Алина Кускова - Жених под елкой
…А потом мы катились с горы, и ты держалась за меня так крепко, словно я был единственным мужчиной во всей вселенной. Это было чертовски приятно! Ты моя бесстрашная маленькая девочка. Знаешь, а ведь многие боятся спускаться с такой высоты на бешено несущихся санях. Ты не испугалась, доверилась мне, и я чувствовал огромную ответственность, словно вез хрупкую Снежную королеву, при неловком движении готовую рассыпаться на хрустальные снежинки.
…Был момент, когда твое сердце показалось мне холодным. Таким холодным, что я обжегся о его неприступный ледяной огонь. Мне нелегко далось понимание того, что ты потерялась в ледяных дебрях своих отношений с другими мужчинами. Я понял, что должен показаться тебе другим. И тогда я подарил тебе зимнее лето. Ты радовалась бабочкам как чуду, и я радовался вместе с тобой. То, что случилось у нас потом, должно было обязательно случиться! Это естественное проявление истинной любви, нашей, твоей, моей. Ты ведь меня любишь, моя принцесса? Я знаю, что любишь.
А тогда опять вмешались люди и обстоятельства.
Я не снимаю с себя вины, зная, что ты меня больше ни в чем не обвиняешь, потому что ты думаешь как я, чувствуешь как я, любишь как я. Мы с тобой две половины одного целого. Когда я это понял? Ты не поверишь – сразу! Нет, ты поверишь, потому что тоже любишь меня…
…4 января я стоял в переполненном зале аэропорта и чувствовал себя одиноким путником в пустыне, лишенным самого необходимого – воды и воздуха. Я задыхался без тебя и медленно и мучительно умирал. Я проклинал все самолеты мира, технический прогресс и научную революцию, потому что ты слишком быстро оказалась на другом конце страны. Я не успел тебя застать. И тогда я позвонил. Ты взяла трубку, а я промолчал. Ты знаешь, любимая, я не умею красиво говорить. Я пишу тебе об этом, желая только одного – чтобы ты прочитала…
…Сегодня 9 января. В этот день я прошу Машеньку Морозову выйти за меня замуж. Что я могу тебе предложить? Все! И ничего, если ты откажешь. Если ты скажешь «нет», в этом дневнике больше не появится ни строчки. Это так и останется просто моим признанием в любви самой лучшей девушке на свете. Но если ты скажешь «да», то мы напишем целый роман нашей жизни, главным действующим лицом которого станет сама любовь. Долгими зимними вечерами, сидя в нашем райском саду, мы будем… помнишь, как в нашей песне?
Это был снег нашей встречи.
Он лежал перед нами белый-белый, как чистый лист бумаги.
И мне казалось, что мы напишем на этом листе повесть нашей любви.
Снег кружится, летает, летает.
И, поземкою клубя,
Заметает зима, заметает, все, что было до тебя…
Скажи, что ты любишь меня! Скажи, что согласна стать моей женой!»
Маша оторвалась от чтения и подняла голову. Иван стоял у дверей, прислонившись к косяку, и смотрел на нее теплым лучистым взглядом.
– Ну как, Маш?
– Здорово, – всхлипнула Маша. – Не ожидала.
– Я старался. Всю неделю писал как одержимый! Забыл про остальное. Титанический, между прочим, труд. Последний абзац, по-моему, не очень получился.
– Там, где про жену?
– Там, где про снег. Стихи писать я еще не пробовал. Но тебе же нравилась эта песня…
– Нравилась.
– И мне. Я приготовил диск с ней к нашему свиданию. Но ты не пришла. А я еще приготовил…
– Что?
Иван показал глазами на искусственную новогоднюю елочку, притулившуюся на подоконнике. Маша традиционно наряжала ее в своем кабинете под каждый Новый год одинаковыми сине-желтыми блестящими шариками. Только сейчас вместе с шариками там блестело еще что-то. Маша протянула руку и сняла с елки обручальное кольцо. Она сегодня так часто смотрела в окно, стараясь увидеть Ивана, и не видела дальше собственного носа!
– Мне? – она надела кольцо на безымянный палец правой руки.
– Тебе. Нравится?
– Да.
– Да?!
– Мне тебя жаль, Иван Литвинов! Тебе придется вести «Дневник нашей любви» дальше! Титанический труд, между прочим.
– Ничего, – он шагнул к ней, – вместе мы легко справимся со сложными оборотами.
– Ай-ай-ай, – покачал головой Бочкин, заглянувший к Маше в кабинет. – Как неприлично целоваться на рабочем месте!
– Другое дело в загсе, – поддержал его Суконкин, остановившийся в коридоре. – Как мы собираемся с Розой Алексеевной.
– В загсе нужно целоваться не так страстно, – укорила непонятно кого Туманова.
– Ой, – прибежала Эллочка, – какой прикол! А продолжение здесь будет или они все-таки поимеют совесть?!
– Да какая разница, – пожал плечами Федоров. – Пусть целуются! Люди нашли друг друга!
– Кто потерялся? Кто без моего разрешения опять потерялся?! – возник тут же Телегин. – Морозова! Звонил босс, он едет нас инспектировать! Прекрати целоваться, когда с тобой говорит твой непосредственный начальник!
– Иди к черту, Тачкин! – рявкнул на него Иван, обнимающий Машу.
– Телегин я.
– Какая теперь разница, – отмахнулась от него Маша.
– Она увольняется и едет в «Ключи», – радостно доложил собравшимся Эдик. – Они только не решили, где проводить свадьбу. Или решили, но еще не озвучили. Пойдемте, друзья, не будем им мешать решать важные вопросы человеческих взаимоотношений.
Эдик вытолкал коллег и закрыл двери Машиного кабинета.
Там остались только двое, которые нашли друг друга в новогоднюю ночь.
Все-таки, кто бы что ни говорил, Новый год – это самый чудесный праздник!
