Вера Колочкова - Ласточка для Дюймовочки
– Дашенька, это я… – прошуршал на том конце провода бабушкин старательно-ласковый голос. – Ты уже встала, Дашенька? Хорошо. Надо умыться, привести себя в порядок… Сейчас мама приедет…
Не дослушав, она осторожно положила трубку на рычаг и продолжила свой путь – сначала в ванную умыться, потом захватить сумку, потом в прихожую – быстро одеться и бежать, бежать… Проходя уже с сумкой мимо телефона, она снова вздрогнула от звонка, снова осторожно подняла трубку, прислушалась.
– Алё… Ой, ничего не слышно… Алё… – послышался в трубке слабый, будто из далекого далека голосок вчерашней улыбающейся всем одинаково Маргариты и смолк растерянно.
Распрямившись во весь рост, держа трубку, Даша набрала побольше в грудь воздуху и протараторила решительно:
– Здравствуйте, Маргарита! Хорошо, что позвонили. Я вот что вам хочу сказать – не приезжайте сегодня!
– Почему, Дашенька? – испуганно проблеяла женщина в трубку. – Почему?
– А я передумала быть для вас фиктивной суррогатной матерью. Не хочу.
– Почему?
– Да нипочему! Долго объяснять. Не хочу, и все.
– Вас Рома сильно обидел, да, Дашенька? Ой, да не обижайтесь, он со всеми такой… Хотите, я ему позвоню сейчас и он прощения попросит?
– Нет. Не надо мне его прощения. Вы лучше скажите ему, чтоб сегодня сюда не ездил. Не буду я ничего подписывать. Вы простите, Маргарита, я тороплюсь, мне идти надо…
– Погодите! Погодите, Дашенька! – взмолилась вдруг на том конце провода женщина. – Погодите… Послушайте меня… Вы молодая, вы не понимаете… Дашенька, спасите меня, пожалуйста! Умоляю вас! Не поступайте так со мной, пожалуйста…
– От чего я вас должна спасти? – озадаченно переспросила Даша, присаживаясь в кресло и ставя между ног сумку.
– Ну… Понимаете… Если у нас не будет ребенка, Рома просто-напросто бросит меня, и все! Я знаю, у него есть другая женщина! Даша, мне очень, очень нужен этот ребенок!
– Хм… Так он вас и с ребенком может бросить…
– Нет-нет! С ребенком он не посмеет! Да и папа мой не даст… Вы знаете, Рома работает на фирме моего папы и должен со временем оформить на себя правопреемство. И папа хочет, чтоб у нас была полная семья. А я родить не смогу… Дашенька! Не поступайте так со мной, пожалуйста! Я ведь через это прошла уже один раз! Одна суррогатная мать от нас сбежала прямо из роддома вместе с нашим ребенком…
– Мне очень жаль вас, Маргарита, но помочь я вам не смогу. Простите. Своего ребенка я тоже никому не отдам. Тем более, как выяснилось, он вам нужен в целях своих, меркантильных. Для дальнейшей карьеры вашего мужа, да? – твердо произнесла скороговоркой Даша. И усмехнувшись по-хулигански, добавила: – И вообще, Маргарита, на фига вам такой муж? Бросьте вы его сами! А папа вам нового найдет. Может, даже с готовым уже ребенком. А что, бывают и такие…
– Дашенька, ну что вы говорите… Я не то имела в виду…
– Ладно-ладно, Маргарита, прощайте, – кося глазом на часы, стрелки которых беспощадно приближались к полуденному времени, быстро проговорила Даша. – Всего вам доброго, не обижайтесь…
Положив трубку, она ринулась в прихожую, стала торопливо одеваться. Надо бежать, скорее бежать… Только вот куда? Господи, да к Наташе Егоровой, конечно! Баба Зина ее не выгонит! А там видно будет! Да и Наташу проводить надо, она обещала…
