Айрис Джоансен - Приручить единорога (Странное предложение)
— Этого я не знаю, — неуверенно ответила Жанна. Ей очень хотелось, чтобы Сэнтин снова надел эту свою маску безжалостного и сильного человека, которая помогала ему в борьбе со всем миром и с самим собой. Теперешний Сэнтин — слабый, уязвимый, мучимый глубокой внутренней болью, слишком легко преодолевал все барьеры, которые она воздвигала перед ним.
Сэнтин поднял голову и открыл глаза.
— Я и не ожидал, что ты поймешь, — сказал он устало. — Впрочем, я с самого начала знал, что мне придется сражаться с этим в одиночку. Что ж, можешь считать работу моим последним рубежом обороны в борьбе с твоими чарами. Она всегда была для меня самой восхитительной любовницей, и ни одной женщине не удалось пока с нею сравниться. И, я надеюсь, не удастся. Я ушел в нее с головой, чтобы забыть тебя.
— Ну и как? Получилось? — тихо спросила Жанна.
Сэнтин пожал плечами.
— Пока что работа лишь утомила меня настолько, что я способен удержаться от соблазна проводить с тобой ночи напролет, — с горечью ответил он. — Но она не мешает мне думать о тебе и хотеть тебя. Не понимаю, с чего это я решил, будто моя уловка сработает… Но ведь ничто другое так и не помогло!
Его траурный взгляд внезапно полыхнул жарким гневом.
— Я сделал тебе больно, черт! — воскликнул он. — Почему ты не можешь держаться от меня подальше? Неужели тебя не научили, как надо вести себя с раненым зверем?
— Научили, — негромко сказала Жанна. — Меня научили, что сначала надо устранить причину боли, а потом лечить рану.
С этими словами она шагнула вперед и осторожно отвела со лба Сэнтина упавшую на него прядь волос.
— Пожалуйста, поверь, что ты вовсе не сделал мне больно. Завтра на этом месте не будет даже синяка. — Она ласково погладила его по голове, и Сэнтин напряженно замер под ее руками — точь-в-точь как птица с перебитым крылом в руках птицелова.
— В заповеднике со мной случалось и не такое, — добавила Жанна почти весело. — Я привыкла.
Сэнтин пошевелился и, взяв ее за руку, приподнял широкий рукав халата, обнажая пострадавшее запястье. Красные пятна на коже Жанны уже начали наливаться синевой.
— Ты меня не убедила, — буркнул он, разглядывая синяки. — Эти следы продержатся несколько дней. В чем, в чем, а в синяках я разбираюсь; недаром я участвовал во множестве сражений, которые порой вспыхивают в барах. Жанна не сделала ни малейшей попытки вырваться. Вместо этого она продолжала гладить Сэнтина по голове свободной рукой.
— Тогда ты должен знать, что многие ушибы только выглядят страшными, — возразила она, ероша его густые мягкие волосы. — У меня вообще легко появляются синяки. И также легко проходят.
— Это ты врешь, пожалуй, — проворчал Сэнтин и несильно потер подушечкой большого пальца ее запястье, словно надеясь стереть несколько красных меток. — Как бы там ни было, я вовсе не уверен, что ты снова отважишься вытаскивать колючки из шкуры одного твоего знакомого льва. Во всяком случае — скоро.
Неожиданно он поднял ее руку и порывисто прижал к губам.
— Прости, — глухо сказал он и, притянув Жанну к себе, зарылся лицом в ее плечо, будто раскаивающийся ребенок. — Наверное, я просто сошел с ума. Я больше не сделаю тебе больно, обещаю…
— Я знаю, — ласково ответила Жанна, прижимая его голову к себе. При этом она испытала такое сильное собственническое чувство, что сама удивилась. Кажется, она сама становится похожа на Сэнтина…
— Я знаю, это больше не повторится…
— От тебя так хорошо пахнет… — прошептал Сэнтин, и его руки крепче сомкнулись на ее талии. — От этого запаха у меня голова кругом идет.
— Должно быть, ты просто слишком устал… — слабо возразила Жанна, хотя в горле у нее запершило от волнения. — Вряд ли лавандовая соль для ванн может действовать так сильно.
— Ах вот что это такое… — рассеянно отозвался Сэнтин и потерся щекой о желтый атлас ее халата. — Действительно, пахнет какими-то цветами, но в этом аромате есть что-то от тебя. Цветущий клевер, свежий морской ветер, и теплая, мягкая женщина. — Он прижал ее к себе еще сильнее и прошептал: — Мне нравится.
Жанна дышала с трудом, но крепкие объятия Сэнтина были ни при чем или почти ни при чем. Тепло его губ, которое она чувствовала сквозь ткань халата, заставило ее сердце учащенно забиться. Сочувствие и жалость, которые она испытывала вначале, на глазах превращались в жаркое желание дарить и получать физическое наслаждение.
Осознав, что грубая, почти животная чувственность Сэнтина снова заставила ее позабыть, зачем, собственно, она спустилась к нему в библиотеку, Жанна предприняла слабую попытку освободиться.
— Нет!.. — негромко воскликнул он, без труда удерживая ее на месте. — Не уходи.
Я не сделаю тебе больно. Я просто хочу, чтобы ты была ближе ко мне.
С этими словами Сэнтин усадил ее к себе на колени, а она приникла головой к его плечу, ощущая щекой крахмальную свежесть его сорочки из тонкой оксфордки, которая была теплой от жара его тела. Под белой тканью темнели жесткие густые волосы на его груди.
— Нет, не надо!.. — запротестовала она. — Ты должен пойти лечь в постель и как следует выспаться.
— Первая часть твоего плана меня вполне устраивает, — отозвался Сэнтин, легко коснувшись губами ее виска. — Но, боюсь, у меня может не хватить терпения даже на это.
Продолжая удерживать Жанну на коленях, Сэнтин принялся быстро расплетать ей косу. Большого труда это не потребовало, и уже через несколько секунд длинные вьющиеся пряди волос мерцающим водопадом обрушились на плечи Жанны. Сэнтин с жадностью погрузил руки в это золотисто-каштановое великолепие и, взяв ее за затылок, заставил слегка запрокинуть голову.
— Я хочу тебя, — со странной неловкостью пробормотал он, заглядывая ей в глаза. — Ты позволишь мне любить тебя, Жанна?
Ее длинные ресницы затрепетали.
— Мне казалось, мы уже выяснили, что в этом вопросе от меня ничего не зависит, — ответила она, намекая на разговор четырехдневной давности. — Если я правильно тебя поняла, то на ближайшие несколько недель ты не склонен был отказываться от своих прав и привилегий.
Сэнтин болезненно сморщился, словно у него внезапно заболел зуб, а его пальцы, по прежнему сжимавшие затылок Жанны, едва заметно дрогнули.
— Ты и вправду считаешь, что я угрожал тебе по собственному желанию? — спросил Сэнтин. — Ты загнала меня в угол и не оставила мне никакого выбора.
— Зато сегодня ты предоставил мне право выбирать, — тотчас нашлась Жанна. — Или ты уже передумал?
Сэнтин мрачно усмехнулся.
— Черт побери, я не верил, когда мне говорили, что женщины могут обладать острым аналитическим умом. Во всяком случае — такие красивые, как ты. Зря, видно, не верил. Будь ты уродиной, «синим чулком»… Можешь ты просто сказать: «нет» или «да»? — перебил он самого себя.
