Джилл Шелвис - У любви в плену
Через двадцать минут она припарковала «веспу» рядом с грузовиком и постучала в дверь.
Сойер, голый по пояс, открыл ей, но впервые не выглядел счастливым, что она здесь, и ее охватил страх.
— Наверное, я слишком поздно?
— С каких пор тебя это останавливает?
Взглянув на него, Хлоя повернулась, чтобы уйти.
— Да, не следовало приезжать…
— Входи. Ты замерзла, — вздохнул он.
Нет, она испугалась. Не его, а того, что могло произойти между ними.
Или не произойти.
Хлоя захлопнула дверь и прислонилась к ней.
— Я не думаю, что тебя расстроили грязевые источники. К тому же это не моя идея. — Хлоя поморщилась. — О’кей, так и было, но я сказала это в шутку, а потом Мэдди настояла и…
— Это не грязевые источники. Не все крутится вокруг тебя, Хлоя, — сказал он и вышел.
Ее первой мыслью было хлопнуть дверью и послать его к черту. Прежняя Хлоя в сердцах так бы и сделала. Но она уже не хотела быть той Хлоей, которая не знала, где ее дом, ее корни.
Она заставила себя пойти за ним и обнаружила его в ванной. К ее удивлению, одна стена, ранее зеленая, была покрыта мутной белой краской.
— Почему ты выбрал этот оттенок?
— Такой был в продаже.
Она бы улыбнулась, если б не тугой узел в желудке.
— Сейчас два часа ночи.
— Да. — Сойер потянулся за валиком.
Ей хотелось бежать отсюда, но страх уже прошел. Она должна выяснить, что случилось.
— Кто тебе звонил? Еще какие-нибудь сумасшедшие женщины, купающиеся при луне?
— Нет.
— Твой отец в порядке?
— Да. Он выгнал меня, но в порядке.
— Выгнал? — удивилась Хлоя.
Сойер пожал плечами:
— Нолан велел мне убираться прочь, поскольку у него есть какой-то мальчик для работы по дому. Замечательный мальчик, который всегда рядом, не пытается его обокрасть и вообще столп добродетели.
— Это хорошо. Таких столпов добродетели сейчас трудно найти.
— Мальчика нет, Хлоя. Он выдумал его.
— Возможно, отец пытается сохранить тебе время или сохранить лицо. Свое лицо.
— Сохранить свое лицо?
— Да, это глупая мужская гордость.
— Ты не понимаешь, — мрачно ответил Сойер. — Я никогда тебе не рассказывал, каким был.
— Ты был трудным ребенком. И что? Многие из нас были такими.
— Ты не знаешь.
— Я знаю, какой ты сейчас. Это все, что имеет значение. Ты преданный, сильный, заботливый…
Сойер фыркнул, повернулся спиной и продолжил красить. Видимо, их разговор окончен. А главный вопрос, ради которого она приехала, остался без ответа.
— У тебя есть другой валик?
— Нет.
Она втиснулась между ним и стеной.
— Привет. Меня зовут Хлоя, и, если ты еще не заметил, мы друзья. Правда, только когда голые, но тем не менее. А друзья не скрытничают. Если тебя разозлил не отец, тогда что это было?
— Мы больше, чем только голые друзья.
— Вот и расскажи мне. Если это я рассердила тебя, думаю, имею право знать чем.
— Это не ты.
— Тогда на кого ты разозлился?
— На себя. — Сойер вздохнул. — Могу только сказать, что это дела ДЕА. Мы ждали сообщение, а поскольку я находился вне досягаемости, то получил его слишком поздно.
Боже! А все потому, что из-за них он задержался на грязевых источниках.
— О, Сойер. Мне так жаль, — виновато сказала она. — Я могу что-нибудь сделать для тебя?
— Это твой единственный вопрос?
— Нет, у меня их целый десяток, но я стараюсь не надоедать тебе своей импульсивностью.
Он тихо засмеялся.
— Как тебе удается быть одновременно такой полезной и такой вредной для меня?
— Это мой особый талант.
Хлое не нравился его взгляд. Ода не хотела стоять здесь, дожидаясь, пока он скажет, что они расстаются. Она знала это. Чувствовала.
— Ты спросила, можешь ли что-нибудь сделать для меня? — Хлоя кивнула. — Ты смогла приехать сюда.
Она без промедления шагнула к нему, прижалась щекой к голой теплой груди, находя успокоение в равномерном биении его сердца, когда он крепко обнял ее.
— Я не тот человек, каким ты меня считаешь, Хлоя.
— Ошибаешься. Ты именно такой, как я и думала.
Она поцеловала его, а в ответ Сойер прижал ее к одной из некрашеных стен. Он был твердым, везде.
— Чувствуешь себя лучше? — прошептала она.
— До известной степени. Где твой ингалятор?
— В сумке у входа. Я уже воспользовалась им. Из предосторожности. Мне так жаль, Сойер.
— Это больше не повторится. Никогда.
Она похолодела. Все кончено. И это убьет ее.
Завтра.
А пока у нее впереди целая ночь. Он хотел ее, она хотела его.
Не желая терять ни секунды, Хлоя расстегнула ему джинсы. Сойер испытующе посмотрел на нее и, уже смягчившись, разделся. Теперь командовал он. Ее свитер и бра упали на его джинсы.
— Повернись.
Когда она сделала это недостаточно быстро, Сойер сам развернул ее лицом к зеркалу, положив ее руки на стойку, словно для обыска. Однако вместо этого прижался к ней, и они смотрели на ее тело в зеркале. Хлоя чувствовала его теплое неровное дыхание. Руки обхватили ее груди, а пальцы слегка пощипывали соски.
— Что? — спросил он, когда она задрожала.
— Я заставляю тебя чувствовать, — ответила Хлоя.
— Да.
Стянув с нее джинсы вместе с трусиками, Сойер снова положил ее руки на стойку и раздвинул ей ноги. Найдя удобное для себя положение, он встретил в зеркале ее взгляд.
— Ты собираешься изучать меня? — поддразнила она.
— Я могу смотреть на тебя целый день.
— Смотри потом. Сейчас делай.
Он без промедления толчком вошел в нее, и Хлоя закричала от восторга.
— Открой глаза, — простонал он. — Ты хочешь этого?
— Да. Боже, да.
Сойер управлял их движениями и знал, что делает. Когда Хлоя, выкрикивая его имя, откинула в экстазе голову, он крепко поцеловал ее и тут же последовал за ней.
Она едва стояла, и он был ее якорем в кружащемся мире. Оба сели на пол, и Сойер продолжал обнимать ее, словно она тоже была его якорем.
Несколько минут спустя он прикоснулся губами к ее влажному виску.
— Все хорошо?
— Если я скажу «нет», мы не сможем повторить это?
Сойер засмеялся.
— Ты тяжело дышишь.
— Конечно, после всего.
— Тогда порядок. — Одним быстрым движением, не выпуская ее, он поднялся с пола.
— Сойер…
— Сохраняй дыхание.
Они пошли в прихожую за ее сумкой, а оттуда в кухню. Включив свет, он посадил ее на стойку, которая оказалась ледяной для ее голого зада, и Хлоя взвизгнула. Одной рукой Сойер придерживал ее, другой нащупал в сумке ингалятор. Она сделала впрыск и задержала дыхание, наблюдая за ним. Он превратился из любовника в копа спокойного, бесстрастного, полностью отстраненного.
