Вероника (СИ) - Майерс Софи

Слова комендантши общежития, тогда я не взяла всерьез, но сейчас понимала, что в волонтеры не идут просто так, каждая здесь покалечена жизнью. У кого-то как у меня не сложились отношения с родителями, кого-то пытались выдать, замуж простив их воли, кто-то был из неблагополучной семьи. Каждая была со своей сложной историей, которую прятала под улыбкой политкорректного, лояльного волонтера.

Ритка, как, оказалось, приехала из Сибири в Москву. Ее родители, хотели выдать ее замуж за пожилого и смертельно больного мужчину. Она каждый раз бледнела, когда вспоминала те дни. Мы плакали, обнявшись, когда она рассказывала, как бежала через всю страну, где перекладными, где «зайцем», ночевала на вокзалах, прежде чем попасть сюда.

Родители вычислили, куда сбежала дочь, и приехали за ней. Сестры, видя, что Рита не хочет возвращаться с родителями, объяснили им, что Рита подписала соглашение о работе в Корпусе Милосердия. Это означало, что опека над ней и все юридические моменты теперь перешли в КМ. Против ее воли никто не мог ее забрать.

Для меня эта новость была воодушевляющей. Мама и дядя не смогут меня вынудить выйти замуж и ни как не смогут распорядиться моей частью квартиры.

Я по чисто русской привычке надеялась на лучшее, но готовилась к худшему.

И вскоре судьба решила меня испытать снова. Собака к палке привыкает, я привыкла к постоянным испытаниям, что преподносит мне судьба.

Начало августа в Москве был тошно-дождливым. Все силы небесные словно вторили моему настроению и поливали несчастную, поникшую столицу дождями. Ветер дул, что есть силы, выдувая последнюю надежду.

Наверно если бы не огненно-рыжая бестия Ритка, я бы давно утонула в меланхолии и тоске по Мише. Новая подруга словно чувствовала мое беспокойство и всячески пыталась поддержать меня.

Моя беременность протекала идеально без токсикоза и прочих бед. Живот на моем худом теле еще не проявился. Но все это было, пока!

Я шла по коридору административного корпуса, находясь в своих мыслях, как вдруг мне внезапно затошнило, стены, пол все зашаталось в моих глазах. Оперевшись о стену я почувствовала сильную слабость, а в следующую секунду темнота накрыла меня, и я упала в обморок.

Очнулась я довольно скоро, тяжело дыша, покрывшаяся испариной я смотрела на подоспевшего мне на помощь охранника и не могла вымолвить и слова.

— Девушка, что с вами?

— Я…не знаю….— промямлила, пытаясь подняться на ноги, но тут же поняла, что без помощи мне не встать, — помогите подняться на ноги, пожалуйста?

— А да, конечно, — вежливый охранник, как пушинку, поставил меня на ноги, оценив обстановку, сказал, — пойдемте, отведу вас в госпиталь.

— Это, что еще такое тут происходит? — раздался громкий оклик сзади.

Охранник обернулся и тут же в милом дядечке проснулся профессионал.

— Простите, Елизавета Романовна, девушке стало плохо, я пришел на помощь,— отрапортовал он.

К нам спешила Главный председатель общественного совета при Корпусе Милосердия — Мещерякова Елизавета Романовна. Строгая, но до мозга костей справедливая, мы ласково звали ее старшей или Романовной, но только между собой.

— Простите Елизавета Романовна, — пролепетала я.

— Что с тобой? — старшая подошла к охраннику и забрала меня из рук охранника.— Свободны, я сама ее провожу! Так что с тобой?

— Не знаю, плохо стало, голова закружилась. Не нужно в госпиталь, все уже хорошо, — я дернулась, пытаясь вырваться из цепких рук.

— Нет, мало ли что? — в подтверждении ее слов я пошатнулась, стоило только отпустить мою руку. — Видишь?

Уже в госпитале Елизавета Романовна оставила меня на попечение врачу и медбрату и ушла. Врач был немногословен, у меня взяли анализы, и медбрат проводил меня в палату, объяснили это тем, что нужно дождаться результатов анализов.

Я не спорила, обмороки не были для меня привычным явлением и я испугалась. В первую очередь за малыша.

