Барбара Сэмюел - Музыка ночи
И в этот момент она поняла. На земле больше не было такого человека, как он! Никого с таким буйством радости, страсти и горя в душе, с такой смесью красоты и потери, с таким сердцем, полным музыки и цветов! «Подумай, — сказала она себе. — Подумай, каково тебе будет, когда он начнет отстраняться, когда ты поймешь, что не можешь спасти его от самого себя. Когда тебе придется сесть в машину и уехать и вернуться к прежней жизни…» Но это было то же самое, что представлять себе последний день каникул в их первый день. Ты знаешь, что он наступит, но до него еще так далеко! Блю был прекрасен, когда стоял вот так среди цветов!
Пораженная, она, наверное, издала какой-то звук, потому что он повернулся и опустил руки. Его лицо было мокрым и словно светилось. Он не улыбался, просто серьезно смотрел на нее из-под намокших ресниц. Потом скрестил руки, взялся за край рубашки и снял ее одним движением. Бросил на пол и протянул руку Элли. Ее взгляд скользнул по его тонкой талии, потом по груди, и — она захотела стоять рядом с ним обнаженной. Ее ноги пошли сами, и она, подхватив край собственной футболки, стащила ее и бросила. Дождь стекал по ее лицу и груди, собирался в волосах, а потом падал каплями на плечи.
Он сделал шаг, схватил ее, обнял, и Элли ощутила пожар в крови под кожей, когда подняла глаза, чтобы взглянуть на него, на Блю. Он взял ее за подбородок и поцеловал грубо, без изящества, с животной потребностью, и она открылась и впустила его, так же грубо впиваясь в его губы. Он плотно прижал ее к себе. Она положила руки на пояс его джинсов, обняв его и ощущая эластичную ткань его белья, и почему-то эта деталь возбудила ее до крайности. Ей захотелось сорвать с него все, касаться его тела своим телом, и она куснула его губы и опустила ладони на его ягодицы. Его руки тоже скользили по ее спине, по бокам, а его рот — о, его рот! Он целовал, впивался, прикасался и пробовал, и каждое мельчайшее движение выражало неудержимую страсть.
Блю хотел ее!
Это вызвало в ней какое-то неистовство, и она прервала поцелуй, чтобы, не вытирая воды, потоками льющейся по лицу, расстегнуть его джинсы. Он втянул живот, помогая ей, и его ладони скользнули по ее плечам и спине, пока он не нащупал застежку ее бюстгальтера и не расстегнул ее. Элли опустила руки, и он упал между ними. Она отбросила его ногой и притянула руки Блю себе на грудь. Его ладони были слегка загрубевшими, но его рот, когда он опустился на колени и прижался губами к ее соскам, оказался шелковистым и горячим, и она закрыла глаза, испытывая острое возбуждение и закинув голову назад, под струи воды. Ее руки обхватывали его мускулистые плечи, шею, запутались в его волосах.
Он поднял голову, положил руки ей на плечи. Элли посмотрела вниз, закончила расстегивать и начала сдвигать одежду, но, чувствуя его взгляд и не слыша никаких слов, смутилась на мгновение. Она остановилась и подняла глаза, внезапно подумав, что он, может быть, не хочет заниматься любовью здесь, ведь это, в конце концов, его святилище.
— Ты бы предпочел пойти в домик? — спросила она.
— Нет. — Он тихо рассмеялся. Его пальцы гладили ее шею, а глаза ласкали ее губы, волосы. — Я просто хочу посмотреть на тебя.
Его руки опустились ниже, обхватили ее груди. Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее ключицу, и слизнул воду, капельками собравшуюся там. Конечно, он не станет спешить. Он никогда не спешит. Он не торопился, исследуя, пробуя на вкус округлость ее плеча, тяжесть ее груди. Элли закрыла глаза, опустила руки на его влажные волосы и позволила своему желанию расти.
— Ты сложена как маленькая куколка, — сказал он и упал на колени, чтобы поцеловать ее живот.
Она слегка наклонилась над ним, прижимая к себе его голову и гладя его прекрасные плечи и волосы.
Внезапно он застонал, и его напряженные руки замерли на ее бедрах. Он опустил голову. Опьяненная, она спросила:
— Что случилось?
Он сел и потянул ее к себе на колени, так что она села на него верхом, и они прижались грудью друг к другу. Элли заметила, что дождь кончился.
— Я просто подумал, как мне удалось быть и таким счастливым, и таким невезучим одновременно.
— Невезучим? — Она захлопала глазами. Он вздохнул.
— У меня нет презерватива.
Она обмякла в его руках и, испытывая смущение, спрятала лицо у него на плече.
— Я чувствую себя глупо.
— Глупо? — Он покачал головой. — Пожалуйста, Элли, не надо. Я умирал от желания. Не передумай теперь. — Он неожиданно наклонился, поцеловал ее в шею открытым ртом, что свело ее с ума. — Пожалуйста, — хриплым голосом повторил он, — не передумай. Я так сильно тебя хочу. — Его руки напряглись. — Сегодня, ладно? Я распланировал все обольщение. Вино, музыка и свечи. — Синева его глаз сияла неотразимо. — Пожалуйста!
Она забыла о смущении, забыла о том, что худая и некрасивая, забыла, что он опасен, и позволила страсти победить. Поцеловала его, не закрывая глаз.
— Сегодня, — согласилась она. Волоски на его груди, упругие и мягкие, прижимались к ее груди, и она прильнула бедрами к его бедрам. — Не могу и сказать, как я разочарована. Если кто-то узнает, твоя репутация кобеля серьезно пострадает. Что ж ты за донжуан, если не имеешь под рукой презерватива в любой момент?
Он тихо рассмеялся, положил руки на ее грудь, нежно поглаживая.
— Обещаю, что оправдаюсь перед тобой.
Блю неохотно отпустил ее, и хотя он собирался отвернуться, чтобы позволить ей справиться с неловкостью, он, казалось, не мог отвести от нее глаз. Она двигалась легко и свободно, встала, наклонилась, чтобы поднять промокший и грязный маленький бюстгальтер. Взглянула на него, покачала головой и сунула его в карман шорт, потом подошла к своей рубашке, подхватила ее. Мягкая белая луна ее груди качнулась вместе с этим движением, и он захотел поцеловать, коснуться ее. Прижал руку к себе, чтобы пуговицы на джинсах не врезались в тело. И все равно продолжал наблюдать.
Ее спина была гладкой, кожа — такой же безупречной и прекрасной, как лепестки орхидей вокруг. Она подняла руки над головой, проскальзывая в рубашку, и мокрое тело блеснуло в тусклом свете.
Он закрыл глаза, считая от десяти до одного. Потом глубоко вздохнул и открыл глаза. Она надела рубашку. Ткань была влажной и обрисовывала соски. Блю не мог удержаться. Он схватил ее за запястья и припал ртом к этой острой вершинке, потому что слишком долго хотел этого, потому что это заставит ее помнить, и потому, что хотел услышать тихий вздох удивления и удовольствия, который она издала. Но это было еще не все. Она подняла руку и коснулась его, погладила сквозь джинсы.
— Сегодня, — прошептала она и поспешила прочь, почти побежала по оранжерее.
