Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила
— Да уж, как не знать! В деревнях больше заботятся о том, чтобы соблюсти все ритуалы над телом умершего, а не о том, чтобы до этого продлить ему жизнь. Да и христианство мало чем лучше какого-нибудь дикарского культа. Наш народ услышал что-то о чудесных свойствах крестика и воды и решил, что важнее успеть побрызгать на больного или недоношенного ребенка, чем его спасти! О каких богах они думают, что там?! Они демонам служат!
Они шли в этот вечер по старому центру Аддис-Абебы, неподалеку от самого большого в городе рынка Меркато, куда, по мнению туристов-экстремалов, свозили на продажу весь мусор, какой удавалось собрать в столице.
— А как ты вообще заинтересовался паллиативной медициной? И почему уход за больными тебе ближе, чем лечение? Неужели ты даже в детстве не мечтал сделать врачебную карьеру?
— Представь себе, нет, врачи, по-моему, больше озабочены разгадками тайн природы, чем облегчением чьих-то страданий. Знаешь, они говорят, что иногда чем хуже для больного, тем лучше для исследования. Понять их можно: обострение симптомов помогает в диагностике, да только больному недосуг ждать, он хочет, чтобы ему стало легче здесь и сейчас, и порой от мучений теряет человеческий облик. Я это понимаю и никогда ни на кого не злюсь, а врач это расценивает как черную неблагодарность за его вклад в мировую науку.
— Не знаю, смогла бы я рассуждать так, как ты: лично я считаю смерть самым отвратительным изобретением эволюции. Ты же знаешь о том, что простейшие организмы никогда не умирают, а только делятся пополам? А вот как только живая форма чуть-чуть усложнилась, тогда появилась и смерть. Хуже этого только человеческое сознание того, что придется умирать. Насекомые живут один день, но не знают об этом. Так кто же более везучий?
— Я тоже очень не люблю смерть, — невозмутимо сказал Айвар. — Но человеком все-таки быть лучше, чем простейшим организмом! Да, не каждый способен примириться с неизбежной кончиной, и тогда приходится отвлекать пациентов от этих мыслей на что-то другое, а если уж это невозможно — тогда физически пригасить страдания. Но тут духовных усилий мало, ты сама знаешь.
— Конечно! Когда нет денег на обезболивание, то никакие утешения не помогут, так что здесь материальное явно важнее морального.
— А ты замечала, какой в этом кроется подвох? — спросил Айвар после некоторого раздумья. — Те, кто поучает других, что душу надо ставить превыше плоти, сами чаще всего озабочены вполне материальными вещами. Кто больше всех любит толковать народу о вере, смирении и прочих христианских добродетелях? Государство и церковь, как лучшие демагоги и специалисты по экономии на людях.
— Коммерческая медицина тоже своей выгоды не упускает. В России, например, очень популярны благотворительные сборы с населения на дорогие операции детям где-нибудь за океаном, хотя это чаще всего уже ничем не поможет. В итоге семья остается в нищете, сочувствующие — в дураках, а кто-то в плюсе.
— Но все-таки лицемеров хуже, чем духовные лица, нет, по-моему, нигде, хотя я сам не воинствующий атеист. Только Орден милосердия чего стоит! Вся их деятельность заключалась в любовании человеческим страданием, настоящем людоедстве. И это ведь не засекречено, информацию легко найти, а в историю они все равно вошли как святые благодетели.
— А приюты Святой Магдалины? Они точно так же отличились своими методами исцеления «нравственных болезней». И забавное совпадение в том, что нужда в них отпала с развитием бытовой техники.
— Верно, но это все никуда не делось, я более-менее знаю, как сейчас живут в России, и там бурная мода на внешнюю религиозность. Почему-то расходы на здоровье уменьшаются одновременно с ее возрастанием. Понятно, что на культе терпения можно очень неплохо заработать, но почему люди позволяют ставить на себе такие опыты?!
— Культ терпения? — переспросила Налия.
