Вера Копейко - Партнер для танго
— Я была в тот день у профессора Дубровиной, — сказала она, чтобы не осталось никаких недомолвок.
— Профессор Дубровина — моя мать, — сообщил Антон.
— Вот как?
Снова прогрохотал поезд, оба поморщились. Теперь им обоим мешали вынужденные паузы, которые в начале разговора, напротив, помогали.
— Послушайте, Ирина, — сказал Антон, когда тишина вернулась, — давайте посидим где-нибудь. Вы ведь больше не подозреваете меня ни в чем дурном? — Он улыбнулся.
Она смущенно покачала головой.
— Я приглашаю вас в Дом журналиста, — продолжал Антон. — Он рядом.
— А вы туда вхожи? — спросила она.
— Сейчас туда все вхожи. Среди дня в кафе никого.
Ирина кивнула. Они пошли к переходу на станцию «Арбатская». Она шла рядом с ним и чувствовала, как успокаивается.
Когда этот человек позвонил и сказал, что у него есть новости по интересующей ее проблеме, она сначала хотела отказаться от встречи.
Зачем ей говорить с кем-то неизвестным? А если он от Кирилла? Это первое, что пришло в голову. Но она не просто разозлилась на себя, а возмутилась. Значит, она готова выполнить требование Кирилла? Она боится его? Да никогда! И она пришла.
Действительно, в кафе Дома журналиста было дневное затишье, они сели за столик на двоих под бледным светом бра.
— Итак, вы боитесь кого-то, верно? — прямо спросил Антон. — Страх — чувство нехорошее. Разрушительное.
— Вы все знаете о страхе? — насмешливо спросила Ирина, цепляя ремешок сумочки на угол спинки стула.
— Я врач. Вы должны меня слушать.
— Ага. И исполнять. — Что-то было в его голосе такое, от чего ей хотелось улыбаться. Просто так.
— В пределах разумного, — кивнул он.
— Уже лучше. — Она улыбнулась.
— Страх старит человека, чтобы вы знали. Спасибо, — сказал он девушке, подавшей кофе и тарелочку с пирожками.
— Согласна. Я это тоже знаю.
— Расскажите мне, я вам помогу.
— Да неужели? Вот так сразу? Но почему?
— Мне так хочется, — ответил Антон.
— Значит, вас интересует, зачем я приходила в Центр? К вашей матери?
— Вы приходили за формулой старения. Ее не существует.
— Профессор мне так и сказала.
— Но тот, кто вас послал к ней, не верит. Формула ему нужна. Он занимается страховым бизнесом?
Ирина покачала головой.
— Меня он больше не интересует.
— Но вы его все еще интересуете, верно?
Она пожала плечами:
— Я думаю… в общем, он обещал отомстить.
— Вы огорчили его? — тихо спросил Антон.
— Я ушла от него, — неожиданно для себя призналась Ирина.
Антон кивнул.
— Ваш работодатель… ваш… друг…
Она молча помешивала ложечкой в чашке.
— Не важно, Ирина. Я искал вас. Отправляясь в Вятку, устроившись в купе, всякий раз смотрел, не пройдете ли вы мимо… Но разве такое бывает — встретить дважды одного и того же попутчика?
Ирина покраснела. Она тоже вспоминала его, тоже высматривала его среди пассажиров и даже провожающих под «Прощание славянки»…
А потом они болтали. Антон рассказывал о клубе любителей ездовых собак «Хаскер», в котором есть питомник чистопородных хасок. О том, как он в них влюбился.
— Между прочим, клубы сибирских хасок есть во многих странах мира, — сообщил он восторженно.
— Я читала, — сказала Ирина, — что Роберт Пири добрался до Северного полюса на собачьих упряжках.
— Вас интересуют путешествия? — обрадовался он.
— Я вообще-то историк.
— У Роберта Пири в помощниках было двести пятьдесят северных ездовых собак, — выпалил он.
— По-моему, Южный полюс тоже покорили благодаря собакам, — заметила Ирина.
— Именно так. В 1911 году Рауль Амундсен взял с собой пятьдесят двух собак, а вернулся с одиннадцатью. Так что открытие и Северного полюса и Южного покоится на собачьих косточках. — Он вздохнул. — А какие они замечательные! А работящие! Живут до двадцати пяти лет, работают до пятнадцати.
— Я бы посмотрела, — сказала Ирина.
— Легко устроить. В эти выходные тренер начинает работать с четырехмесячными хасками. Поедете со мной? Это недалеко, под Звенигородом.
— Охотно, — согласилась Ирина.
32
— Докладывай.
Кирилл отодвинул стул от стола, указал на него мужчине. Он не любил, когда кто-то садился напротив него. Сам он старался повернуться спиной к свету, чтобы не упустить и легкой тени на лице собеседника. Но тот, кто пришел, не должен читать его лицо.
Мужчина сел, не снимая бейсболки. Кирилл поморщился, но промолчал. Пришедший вынул из прозрачной папки фотографии, положил перед Кириллом.
— Ирина Викторовна Русакова, Антон Данилович Дубровин. В Москве.
Кирилл взял со стола карточку. Он почувствовал, как загорелись уши. Таким сияющим ее лицо он видел только в самом начале… Парочка стояла возле машины, из окна выглядывала остроухая собачья голова.
— А это кто? Третий?
— Это хаска. Северная ездовая собака, — пояснил мужчина.
— Никогда не слышал.
— Я хорошо знаю собак. — Мужчина улыбнулся, — Между прочим, они-то и навели меня на них. — Он указал на фотографию. — Я был по личным делам под Звенигородом. По собачьим, сказать точнее.
Кирилл кивнул, но не расспрашивал. Он и без того знал, что этот человек натаскивает собак за хорошие деньги.
— А вот он же, Дубровин. Но в Вятке. Выходит из подъезда известного вам дома.
— Та-ак… Дальше, — подгонял Кирилл, впиваясь взглядом в круглое бритое лицо Дубровина. — Какой гладкий и улыбчивый, — скривился он.
— Он москвич. А в этом доме живет его бабушка. Подопечные старушки Дубровина — ее приятельницы.
— Ага-а… Как все складно, — комментировал Кирилл.
— Дубровин и его мать работают в геронтологическом Центре в Москве.
— Вот как! Отлично, просто здорово. Значит, Антон Данилович выбрал своих старушек не просто так? И по формуле, которую они открыли, но делают вид, будто ее не существует! Он дернул себя за кончик бороды, будто хотел заземлить электричество, высеченное вспыхнувшей яростью.
— За-ме-ча-тельно. Стало быть, Дубровины рассчитали, когда рентополучатели освободят их от забот.
Кирилл вынул из ящика стола конверт, подтолкнул его по гладкой крышке мужчине.
Мужчина взял не глядя, положил в прозрачную папку. Кивком простился и вышел.
— Павел! Павел! — позвал Кирилл.
Из соседней комнаты прибежал брат.
— Быстро составь проект нового договора ренты. Старушки должны перейти под нашу опеку.
— Чем их заманить? — спросил младший брат. Но, увидев злое лицо старшего, объяснил: — В Москве в таких случаях предлагают повысить ежемесячное довольствие.
