Александра Поттер - Мечтай осторожнее
С озадаченным видом Гейб молча протягивает мне лакричную помадку.
— Это я работу ищу, — поясняю, раскусывая желтую конфетку.
Он присаживается на мою неприбранную кровать и, медленно жуя, поглаживает Билли Смита, калачиком свернувшегося на одеяле.
— А я думал, проблема отпала. Вам же досталась эта… королевская свадьба?
Несмотря на свое мрачное настроение, я улыбаюсь.
— Не совсем королевская. Невеста — дочь герцога и герцогини Херли.
Гейб явно не в теме, и это меня веселит.
— Она не принцесса, она всего лишь носит титул «леди».
— Леди на мопеде, — молниеносно реагирует он.
— Все это ерунда, но такие вещи хороши для бизнеса. Нам заплатят кругленькую сумму, к тому же один из популярных журналов про светскую жизнь хочет купить фотографии со свадьбы, и мы договорились, что они укажут наши имена…
— Но? — Гейб чувствует, что я не вполне довольна.
Притвориться, что нет никакого «но»? А зачем? Кажется, Гейб искренно за меня переживает.
— Я, конечно, всегда мечтала, что мои снимки опубликуют, но не рассчитывала, что это будет журнал, в котором пишут про Джейд из «Большого брата».
— Что за Джейд из «Большого брата»?
— Не в курсе? О том и речь.
Ничуть не обескураженный, он трясет передо мной пакетом лакричных подушечек:
— А ты меня подсадила на эти штучки. Особенно люблю голубые и розовые, из желе.
— Фу, терпеть их не могу.
— Ничего себе, а я от них тащусь! Зато кокосовые — гадость.
Вынимаю из пакетика кокосовую помадку и демонстрирую со всех сторон, дразня Гейба:
— М-м, вкуснятина, мои любимые!
— Значит, если нам дать мешок таких конфет, мы не подеремся.
— Выходит, так.
Пару секунд мы просто улыбаемся друг другу, и мое дурное настроение улетучивается. Вот это меня и раздражает в Гейбе — ну никогда не дает мне толком пожалеть себя, посетовать на превратности судьбы, отдаться старому доброму британскому пессимизму. Гейб неизменно полон сил и уверен в будущем. Должно быть, американское происхождение дает о себе знать. Янки, как известно, вечно скалят зубы, и вечно у них все о'кей.
— А о каком журнале ты мечтаешь? Где бы ты хотела напечатать свои фотки?
Краснею. Такого вопроса мне еще никто никогда не задавал.
— Ну?
Я думаю об этом с тех пор, как была подростком, и все же неловко произносить такие вещи вслух перед посторонним человеком.
— В «Санди геральд», — бормочу я. Но он надо мной не потешается, и я смелею: — Причем на первой полосе!
Память возвращает меня в воскресное утро в Корнуолле. День начинается с «Санди геральд»: Лайонел изучает раздел «Культура и искусство», Эд уткнулся в деловые новости, а я листаю глянцевое приложение.
— А почему ты не пойдешь к ним работать?
Послушать Гейба, так устроиться в «Санди геральд» — раз плюнуть.
— Ты хоть представляешь, насколько трудно к ним попасть? Да об этом все фотографы мира мечтают. Я несколько лет пыталась.
— Почему бы не попытаться еще раз? — Гейб сгребает в охапку Билли Смита, который уже успел с довольным урчанием прикорнуть у него на коленях.
Нет, он меня все-таки завел. С другой стороны, откуда американцу знать, как сложно получить хотя бы приглашение на собеседование в «Санди геральд», не говоря уже о работе.
— Толку-то? Откажут в очередной раз, и все дела.
— Не факт. Может, на этот раз все будет по-другому. Вдруг повезет?
Во мне будто лампочка загорается. Даже не знаю, что на меня так подействовало, то ли его интонация, то ли выражение лица? Ну конечно! Теперь все действительно будет по-другому. В этот раз можно попробовать загадать работу.
Как только эта мысль приходит мне в голову, я замечаю рядом с компьютером счастливый вереск. Странно. Уверена, только что его здесь не было. Но я на этом не зацикливаюсь — меня уже захлестывает радостное предчувствие. И как я раньше не додумалась, черт побери? Если исполняются мелкие желания — место для парковки, дизайнерские туфли со скидкой, — почему бы не попробовать сыграть по-крупному? Воплотить мечту, которую лелею уже много лет? О том, чтобы стать фотографом «Санди геральд»?
— Хорошо. Что писать?
Создаю новый вордовский документ и бойко настукиваю: «Добрый день…» Гейб ухмыляется.
— Пиши как есть: я классный фотограф, и только полный кретин может отказаться принять меня на работу.
— Сдурел?
— На скромности в этом деле далеко не уедешь. — Гейб повелительно машет рукой, чтобы я продолжала печатать. — Давай, я буду диктовать.
Что он и делает. Расхаживает по комнате, потирая подбородок, а я, сгорбившись над клавиатурой, набираю текст. Письмо выходит откровенно нахальным, словно я бессовестно набиваю себе цену, но, по мнению Гейба, оно «всего лишь представляет меня с наилучшей стороны».
Мы как раз препираемся по этому поводу, когда раздается звонок в дверь.
— Ждешь кого-то? — Поправляя очки на переносице, Гейб смотрит в направлении входа, будто научился видеть сквозь стены.
— Нет вроде бы... — Я встаю из-за компьютера.
Гейб меня останавливает:
— Распечатай письмо и подпиши. Дверь я и сам могу открыть.
Поставив кружку на стол и прижав к груди Билли Смита, он шлепает босыми ногами по коридору. Повернувшись обратно к дисплею, слушаю вполуха, как Гейб кричит: «Небось опять цветочки приперли!» — и с хохотом открывает дверь. Курсор многозначительно мне подмигивает. Преисполнившись надежд, я быстренько закругляю послание. Как лучше: «Искренне ваша» или «С уважением»? Увы, я не знаток этикета. Впрочем, невелика разница! Наблюдая за тем, как листок выезжает из принтера, вдруг слышу:
— Хизер?
В дверях спальни стоит Джеймс и смотрит на меня, нахмурив темные брови, словно ждет каких-то объяснений.
— Джеймс? А ты здесь откуда?..
Мама дорогая! Романтический ужин. Как я могла забыть?
— Я ждал тебя. Уже начал волноваться.
В его голосе звучит настоящая обида. Застыв в кресле, я вижу себя со стороны: клетчатая застиранная пижама, вся в катышках, волосы забраны на макушке в неряшливый хвост, и голова смахивает на ананас. Сгорая от стыда, вскакиваю.
— Прости, я как раз… — Нет, не стану я рассказывать о поиске работы. — Ничего. Забудь. — Захлопываю ноутбук и в качестве извинения улыбаюсь. — Ты располагайся, будь как дома. А я приведу себя в порядок. — Опустив голову (на лице-то — ни капли косметики), я обвожу рукой комнату. Комнату, которая еще три секунды назад казалась мне вполне приличной. Но сейчас, когда я вижу ее глазами Джеймса — чистюли и аккуратиста, — с ужасом понимаю, что это самый натуральный хлев.
