Ширли Конран - Мужья и любовники
— Но я же король, — ответил он, — а короли должны уметь драться жестоко.
Вечером они ужинали на лоджии своего номера, глядя, как пляшут огни на площади Святого Марка.
— Закрой глаза, — попросил Абдулла.
Она услышала, как скрипнул его стул. Потом его руки подняли волосы у нее на спине, и что-то теплое и тяжелое опустилось ей на шею.
— Надеюсь, теперь ты уже достаточно повзрослела, чтобы принять у меня ожерелье, — прошептал Абдулла.
Пэйган бросилась к старинному венецианскому зеркалу. Платиновое ожерелье, сверкая изумрудами, драгоценным узором обвивалось вокруг шеи.
Подошедший сзади Абдулла обнял ее за плечи.
— Мы дружно действовали сегодня вечером, — произнес он.
— Да, оказывается, ты обладаешь еще кое-чем, кроме приятной наружности, — улыбнулась Пэйган.
— А ты не так уж несговорчива и упряма, как кажешься.
— Ты оказался очень надежным.
— А ты храброй. Не могли бы мы провести вместе больше, чем два дня?
— Я не знаю.
— Не согласишься ли ты провести остаток лета в моем дворце в Канне?
— Я не знаю, — повторила она.
— А если я приглашу Максину и Чарльза, ты согласишься?
— Никогда не представляла себе Максину в роли компаньонки, — рассмеялась она, но под настойчивым взглядом Абдуллы все у нее внутри похолодело. — Думаю, что это будет… — Она собиралась сказать «невозможно», но вдруг услышала, как губы ее произнесли:
— Замечательно.
— Послушай, Пэйган, — услышала она вдруг серьезный голос Абдуллы. — Я хочу поговорить с тобой о Сидоне. Фундаменталисты получают поддержку от прокоммунистических блоков, и, если мне не удастся в ближайшее время разбить бандитские группировки, в стране вспыхнет крупномасштабная гражданская война. Я не в силах победить их без помощи американцев, а в данный момент заручиться активной поддержкой Штатов я не могу.
Пэйган меньше всего рассчитывала прослушать лекцию по текущему политическому моменту.
— Я знаю, что именно попытка обновления и модернизации твоей страны вызвала к жизни все эти проблемы, — произнесла она, пытаясь скрыть разочарование.
— Да, но еще одна проблема моей страны — это женщины.
— В каком смысле? — вежливо поинтересовалась Пэйган, которую, впрочем, меньше всего в данный момент волновали проблемы, связанные с другими женщинами.
— Во всех смыслах. Женщине намного труднее, чем мужчине, стать частью современного мира. Независимость пугает их, но терпеть до бесконечности прежний порядок вещей они тоже не могут. Они жалеют западных женщин, которым приходится самим, без мужской поддержки, бороться за жизнь.
— Но ведь это не так! — воскликнула Пэйган.
— Согласно Корану, мужчина обязан поддерживать всех женщин своего дома. На Западе же муж волен развестись с женой когда заблагорассудится, и он не понесет за это почти никакой ответственности. Поэтому права западной женщины в семейной жизни защищены далеко не на все сто процентов.
Вспомнив развод со своим первым мужем, Пэйган могла только согласно кивнуть.
— Тем не менее новое поколение женщин моей страны ставит под сомнение многие сидонские традиции, и это правильно. Необходимо, чтобы рядом со мной находилась энергичная, образованная, по-настоящему современная женщина. Без этого не выжить моей стране.
— Ты все это говоришь таким тоном, будто зачитываешь вслух объявление: «Требуется…»
Абдулла отпустил ее плечи и прошелся взад-вперед по террасе.
— Мне необходим человек, который бы знал и понимал западную цивилизацию и западных женщин и в то же время мог помочь нашим женщинам утвердиться в этом мире.
— Почему бы тебе не предложить этот пост Глории Штайнем?
Рот Абдуллы искривился от гнева.
— Я поклялся себе, что не потеряю самообладания. Пэйган, я не позволю тебе не понять меня вновь! — Он с силой схватил ее за плечи. — Я знаю, ты упряма, импульсивна и…
— Самоуверенна? — прервала его Пэйган. — Ты это имеешь в виду? Ведь именно поэтому у нас с тобой раньше вспыхивали бесконечные ссоры. Тогда еще, когда оба мы были юны. Ты был неровен и очень напыщен. А я просто нервна.
За спиной Абдуллы возвышался Дворец дожей, и его филигранный фасад красиво отражался в сверкающей огнями воде лагуны.
— Но мы оба уже не юны, — констатировал он.
— А ты к тому же еще и очень тактичен, — рассмеялась Пэйган. — Но, Абди, когда я с тобой, я по-прежнему ощущаю себя юной, нервной и неуверенной в себе.
— Тебе придется привыкнуть ко мне.
И неожиданно Дэйган осенило, предисловием к чему была вся эта лекция по текущей политике.
— Я прошу тебя выйти за меня замуж, — церемонно произнес Абдулла и взволнованно добавил:
— Пэйган, давай не упустим больше нашу судьбу.
— Я не могу в это поверить. Я понимаю, почему тебе нужна королева, но зачем тебе понадобилась жена?
Последовала пауза.
— Затем же, зачем и всем, — наконец произнес он, глядя в сторону.
— Абди, каждая женщина в душе навсегда остается семнадцатилетней. А семнадцатилетние все хотят слышать одно и то же. — «Я заставлю его сказать это, пусть это для него равносильно смерти», — поклялась она себе.
— Я люблю тебя, — пробормотал Абдулла наконец, глядя в пол.
— И я люблю тебя, — нежно прошептала Пэйган.
— Означает ли это, что твой ответ «да»?
— Я знаю, обычно об этом не спрашивают в столь торжественный момент, но мне необходимо это знать: ты верный муж, Абдулла?
— Почему вы на Западе вечно смешиваете секс с любовью? Сексуальная верность имеет к браку мало отношения.
— Собираешься ли ты хранить мне верность? — Пэйган чувствовала, что ступает по тонкому льду, но была полна решимости получить от Абдуллы однозначный ответ. — Ведь и на Востоке сексуальная верность играет далеко не последнюю роль — в отношении жены. Неверных жен обезглавливают, не так ли? Каковы же твои намерения, Абдулла?
— Когда знаешь, что любое количество юных красоток будет к твоим услугам, стоит лишь щелкнуть пальцами, щелкать не очень и хочется.
— Абди, не уклоняйся от моего вопроса. Будешь ли ты верен мне?
— Я сомневаюсь.
— То есть ты можешь почувствовать желание щелкнуть пальцами?
— Мы же сейчас играем начистоту.
Пэйган почувствовала тупую боль.
— Тогда я отвечаю — нет, — гордо произнесла она, уже чуть не воя от боли. Она отступила от него — злая, разочарованная. — Почему ты так невыносимо высокомерен?
— Ты просила меня быть откровенным. И опять ты позволила своей гордости заслонить от тебя реальную жизнь. — Он пристально смотрел на нее, пытаясь совладать со своим гневом. — Я поклялся, что не позволю тебе вывести меня из терпения.
