Джоди Малпас - Одна отвергнутая ночь
— Ты никогда никому не рассказывал свою историю, так ведь? — спрашиваю я, и к собственному удивлению ладонью накрываю его колено и сжимаю его в успокаивающем жесте. Мне так мерзко предлагать свое сочувствие. Он прогнал мою маму и потерял ее навсегда, для нас обоих. Но он прогнал и меня тоже. И спас.
Неизменный джентльмен перестает ерзать и опускает взгляд на мою руку. А потом он накрывает мою руку своей и держит ее. Вздыхает.
— Я был на практике, если можно так сказать. Готовился принять дела моего дяди. Я был двадцатиоднолетним, маленьким озлобленным мудаком, и бесстрашным вдобавок. Меня не волновало ничто и никто. Идеальный преемник.
Мой взгляд опускается на наши руки, и я внимательно смотрю, как он задумчиво вертит колечко на моем пальце, прежде чем сделать вдох.
— Грейси случайно оказалась в клубе моего дяди. Она была с друзьями, выпившая и наглая. Она поначалу не представляла, во что вляпалась, мне же стоило выгнать ее в ту же секунду, как я ее заметил, но я был обезоружен ее духом. Он источался из самых ее глубин, прямо из души, и запустил в меня свои когти. Я пытался уйти, но они лишь глубже вонзались. Держали меня.
Он поднимает свободную руку и с глубоким, растянутым вздохом потирает глаза.
— Она смеялась, — Уильям смотрит перед собой задумчиво. — Мартини лилось по ее прелестному горлышку и несло ее на танцпол. Я был увлечен. Загипнотизирован. Среди развращенной, пошлой элиты Лондона была моя Грейси. Она была моей. Или собиралась ею стать. Тогда как моей обязанностью было увести ее из этого злачного, мрачного мира, и нужно было сбежать оттуда самому, я заманил ее в него.
Та частица, что удерживала презрение к маме и та весомая часть сердца, что заключала в себе чистую, неопытную любовь к Миллеру, начинают кровоточить. Я теряю способность их различать… как раз то, что я подозревала и чего боялась. Уильям смотрит на меня и тоскливо улыбается, его красивое лицо искажено болью и сожалением. — Я купил ей шампанское. Она никогда прежде его не пробовала. Блеск от только что открытого удовольствия в ее глазах снял с моего сердца слой брони. Ни разу она не переставала улыбаться, и ни разу во мне не родилось сомнение в том, что я должен сделать эту женщину своей. Знал, что плыву в мутной воде, но я был слеп.
— Хотел бы быть таким, — предполагаю, зная, что права. — Ты хотел бы иметь силы тогда выпроводить ее и забыть навсегда.
Он издает смешок. Снисходительный смешок:
— Нет ни единого шанса, что я смог бы забыть Грейси Тейлор. Звучит глупо, я знаю. Мне удалось ухватить с ней один жалкий час, украсть всего один поцелуй, хотя она сопротивлялась даже сказать, встречусь ли с ней следующим вечером. Где-нибудь подальше от замусоленных мест. Где-нибудь в уединении, там, где меня никто не знал. Она сказала нет, но не остановила меня, когда я полез в ее сумку, нашел какой-то документ, чтобы прочитать ее имя и адрес, — его улыбка становится ярче, явный признак яркого воспоминания. — Грейси Тейлор. — Имя моей мамы делает его счастливым, и я не могу сдержаться от искренней улыбки. Расцветающие чувства Грейси и Уильяма вырисовываются идеально. В новинку. Всепоглощающие и иррациональные. А потом все пошло до ужаса неправильно.
Я невероятно четко могу почувствовать маму. Несмотря на то, что Уильям и Миллер явно друг друга презирают, в них много схожего. Моя мать, должно быть, была настолько же ослеплена, как Уильям Андерсон, когда претендовал на то, чтобы быть с ней. Так же, как я с Миллером.
— Твое обязательство перед дядей все испортило.
— Уничтожило, — поправляет он злобно. — Дядя планировал уйти на покой, но глупый случай отправил его тело на дно Темзы прежде, чем мы успели вручить ему часы.
Хмурю брови:
— Часы?
Он улыбается и, поднеся мою руку к своим губам, ласково ее целует.
— В общепринятом смысле, это подарок в честь выхода на пенсию.
— В самом деле?
— Да, забавно, не находишь? Кто-то, кому больше нет необходимости следить за временем, получает часы.
Усмехаюсь вместе с Уильямом, чувствуя между нами связь.
— Довольно иронично.
— В большей степени.
Еще более иронично то, что мы смеемся над этим сразу после того, как он мне сообщил о такой трагической смерти своего дяди.
— Сожалею насчет твоего дяди.
Уильям фырчит с сарказмом.
— Не стоит. Он получил то, что заслужил. Собаке собачья смерть. Разве не так говорится?
Не знаю. Так? Мой мозг и так пресыщен слишком яркой информацией. Обдумываю все сказанное мной, и все же понимание сбивает с ног.
— Твой дядя был аморальным ублюдком?
— Да, — он снова усмехается, вытирая под глазами. — Он был аморальным ублюдком. Все изменилось, как только я перешел к делам. Я могу быть опасным, когда мне необходимо, но бесчестным я не был никогда. Я ввел новые правила, отобрал девочек и очистил клиентскую базу от мудаков, насколько это было возможно. Я был молод, со свежим взглядом, и это сработало. Я заработал гораздо больше уважения, чем когда-либо получал мой дядя. Те, кто хотел остаться и получать свое, придерживались моих правил. Те, кому изменения не нравились, ушли и продолжили быть аморальными ублюдками. Я нажил много врагов, но даже в том возрасте не вел себя легкомысленно.
— Ты убивал? — выпаливаю, не подумав, и быстро получаю шокированный взгляд серых глаз. Я почти извиняюсь за такую глупость, но осторожность, появляющаяся в глазах Уильяма, говорит мне, что вопрос не был таким уж глупым. Он убивал.
— Неуместный вопрос, тебе не кажется?
Нет, мне не кажется, но предупреждение в его глазах останавливает меня от такого ответа. Если бы он не забирал чью-то жизнь, уверена, он бы поставил меня на место.
— Мне жаль.
— Не стоит, — он тянется и костяшками пальцев проводит по моей щеке. — Не надо пачкать этой грязью твою прекрасную головку.
— Слишком поздно, — шепчу я, от чего его осторожные прикосновения замирают. — Но мы говорим не обо мне и моих решениях. Что случилось дальше?
Передвинувшись, Уильям берет обе мои руки и поворачивается ко мне лицом.
— Были ухаживания.
— Вы встречались?
— Да, если угодно.
Улыбаюсь, вспомнив, как Нан использовала это же слово.
— И?
— Все было насыщенным. Грейси, несмотря на юный возраст и отсутствие опыта, находила в себе все больше и готова была себя отдавать. Отдавать мне. Это пробуждало во мне неизведанный голод. Голод по ней.
— Ты влюбился.
— Думаю, это случилось мгновенно, — черты его лица снова омрачаются грустью, взгляд падает на колени. — Я провел всего месяц, поглощенный диким желанием твоей мамы. А потом ударила действительность, и мы с Грейси вдруг стали невозможной комбинацией.
