Эмма Чейз - Все закручено
Ну вот, думаю, все. Или я что-то упустил?
Я получил хороший урок. В этот раз окончательно. Серьезно. Если я вернусь домой и увижу Кейт с каким-то непонятным парнем в постели? Я не ужаснусь — я слова не скажу.
Я просто возьму ее, перекину через плечо и утащу в ближайшую лабораторию ДНК, чтобы убедиться, что это действительно Кейт, а не какая-нибудь злобная давно-потерявшаяся ее сестра-близнец, которая одержима идеей разрушить наши жизни.
Больше никогда не буду сомневаться в Кейт. Или в нас, если уж на то пошло.
Все еще не верите мне?
Ничего страшного. Время покажет. И, кроме того — Кейт мне верит. И это все, что имеет чертово значение, не так ли?
А теперь, если вы торопитесь, больше не буду докучать вам своими рассказами. Но история еще не окончена. Остальное можете посмотреть — в прямом эфире.
* * *— Не могу больше есть. Я скоро лопну.
— Боже, Мэтью — еще кусочек! Как можно? — спрашивает Долорес.
Мэтью потирает свой торчащий живот, как дедушка в День Благодарения.
— Это дар.
Она закатывает глаза.
Все в сборе. Ребята приходили помочь мне собрать мебель в детской, а девочки увязались за ними, чтобы руководить. Массивное дерево вишневого цвета — тяжелое, зараза. Послушайте моего совета: выбирайте материал под дерево, выглядит также, но с ним намного легче.
Шэму[39] пристально смотрит на Мэтью, когда он берет свой пятый кусок пиццы.
— Серьезно, Мэтью, тебе надо остановиться.
Шэму? О, это Александра — ее новое временное прозвище. Мэтью и я придумали его несколько недель назад, когда она неудачно надела на пляж слитный черно-белый купальник для беременных.
Только Стивену не говорите. У него сейчас напрочь отсутствует чувство юмора, если мы с Мэтью подшучиваем над моей сестрой.
С набитым ртом Мэтью ей говорит:
— Не завидуй, Шэм — только потому что тебя сильно раздуло, чтобы наслаждаться этой вкуснотищей.
Оу-оу. Вы уловили эту оплошность?
Александра уж точно.
— Как ты меня назвал?
— Что?
— Шэм. Ты назвал меня Шэм. Какого хрена это значит, Мэтью?
Я никогда не видел того, кого бы выстроили в шеренгу для расстрела, но теперь я хоть знаю, как они выглядят. Мэтью давится своим куском, словно он пытается проглотить кирпич. А его выпученные глаза смотрят на меня, моля о помощи.
Ты сам по себе, дружище. У меня на подходе ребенок. И было бы здорово иметь при себе все четыре конечности, когда он родится.
— Я… ааа… у меня лицевой спазм.
Долорес сбита с толку. Александра щурит глаза.
— Лижущийзадговнюкхзреновсукинсын. Видишь?
Шэму отворачивается.
— Плевать.
Хм. Сплошное разочарование. Наверно, беременность ее изнуряет. Кстати, о беременности — в комнату вразвалочку входит Кейт.
У нее длинные и блестящие волосы. Они развиваются у нее из стороны в сторону, когда она идет. Устало хмурит брови, и одной рукой поддерживает низ живота, который просто необъятный.
Я не могу отвести от нее глаз. Она такая кругленькая и хорошенькая. Как одна из тех неваляшек, с которыми я играл в детстве. Она падает на диван рядом со мной и кладет свои разбухшие, как у Фреда Флинстоуна ноги на кофейный столик.
— Я такая огромная.
Я улыбаюсь и кладу свою руку на ее живот, поглаживая его, как лысину на удачу. Зная о том, что там настоящий малыш, наблюдая за тем, как он перемещается под ее кожей, просто чертовски великолепно.
Когда идет игра Янки, я говорю ему — вещаю с места событий, как спортивный обозреватель. А ночью, когда Кейт спит, я кладу ей на живот пульт от телевизора, чтобы посмотреть, как малыш пнет его изнутри. Здорово, правда? Жутко, как в Чужих, но все равно здорово.
— Ты, правда, большая, — говорю я. — Думаю, ты увеличилась в два раза, по сравнению с завтраком.
Вся комната затихла.
А Кейт смотрит на мою руку чуть дольше.
— Простите… мне надо… идти.
Она поднимается и шлепает по коридору так быстро, как только может.
Наверное, опять обиделась — последнее время это часто случается.
Потом Долорес шлепает меня рукой.
Шлеп.
Прямо в ухо.
— Ой!
Потираю свою мочку, которую жжет.
Шэму раздраженно вздыхает
— Можешь сделать это еще и за меня, Долорес? Не думаю, что смогу встать.
Шлеп.
— Господи. Что за хрень?
Александра набрасывается на меня.
— О чем ты думаешь? Нельзя говорить женщине, которой осталось три дня до родов, что она огромная!
— Я не говори. Она сказала. Я просто с ней согласился.
— Долорес.
Шлеп.
— Да Господи, ты, боже мой!
Если звон в ушах — это симптом, значит у меня замечательный шанс, что я оглох.
— Кейт знает, что я ничего такого не имел в виду.
Долорес самодовольно складывает на груди руки.
— Конечно, знает, придурок. Именно поэтому она сейчас сидит в ванне и плачет.
Я тяжело сглатываю и смотрю в коридор. Возможно, Долорес просто издевается надо мной. Сейчас, это ее любимое времяпрепровождения, заставлять меня чувствовать себя виноватым за все дерьмо, за которое Кейт меня уже простила. Долорес Уоррен — это Микки Мэнтл[40] по злопамятству.
Александра поднимается с дивана.
— И на этой ноте — отвези меня домой, Стивен. Как бы ни забавно было наблюдать за тем, как мой братец будет ползать на коленях, я слишком устала, чтобы насладиться данным моментом в полную силу.
Долорес и Мэтью поднимаются, чтобы тоже пойти, чтобы вчетвером вместе уехать на одном такси. Хотя на самом деле не знаю, как у них это получится — Александра сама займет все заднее сиденье.
Но я оставлю это маленькое замечание при себе.
Кроме того, сейчас у меня есть дела поважнее. Как, например, отыскать свою девушку.
* * *Тихонько стучу в дверь ванной.
— Кейт?
За дверью раздаются шуршащие звуки.
— Я сейчас.
Черт. У нее гнусавый голос. Сырой. Долорес мне не врала. Я тянусь и достаю с верхушки молдинга ключи. Открываю замок и медленно толкаю дверь, и вот она. Стоит перед зеркалом, с мокрыми от слез дорожками по щекам.
Кейт поворачивается и смотрит на меня и икает. У нее жалостливый тон. Печальный.
— Я не хочу быть толстой.
Закрывает лицо руками и начинает рыдать.
Я стараюсь сдержать смех. Правда. Но она выглядит такой забавной и несчастной, поэтому у меня плохо получается.
— Кейт, ты не толстая.
Голос у нее приглушен руками.
— Да, толстая. Вчера я не смогла надеть на себя туфли. Ди-Ди пришлось помогать мне, потому что я не могла достать.
