд ли с таким жаром расписывала все выпавшие на долю Женьки «прелести». А уж если бы была в курсе ее истории с Тошкой…
Женька нервно вздрогнула. Эх, как же все-таки хорошо, что на своей прежней работе она никого не посвятила в эту тайну, даже Настю. Эта особа не остановилась бы перед тем, чтобы разболтать доверенный ей секрет прямо в объектив камеры. Особенно если учесть, что она всерьез обижена на Женьку и только выпавшая ей возможность провести несколько дней в роскошном особняке удерживает Настю от того, чтобы окончательно разругаться с подругой. И ведь наверняка придумывает, как бы той насолить да ужалить побольнее. Так что, пока она отсюда не уберется, надо быть настороже.
Нет, все-таки, как ни печально признаваться, мама была права, когда говорила, что ее дочь совершенно не умеет разбираться в людях. Вот и еще один пример! Если бы не это шоу, она бы так и продолжала считать Настю если не подругой, то хорошей знакомой как минимум. А та оказалась всего лишь глупой и мелочной особой, неспособной совладать с собственными низменными чувствами. Если бы раньше Женьке сказали, что Настя доброго слова не стоит, она бы горячо принялась доказывать обратное. Ох, зря.
Сашка вроде бы обмолвился, что нашествие друзей закончится в выходные. Значит, не так уж и много осталось терпеть. Еще бы поменьше совместных мероприятий, на которых непременно надо присутствовать всем вместе в полном составе, — и вообще было бы замечательно!
Увы, словно в насмешку, уже через два часа они с Сашкой и их «друзья», разодетые и напоминающие собой со стороны конфеты в ярких фантиках, ехали полюбоваться на игру актеров одного столичного театра.
Когда Альбина объявила название спектакля, у Сашки отчего-то вдруг дернулась щека. Никто, кроме Женьки, этого не заметил, но теперь, глядя на все более и более нервничающего Сашку, Женька пыталась понять, что же с ним творится. Но поскольку с прошлых выходных стороны хранили вооруженный нейтралитет, спросить его напрямую Женька остереглась. Вот еще чего! Захочет — сам расскажет!
У входа в театр образовалась небольшая толкучка. Кто-то настырно предлагал лишние билетики, кто-то поджидал запаздывающих спутников. Альбина уже протягивала контролеру пачку билетов на всю компанию, когда Петр, смерив Женьку с головы до ног оценивающим взглядом, громко произнес:
— Что?! Пятьдесят баксов в час?! Да тебе двадцать красная цена!
Конечно же, вся толпа дружно обернулась и посмотрела на Женьку, не без тайного восторга ожидая громкого скандала вкупе с бесплатным спектаклем.
Первым ее побуждением было забраться обратно в микроавтобус и ни за какие коврижки не выходить оттуда, пока они не вернутся в особняк. Но прежде чем она успела как следует все обдумать, с ее языка сорвалось:
— С тобой, уродец, и за пятьсот никто не пойдет!
Сашка, доселе стоявший истуканом, подскочил к Петру и, показав тому кулак, предупредил:
— Еще одна твоя дурацкая шуточка — останешься без зубов, обещаю!
— Да неужели? — развязно ухмыльнулся Петр.
— Слушай, паря, уходи по-английски, пока тебя не послали по-русски! Намек понял?!
— Да не шуми ты так! — пошел на попятный Петр, видимо, сообразив, что Сашка всерьез разозлен и не шутит. — Подумаешь, уж и похохмить нельзя!
— Эй, ты куда это? А извиняться перед Евгенией кто будет?
— В театре извинюсь!
— Нет уж, давай тут! Ну, я жду!
Петр повернулась к Женьке и, цедя слова сквозь зубы, пропел:
— Извините, тетенька, мы больше не будем!
— Фигляр! — бросила ему Женька и прошла внутрь, не желая ни секунды дольше оставаться объектом повышенного внимания.
Как оказалось, их места были в ложе, что несколько обрадовало Женьку. Чем меньше народа поблизости, тем лучше. Кто знает, что еще на уме у Петра, не замыслил ли он очередную каверзу? Да и за поведение Насти тоже нельзя поручиться; она, похоже, еще не пришла в себя после сегодняшнего скандала.
Но вот раздался третий звонок и зал погрузился в приятный полумрак. Петр и Настя сидели тихо, и Женька еле слышно вздохнула с облегчением. Еще чего не хватало — ругаться посреди переполненного театра и срывать показ!
Стыдоба-то какая!
Сам спектакль ей не понравился. Главные герои нудно и подробно что-то доказывали друг другу, философствовали, читали мораль, причем изрядно заплесневелую, и всячески давали понять сидящему перед ними зрителю, что до их уровня бедолаге еще тянуться и тянуться. Действия как такового практически не было, изредка пробегали по сцене суетящиеся второстепенные персонажи, бросали пару реплик и вновь исчезали за кулисами. А герои все говорили и говорили ни о чем, красуясь друг перед другом витиеватыми репликами, в многоуровневых конструкциях которых терялся всякий смысл произносимого. Отчаявшись понять хоть что-нибудь, Женька утешалась тем, что спектакль одноактный. Видимо, главный режиссер театра и сам осознавал, что плебею-зрителю не по зубам экзерсисы его труппы и, следовательно, велик шанс обнаружить перед собой после антракта изрядно опустевший зал, иначе бы непременно разнес спектакль на два отделения.