На улице было холодно. Ноги не слушались, дрожали после болезни. И все тело моментально прошибла противная мокрая слабость, и затошнило сильно. Она даже остановилась посреди дороги, задышала часто, пытаясь прийти в себя. А отдышавшись, подумала вдруг: «Надо бы Тимофееву сказать, что Наташа уезжает…» Она и сама не поняла, отчего эта мысль пришла ей в голову. Перспектива тащиться в десятую школу на другой конец города, чтоб сообщить ему это известие, ее вовсе не привлекала. Очень хотелось в тепло, выпить горячего чаю… Да и съесть чего-нибудь не помешало бы… Но, вздохнув, она все же повернула обратно и поплелась по обледенелому тротуару на другой конец города, в старую неприглядную десятую школу. Все-таки пусть Тимофеев знает. В конце концов, это же для него навсегда… Какое страшное слово – навсегда! Навсегда увезут его сына, навсегда он его потеряет… Она и сама, наверное, бежит от него, от этого навсегда…
Поскользнувшись на ледяной колдобине, Даша интуитивно схватилась за живот и сама удивилась этому своему жесту. «Потерпи, малыш, скоро придем. Все равно ж надо Тимофееву сказать! Ты потерпи. А потом пойдем к бабе Зине, будем с тобой чай пить горячий…» – проговаривала она про себя ласково, впервые обращаясь к своему ребенку. И это было замечательно. Это было так замечательно, господи! Она и не предполагала раньше, как это может быть здорово. Он там маленький, он живой, он родной, он ее ребенок, ее дочка или сын… Ей даже показалось, что он шевельнулся слегка внутри, отвечая ей согласием – я и не против, мол. Надо так надо. Иди к своему Тимофееву, только осторожненько, не скользи на колдобинах и не падай зря…
На этот раз Даше не пришлось стоять в сторонке около крыльца десятой школы в ожидании Сашки Тимофеева. Повезло. Уже на подходе он собственной персоной сам вынырнул перед ней из какого-то переулка, шел понуро и весь съежившись, опустив глаза в землю. Так бы и прошагал дальше, если б Даша его не окликнула:
– Тимофеев! Подожди, не уходи! Я же к тебе иду…
– Даша? Ты? – обернулся он удивленно и остановился, поджидая ее. – Ты ко мне идешь? Что-то случилось?
– Случилось, Сашка. Наташа сегодня уезжает. С Костиком. Навсегда. Понимаешь?
– И что? – немного помолчав, вызывающе вскинул голову Сашка. Только вызов его, Даша успела заметить, нелепым каким-то получился. Петушиный вскрик какой-то, в самом деле, а не вызов.
– Да ничего! Уезжает, и все. Навсегда, говорю.
– А зачем ты мне это говоришь?
– Так, – пожала плечами Даша, – просто чтоб ты знал…
– Зачем?
– Да ну тебя, Тимофеев! – рассердилась она вдруг и сильно вздрогнула на ветру, и даже зубы клацнули некрасиво от пронзившего ее холода. – Что да зачем… Ну тебя! Пошла я…
– Ты и впрямь дрожишь вся…
– Да уж, задрожишь тут! Холодно у вас, Тимофеев. И ласточки все от холода подохли. И эльфы тоже. И тем более принцы прекрасные. А жаль.
– Какие ласточки, Даш? Какие эльфы? Ты о чем?
– Те самые. Для Дюймовочки. Ладно, Тимофеев, пошла я. Пока. Иди дальше своей дорогой. И не придуривайся, что не понимаешь ничего. Все ты понимаешь, Тимофеев. И про ласточек, и про эльфов. И про принцев тоже. Все, пока…
Она резко развернулась и почти побежала в обратную сторону, смешно шаркая ногами по гололедице, чтоб не упасть. Падать было никак нельзя. Тонкий лед покрыл за ночь асфальтовую дорожку, можно сказать, голышом, не дав на нее и снегу упасть хорошенько. Упадешь на такую прелесть – живой не останешься. И потому, свернув за угол, она пошла чуть медленнее – отсюда уже и до Пролетарской улицы недалеко…