— Ну да, иначе это сложно назвать. Если у людей нет денег, чтобы поручить заботу о безнадежно больном родственнике наемному работнику, то понятно, что кому-то из членов семьи, как правило женщине, приходится брать на себя эту ношу. Но если они могут себе позволить найти специалиста и не мучиться сами, то почему их считают эгоистами и подонками, предавшими родного человека? Нет уж, мучайся, ведь исполнять свой долг — это так красиво! Да еще ты попадешь в рай, а все остальные сдохнут! А что дом за полгода пропитается не только дерьмом, но и ненавистью, в расчет не берется.
— У нас-то еще проще! За безнадежными родственниками, старыми или малыми, никто не ухаживает, по крайней мере среди неграмотного населения, — горько усмехнулась Налия. — Зачем, если нового сделать как плюнуть?
— Но такими темпами они скоро опустятся до нас, а вот мы так и не вырастем, — подытожил Айвар мрачно, — и все, чему учились наши родители у России, пропадет зря.
Неожиданно Налия сняла туфли и так и пошла дальше по пыльному неасфальтированному грунту в направлении рынка.
— Господи, что ты делаешь? — изумленно воскликнул Айвар. — Хочешь наступить на битое стекло или использованный шприц? Так этого добра здесь достаточно.
— Просто твои слова мне кое-что напомнили, — спокойно отозвалась девушка. — В России я когда-то общалась с придурками, исповедующими все натуральное: они не верили в науку, в медицину, в технологии, и порой это для них кончалось очень плохо, но знаешь, их даже жалеть не хотелось. Жалко было только их детей, которых они не водили к врачам и не кормили нормальной пищей. А некоторым детям и родиться не довелось: умерли в утробе, потому что эти ненормальные ни за что не желали идти в роддом и признавали только «духовное» акушерство.. Да впрочем, и дьявол бы с ними, по-другому не скажу, но дело в том, что...
Голос у Налии дрогнул, и она продолжила уже без улыбки, покусывая свои полные губы:
— Понимаешь, они живут в полном благополучии, там, где руку протяни — и будет тебе и нормальная пища, и очищенная вода, и лекарства, и вакцины, и неотложная помощь, и выхаживание недоношенного ребенка... И морду от всего этого воротят! Начитались на своих безумных форумах, что в первобытном обществе все были здоровы и счастливы, вот только этого первобытного общества они и близко не нюхали! А пожили бы среди нас, где нет столько «врачей-убийц», потому что врачей вообще крайне мало, где нет страшного облучения от УЗИ, потому что его негде сделать! Где огромная часть населения недоедает и умирает, не достигнув зрелости, а подсчет детских смертей и вовсе порой не ведется! Прошлись бы они вот так, по этой самой дороге, по которой мы ходим каждый день...
Айвар молчал, даже не зная, что ответить на столь сильный эмоциональный всплеск, какого прежде не видел у своей закаленной жизнью подруги.
Тут девушка обернулась и уже со знакомым ему огоньком в глазах спросила:
— Ну что, присоединишься?
Парень задумчиво посмотрел на нее и стал расшнуровывать кроссовки...
7.Застывшее пламя
Так минуло еще несколько месяцев. Мэхдин Соломон с супругой посетили больницу Российского Красного Креста и с удовлетворением заметили, как она преобразилась с времен их молодости, хотя одновременно они констатировали, что даже очень хорошая больница не может победить тотальное невежество и безответственность людей по отношению к своему здоровью. Но Айвар ответил им с какой-то таинственностью: «А я стараюсь их учить».
Что конкретно он имел в виду, родители не допытывались, но для них было очевидно, что он в больнице на очень хорошем счету. Конечно, все молодые парни в персонале были ловкими и крепкими: в случае нехватки носилок, когда больных приходилось перетаскивать на руках, это было необходимо, и вовлекаться приходилось независимо от квалификации. Но далеко не все умели выполнять тяжелую работу не как ненавистный долг и не как тупую поденщину сродни чистке хлева. А у Айвара все выходило как-то естественно и тактично, и несмотря на скепсис старших медработников, утверждающих, что дремучий и невежественный народ понимает только грубый язык, это приносило плоды.
