Мой личный доктор - Мельникова Надежда Анатольевна

Костя остаётся за рулем. Я медленно выбираюсь из авто, предварительно поцеловав его в губы. Прощаясь, доктор Ткаченко заботливо касается моей щеки, и от нежности в его глазах гиппопотамчик внутри меня теряет юбку, то есть пачку. Костяшки талантливых пальцев хирурга-травматолога заставляют меня задохнуться от любви. Казалось бы, ничего особенного, но подобные тёплые мелочи греют душу. Этот искренний жест говорит так много. Его глаза излучают абсолютное счастье и щедро отдают его мне.

Но надо идти. Работу никто не отменял.

И я иду, прихватив сумочку, продолжая улыбаться и наблюдать за тем, как блестит на солнце моё помолвочное кольцо. Оно сверкает, когда я захлопываю дверь машины, горит драгоценным переливом в тот момент, когда я поправляю ремешок на сумке, берусь за ручку входной двери в здание и прикладываю пропуск к турникету. Оно великолепно смотрится во время мытья рук в школьном умывальнике и испития стандартного утреннего кофе. Оно сияет в тот миг, когда я, щелкая по клавиатуре, набираю должностную инструкцию. А дальше, стоя у окна, нарочито медленно опускаю жалюзи и снова любуюсь подарком. Чтобы не упустить ни одной секунды, ибо это чудо, а не кольцо.

И вот за этим занятием меня и застаёт наш заслуженный педагог по вокально-хоровым дисциплинам.

— Красивое у вас кольцо, Ульяна Сергеевна, — слышу из-за спины.

Понимаю, что меня застукали, и молниеносно отдёргиваю руку. Пора заканчивать пялиться на украшение двадцать четыре на семь. А то люди подумают, что я чокнулась. Резко оборачиваюсь. Ругаю себя за то, что зависла на своём перстне. А ведь Виолетта наверняка стучала в дверь моего кабинета, но я даже не слышала, погрузившись в нирвану приятных мыслей. Я непростительно сильно счастлива и никак не могу взять себя в руки.

— Спасибо, — смущаюсь.

— Помолвочное?

Киваю. Хотя, наверное, не стоит обсуждать это с подчинёнными. У меня уже была одна подруга в коллективе, и это закончилось очень и очень плохо. Необходимо держать дистанцию и общаться только по работе. Но хоровичке тоже нравится моё кольцо, она смотрит на него с искренним восторгом.

Кажется, действительно рада за меня.

— Поздравляю. Желаю вам счастья, — с интересом и игривым лукавством разглядывает меня. — Надо же, как интересно заканчивается эта история. Кто бы мог подумать?! Сплетня года в нашем храме науки привела глубокоуважаемого завуча прямиком в загс. Простите, если я лезу не в своё дело, но это очень мило и даже по-сказочному.

Пожимаю плечами и сажусь на своё рабочее место. Смеюсь, опять краснею. Поправляю ручки и карандаши на столе. Всё равно не могу дышать нормально, меня буквально распирает от радости. Обычно для полного счастья человеку всегда чего-нибудь не хватает, а у меня всё есть. И я не могу перестать улыбаться. А ещё Ткаченко смешит меня, то и дело присылая между пациентами фотографии горшков и пылесосов для моей мамы.

— Вы только новому директору колечко не показывайте. У него на этой почве может случиться нервный тик.

Она смеётся, а я не понимаю, что это значит. Мне так любопытно узнать, что конкретно между ними произошло и откуда они друг друга знают. Но спросить неудобно, вдруг это вызовет агрессию.

— Кстати, Султанов о вас, Ульяна Сергеевна, очень высокого мнения. В восторге от проведённого собрания и решения ситуации в целом и утверждает, будто в вас есть некий особенный стержень. Он как бы между делом сообщил об этом секретарю, а она своей подруге по сольфеджо, а та в свою очередь всем нам.

Не могу не рассмеяться. Курятник просто, а не школа.

О чём я и говорю хоровичке, а она лишь разводит руками и переходит на забавный шёпот:

— Бабский коллектив, ничего не поделаешь, в том числе штрафы их не пугают, хотя мне кажется, что после новости о вашей помолвке, никто не посмеет даже подумать о вас плохо, — зависает на моём кольце, затем отводит взгляд и улыбается, но не мне, а как будто кому-то незримому. — А я вот замужем никогда не была. Ребёнок есть, мужчина тоже, а переживать за кого-то ещё — по-крупному — я уже не готова. Если честно, полагаю, что официальная роспись и брак — это не моё.

