Анастасия Соловьева - Очарованные
А с ним уже не играли. Играли в него.
Вымотанный и обессиленный, ночами он давал себе клятвы, зарекался, но на следующий день опять ехал к ней, к Тане-Леонарде. Теперь в основном к Леонарде.
Александр Васильевич невольно стал вспоминать мерзкие эпизоды, связанные с ней.
...Счастливая встреча любящих супругов. Они не нарадуются, не наглядятся друг на друга, не намилуются. Сцена происходит в спальне на третьем этаже. Но Александр Васильевич смотрит на часы. Ему уже пора, нужно возвращаться домой, в Бутово.
Бедная супруга умоляет пока не ехать, рыдает, ползает в ногах, целует его ботинки. Но Александр Васильевич неумолим, он не может остаться. И времени уже нет. Сегодня заигрались дольше обычного. Он отрывает от себя безутешную супругу, бежит по лестнице вниз, направляется к машине.
Она выбегает на балкон их спальни и последний раз отчаянно молит его остаться хотя бы на час. Александр Васильевич садится в машину. И тогда супруга в безумном горе бросается с балкона третьего этажа... Страшный глухой удар. На газоне валяется Таня, у нее неестественно, как у сломанной куклы, раскинуты руки и подвернута нога. На губах запеклась кровь.
Таня покончила с собой. И он, он виноват в этом. Александр Васильевич не ожидал, что она на это пойдет. Нужно было ласково поговорить с ней. А он!.. В его душе муть и отчаяние. Его горе безутешно. Уже вызвали милицию и врачей. Они сейчас приедут.
Обмытый труп, наряженный в белое платье, лежит на столе. Вокруг цветы. Тихо горят свечи. Какая же это игра?
Александр Васильевич присаживается рядом и, не в силах справиться с собой, утыкается лицом в ладони, трясется беззвучным рыданием. Но слезами горю не поможешь. Нужно было ее успокоить, а потом уж ехать. Ну куда он так спешил?! Зачем оттолкнул ее в спальне?! Он – причина смерти!..
Повсюду в доме чувствуется присутствие смерти. Напряженное ожидание милиции. Сейчас начнется дознание, объяснения... Как тяжело и беспросветно.
С ее неожиданным и страшным уходом мир обесцветился, опустел, чувствует он.
Ворота гулко открываются. Кажется, уже приехали. Сейчас Таню увезут навсегда. Навсегда... Александр Васильевич поднимается и склоняется над ней, чтобы напоследок получше ее запомнить. Слышится запах цветов. И этот запах тоже траурный.
Сознание, что она и мертвая прекрасна, лишь углубляет скорбь. Зачем он с ней так?!. В доме раздаются шаги, шум, резкие казенные голоса.
Александр Васильевич целует ее губы. И вдруг они дрогнули!.. Глаза открылись!.. Таня ожила!
Радость мгновенно наполняет Александра Васильевича. И мистерия переходит в фазу буйного веселья.
И далее в его сознании проносятся отвратительные сцены безудержного торжества...
Александр Васильевич пытается не думать о них, переключиться, но тут же видит другие картины, страшнее первых... Захлебываясь матерщиной, он исступленно лупцует ее чем попало. Она молит его о пощаде, жалко тянет к нему руки. А он лупит ее по рукам.
Несчастному сознанию некуда деться. Оно в паническом страхе бежит от одной картины, но сразу же натыкается на другую, еще более мрачную и жестокую. После них Александр Васильевич превращался в выжатый лимон, без мыслей и чувств. Господи, как все это ужасно и... непоправимо!..
Ближе к рассвету в спальне делалось свежо. Хорошо бы встать – прикрыть дверь в лоджию, но Лиза побоялась разбудить мужа. В последнее время он очень много работает. Этим летом у них там просто столпотворение заказчиков.
Господи! Ну какое столпотворение? Лиза широко открыла глаза – спальню заливал серый предрассветный сумрак. Всем известно, что самые страшные мысли приходят в голову перед рассветом.
Саша главный художник фирмы. Уже давно, года два или три, он не ездит по рядовым заказам. Изредка коллеги обращаются к нему за помощью – он выезжает на место, делает эскиз. А в основном находится в офисе, и его рабочий день ограничен восьмью часами. Про занятость она придумала сама. Он никогда не говорил ей ничего такого – молча возвращался домой поздним вечером, иногда, случалось, и ночью.
Он вообще с ней не разговаривает теперь. Ни в спальне, ни в кухне. Не разговаривает, не замечает, не ест того, что готовит она. Возвращается поздно и всегда сытый. А по утрам пьет в одиночестве кофе.
Лиза, не поворачивая головы, скосила глаза и увидела мужа. Лицо у него было напряженное, будто бы обиженное, раздосадованное. Можно сказать, что ему плохо. Плохо даже во сне. Ах, да не во сне тут дело! Дело в том, что ему плохо с ней, с Лизой. Ее муж встретил и полюбил другую женщину и с ней проводит теперь все вечера! А Лиза ему мешает.
...Надо найти в себе силы и поговорить начистоту! Дать ему, наконец, свободу.
Но стоило Лизе представить их последний разговор, как она мгновенно почувствовала: он не состоится. Даже разговор. А тем более она не представляет для себя другой жизни – жизни без Саши. Она не сумеет отпустить его на свободу!
Как это объяснить? Эгоизмом? Любовью? Боязнью одиночества? А может, просто Лиза из числа женщин, которые не могут существовать без семьи?
Но семью на худой конец можно попробовать создать с Брэдом Питтом. Лиза опять забыла, как его зовут по-настоящему. Ах да, Олег! Невзрачное имя... Хотя в имени Саша тоже ничего особенного. И вообще имя ни при чем...
До чего странно, причудливо складывается ее судьба! Как в мировом историческом процессе: серьезные события обречены на неизбежное фарсовое повторение. После первого развода – брак с Сашей, брак по взаимной сумасшедшей любви. А если она теперь разведется с ним и выйдет замуж за Олега Руднева, что же это получится, как не фарс? Ведь даже об их единственном свидании Лиза не может вспомнить без краски стыда.
Дурочка! Да разве это способ – клин клином? Нет, это в сказках или в плохом кино героини влюбляются в первых встречных и оказываются в выигрыше. А в жизни за такие поступки остается только краснеть.
Их единственное свидание – это же километры сплошных неловкостей! Чего стоит одна закомплексованность Руднева, в самые неподходящие моменты оборачивающаяся чрезмерной откровенностью! Про мадам из Белгорода ему уж точно не следовало ей говорить... Боясь обидеть Руднева, выдав свое недоумение, Лиза в конце концов нашла «отличный» выход – напилась в том погребке.
Пьяному море по колено! Под бренди с дурацким названием кальвадос (смесь кваса и кальсон!) Руднев начал восприниматься ею по-другому. И его объяснения в любви стало слушать приятно. И кокетничать с ним. И целоваться на фоне идиллического пейзажа. Сначала с опаской. Как это – целоваться с посторонним мужчиной? Потом с нарастающей страстью, с безоглядной жадностью. Будь что будет! Еще! Еще! И если бы из ресторана он пригласил ее к себе, она не отказалась бы. С восторгом поехала бы, повалилась в его объятия и до утра слушала его признания...