Время клонилось к вечеру, и я уже клевала носом, когда в палату зашла Елизавета Романовна, держа в руках аккуратную папочку, я встала, приветствуя ее.

— Сиди, сиди, Вероника, — старшая пододвинула стул ближе и села на него.

— Что со мной? Раз пришли вы…— я задрожала.

— Нет это ты мне расскажи, как ты умудрилась обхитрить рекрута?

От стыда я покраснела, теперь до меня дошло, почему пришла именно она, и к чем весь этот разговор.

— У меня не было выбора, — пролепетала я, смотря на сцепленные в кулак пальцы.

— На меня смотри! Выбор есть всегда, девочка, но врать когда тебе оказали доверие?! Это просто плевок в душу, — спокойно, но так тяжело она это сказала, что по спине пробежали неприятные мурашки, резко подняв глаза я встретилась взглядами с наставницей.

— Нет, выбора мне не оставили. Моя мать хотела, чтобы я сделала аборт и вышла замуж за человека, которому только для формальности нужен этот брак, — эмоционально сказала я, сжав зубы так сильно, чтобы сдержать слезы.

— Где отец ребенка? Почему он не женился на тебе? — тон смягчился, стал более интересующимся, я поняла Елизавета Романовна пытается разобраться.

— Его отправили в командировку. Там нет связи, но он обещал, что приедет за мной, — выдала я искаженную правду, инстинктивно понимая, что лучше не врать.

— Почему твоя мама решила пойти против этого мужчины? Ведь все складывается?

— Он говорил о своих намерениях только мне, — тихо сказала я вновь опуская голову. Раздался тихий вздох, едва заметное качание головой.

— Девочки милый, что же вы такие дурехи, — Елизавета Романовна села ко мне на кровать, покровительственно обнимая за плечи.

— Он не обманет меня, я верю ему! Но что теперь будет со мной? Вы выгоните меня?

— Наверно он действительно хороший человек раз ты ему так веришь, — ласково почти по-матерински сказала наставница. — Ну, вот куда я тебя выгоню? Вероника! К матери, чтобы она угробила тебя и малыша. У меня все же есть сердце, хотя многие так не считают.

— Спасибо вам, — прошептала я, срывающимся в слезы голосом.

— Но если вдруг твой рыцарь мечты бросил тебя, ты не сможешь остаться волонтером и тем более стать нашей сестрой. Ладно, тогда будем думать, а пока отдыхай, побудешь дней десять в госпитале, твои анализы мягко говоря не очень. Полечись чуть-чуть. О своей беременности молчок, не хватало мне тут из Корпуса Милосердия сделать родильное отделение! — уже строго, впрочем, как обычно, заговорила старшая вставая с кровати. — Скажу только вашей звеньевой, чтобы понимала, тяжелые вещи тебе таскать нельзя!

Я слушала ее, улыбалась и кивала. Это было похоже на сон. Мне разрешили тут остаться. Наставница вышла из палаты, и я легла на кровать, поглаживая плоский животик шептала:

— Ничего не бойся, малыш, мама всегда будет с тобой!

Рита пришла вечером. Необыкновенно тихая, она села на стул рядом с койкой. Первым порывом было схватить меня за руку, но ее собственные пальцы лишь дрогнули, так и не дотянувшись до моих:

— Почему не сказала? — голос, бесцветный, донесся до меня. Зная ее веселый нрав невозможно было представить, что говорит она.

— Прости, Рит, не могла, никто не должен был знать, но этот обморок, — я цокнула языком.

— Дура ты, набитая, скрывалась, а я могла помочь!

— Я не знала, Рит, прости, — потупив взгляд в окно, я шумно выдохнула.

— Что Романовна сказала? — ее голос вдруг завибрировал, словно говорила на слезах.

— До родов я остаюсь волонтером, а дальше будем думать, — передала я слова наставницы.

— Не понимаю тебя, — Ритка все же сжала мою ладонь в своих ледяных руках.

Смотря на рыжеволосую бестию, которая за столь короткий срок стала мне почти как сестра я вдруг осознала, что не могу больше держать это в себе. Первые слова сорвались с губ, а дальше меня было не остановить. Я говорила и говорила. Выплескивая все свои страхи, всю свою боль. Маргарита слушала широко раскрыв глаза.

— Рит, я буду ждать его, — глубоко вдохнув я подняла глаза к потолку.