— Я тоже думала, что не хочу замуж, пока не встретила своего доктора и он не вытащил из кармана вот это кольцо, — на радостях признаюсь и тут же прикусываю язык.

Вот ничему меня жизнь не учит. А Виолетта расхаживает по кабинету, встаёт у окна, чуть раздвигает жалюзи. Судя по звуку, внизу кто-то припарковался. Она мрачнеет, но продолжает наблюдать. Почему я уверена, что из автомобиля выходит наш новый директор?

— Вы что-то хотели узнать, Виолетта Валерьевна? — отвлекаю её от мрачных мыслей.

— Я насчёт графика отпусков хотела бы уточнить.

— Да-да, конечно. — Открываю нужный файл, и вместе мы начинаем просчитывать возможные варианты.

Следующую неделю мы с Ткаченко проводим в конфетно-букетном периоде, и кажется, что уже никто не может омрачить наше счастье. Но вечером в пятницу, очень сосредоточенный и непривычно напряжённый доктор Ткаченко, подъехав к зданию школы, объявляет, что ему понадобится моя поддержка. Потому что именно сегодня мы поедем узнавать результаты теста ДНК. И наконец-то появится ответ на главный вопрос: его ли сын Костик.

Глава 53

Настроение медленно, но верно катится с горы вниз. Майка и её отец уже ждут нас возле лаборатории. Прекрасно понимаю — легко не будет.

— Руку давай. — Помогает мне выйти из машины Ткаченко.

Он закрывает авто и, щёлкнув брелоком, переплетает пальцы наших рук. От стоянки до крыльца несколько метров. Вижу их. Она со своим папой стоит на крыльце. Мы идём к ним. И даже отсюда видно, что, как только она замечает нас, её лицо кривится и Майя начинает реветь. Отец её обнимает, поддерживая.

— Это ничего не изменит, Костя. Даже если он твой сын.

Кивнув, мой личный доктор ничего мне не отвечает.

Точно так же, как не отвечают мне бывшая подруга и её отец, когда я, приблизившись, здороваюсь с ними.

— Что это? — бледнеет Майка, глядя на мою руку.

Тем, что Костя скрепил наши ладони, он привлек внимание к моей руке. И Майка, конечно же, увидела кольцо. У неё аж ноги подкашиваются. Если бы я не любила Костю и не обещала поддержать, уже давно ушла бы. Её поведение отвратительно. Но ради Кости, несмотря на жуткую ситуацию, я иду как на казнь.

Ткаченко не обращает внимания. Он просто делает дело. И сегодня он должен узнать, его ли сына растит Майка. Если да, он поможет, а если нет — ну что же… Это не наше дело.

— Гадина! Ненавижу! Чтоб ты сдохла!

— Прекрати! — одёргивает её отец. — Веди себя нормально!

— Ты думаешь, тебе сойдёт с рук?! Там наверху всё видят! Не будет у тебя ничего хорошего с ним! Помнишь, ты клялась? Так вот! Думаешь, это всё просто так? Всё вернется! Всё сбудется!

— Дочь! Замолчи! Хватит позориться! — Поворачивает её к себе отец и, хорошенько встряхнув за плечи, пытается успокоить.

Яд сочится, брызжет, и мне настолько страшно от того, как она выглядит и что она несёт, что я жмусь к своему доктору.

Мы поднимаемся по ступеням. Ткаченко, несмотря ни на что, протягивает коллеге руку. Он молодец. А я бы и папашу послала по известному адресу. Но Костя спокоен как удав и пожимает пожилому доктору руку.

Я в это не лезу. Я просто рядом.

— Если не успокоишься, останешься на улице!

Это я слышу уже за спиной, потому что мы заходим внутрь. Костя ведёт меня к регистратуре и подаёт паспорт. Медсестра на него смотрит, улыбается. Он — нет. Он прижимает меня к себе и всё время гладит по спине. Знаю, что он тоже нервничает.

— Прости, что из-за меня тебе приходится переживать всё это, — шепчет он на ухо.

— Всё нормально.

Медсестра подходит к металлическому ящику за своей спиной и, выдвинув его, перебирает документы среди алфавитных указателей, просит Костю расписаться и подаёт ему запечатанный конверт. Он, всё ещё обнимая меня одной рукой, забирает. Чуточку медлит. И, прежде чем распечатать, снова смотрит мне в глаза. Я тоже смотрю на него.