Адриана Триджиани - Лючия, Лючия
Я чувствую, как продавец наблюдает за нами, пока мы идем к машине. Мы проезжаем несколько отделенных друг от друга полями приморских деревушек, на главных улицах которых располагаются старомодные кафе-мороженое и магазинчики, рядом выставлены лотки для распродажи одежды, книг и безделушек Предзакатное небо меняет цвет с ярко-голубого на багровый, а солнце касается воды в окружении мириад нежно-розовых облаков. На подъезде к Хантингтону Джон сворачивает с главной дороги и направляется в наше любимое место.
Он останавливается у холма, куда возил меня прошлой зимой, обходит машину и открывает мою дверь.
— Вот мы и на месте, — помогает выйти мне Джон.
— Смотри, новые дома, — показываю я на открытое пространство за нами, где строятся два дома. — Скоро мы не сможем ставить здесь машину.
— Почему?
— Потому что землю продадут, и кто-нибудь обязательно построит на этом месте дом.
— Твоя правда, — говорит Джон. — Земля уже продана.
— Так я и знала, — вздыхаю я и гляжу на залив. — Разве земля, откуда открывается такой великолепный вид, может долго оставаться ничьей? Им очень повезло.
— Повезло тебе, — улыбаясь, говорит Джон.
— Что ты…
Джон притягивает меня к себе и целует:
— На этом самом месте я собираюсь построить дом для вас, миссис Тальбот.
— Миссис Тальбот?
Меня так разволновали его слова. Я и представить себе не могла, что это произойдет вот так.
— Ты ею станешь, если скажешь мне «да». Ты выйдешь за меня замуж, Лючия Сартори?
Джон Тальбот опускается на одно колено и открывает бархатную коробочку. Внутри лежит кольцо с бриллиантом, простое, строгое, в платиновой оправе.
— Да, я выйду за тебя, — кладу я свою руку на плечо Джона.
Он встает:
— Давай, примерь это колечко с льдинкой на свой пальчик.
Джон достает кольцо и надевает его на мою руку. Я начинаю плакать.
— Теперь ты законная миссис Тальбот. Два карата тому свидетели.
Я смеюсь:
— Законная? Ну и слово.
Джон все сжимает мою руку:
— Хорошо, это просто слово. А ты, Лючия, — все для меня. Ты веришь в меня. Никто прежде по-настоящему в меня не верил, не верил в мои силы. Я успешный человек, но мне всегда приходилось упорно работать и бороться, чтобы занять свое место в этой жизни, среди людей, которые все получили по наследству или выиграли в лотерею. Я много где побывал, и куда бы ни приехал, я искал девушку, которая стала бы моей спутницей до конца жизни. И вот, наконец, она повстречалась мне прямо в Нью-Йорке. Ни за что не поверил бы, что такое может случиться. Я самый счастливый мужчина на свете.
Мне представляется, как Джон путешествовал без меня, но эти мысли расстраивают меня. Я так сочувствую ему, и мне хочется заботиться о нем. Теперь у меня целая жизнь впереди, чтобы любить его. Он покрывает мое лицо поцелуями, потом целует меня в ухо, в шею.
Мне известны правила. Я должна подождать до брачной ночи, но я не в силах. Я не могу. В этот момент я бы отдала Джону все: мое сердце, мой дом, все-все, и это было бы правильно. Джон берет меня на руки и несет на дальний конец пляжа, где от подножий холмов начинаются дюны. Небо подернуто красноватой дымкой. Я заглядываю Джону в глаза, и вижу в них все то, о чем я молилась. Этот мужчина любит меня, только меня. Медленно он расстегивает пуговицы на моей юбке и кладет ее на песок вместо подстилки. Осторожно он прижимается ко мне всем телом.
— Я тебя люблю, — шепчет он.
Сколько себя помню, мне всегда было любопытно, каким будет этот момент, и вот он наступил, как будто мое тело не принадлежит мне, как будто я покинула его и наблюдаю романтическую сцену откуда-то сверху. Вижу каждую деталь, но не чувствую, что тело целиком мое. Потом поцелуи Джона напоминают мне, почему я здесь очутилась, и почему он выбрал меня из всех девушек на свете. Я чувствую его дыхание, его нежные прикосновения, и понимаю, что поступила правильно. Постепенно все звуки и картины исчезают, как в тот момент, когда я увидела его в первый раз. Когда ты поступаешь правильно, нечего бояться и не нужно задавать никаких вопросов.
Я провожу рукой по его густым волосам, ослепительный камень на кольце отражает последний луч солнца, и оно садится за дюны. Лучший день за мои двадцать шесть лет сменяется ночью, и если бы солнце больше никогда не взошло, я не стала бы возражать.
Мы с Джоном не говорим друг другу ни слова до самой Коммерческой улицы. Я сижу совсем близко к нему, он обнимает меня и каждую минуту наклоняется ко мне, чтобы поцеловать. Искусство разговора на деле оказывается совсем не искусством; истинное искусство — это молчание. Когда он останавливает машину около моего дома, я приглашаю его зайти.
— Они будут так счастливы за нас. Мы должны поднять тост за нашу помолвку, это традиция! — целую я Джона в щеку. — Ты женишься на итальянке. Мы пьем за все, будь то даже день стирки белья!
Джон смеется:
— Хорошо, согласен, сегодня ты за главную.
— Да, и попрошу тебя не забывать об этом.
Мы поднимаемся по ступеням крыльца, которые, кажется, изменились. Нет, это я стала другой, и изменилось мое восприятие мира. На этих ступенях я играла, когда была девчонкой, но теперь мне ясно, что совсем скоро мне придется покинуть отчий дом. Мое место рядом с Джоном.
— Мама? — зову я, когда мы входим в прихожую.
— Она на кухне, — говорит папа из гостиной.
Я бросаю свою сумку на скамью, беру Джона за руку и веду его в гостиную.
— Вы ужинали? — спрашивает папа, выглядывая из-за газеты. Потом он смотрит на часы. — Уже поздно. А вы, наверное, только обедали.
— Я не голодна, пап, — говорю я.
— Как вы поживаете, сэр? — спрашивает Джон, наклоняясь к папе, чтобы пожать ему руку.
— Прекрасно, — отвечает папа. — А вы?
Мама входит в комнату:
— О, вы дома. Сделать вам сандвичи или еще что-нибудь?
— Нет, мама, спасибо. У меня — у нас — для вас новость.
Мама понимает, что я собираюсь рассказать, но она пытается сдержать свой восторг, чтобы дать мне сообщить новость.
— Джон попросил меня стать его женой, и я согласилась.
Мама вскрикивает и подбегает к нам, обнимает нас и целует меня в обе щеки. Пока она сжимает меня в объятьях, я смотрю из-за ее плеча на папу. Он уставился в пол.
— Как здорово! Здорово! — говорит мама. — Поздравляю! Антонио, доставай бокалы. Нужно это отметить!
— Что я тебе говорила, — подмигиваю я Джону.
Папа встает и уходит на кухню. Возвращается с бокалами и бутылкой портвейна. Потом наливает вино и протягивает нам бокалы.
— Лючия, в тебе смысл моей жизни, — поднимает он свой бокал.
