Наташа Драгнич - Каждый день, каждый час
— Ну, показывай, что ты принесла?
Дора открыла папку, достала рисунки и разложила на большом столе Кристиана. Отступила назад, дала ему время хорошенько их рассмотреть. Кристиан принялся за работу весьма основательно. Некоторые рисунки он изучал чуть дольше, к некоторым возвращался вновь. Его губы шевелились, как будто он разговаривал сам с собой. Его лицо было в движении, на нем отражалась внутренняя работа, которая происходила в его голове. Внезапно Кристиан закрыл глаза, откинул голову и провел руками по жидким волосам. Затем застонал как марафонец на финише, открыл глаза и посмотрел на Дору. Задумчиво. Слегка настороженно.
— Что это такое? — спросил он и погрозил ей пальцем.
Прежде чем Дора успела ответить, Кристиан исчез в помещении позади студии. Отсутствовал он долго, поэтому Дора уселась в его рабочее кресло и начала крутиться.
«Мы так никогда и не повзрослеем», — с радостью подумала Дора. Затем она услышала крики, доносившиеся из подсобки, где скрылся Кристиан.
— Что случилось?
Дора уже хотела встать и пойти к нему, но Кристиан уже появился в дверях. В руках он держал небольшой холст.
— Смотри, я сразу его узнал.
Дора с опаской посмотрела на друга.
— Ладно, не сразу! Но сейчас я абсолютно уверен! Смотри!
И Кристиан показал Доре картину, нарисованную масляными красками, на которой были изображены море и его обитатели. Он поставил холст рядом с рисунками, которые принесла Дора:
— Теперь все ясно?
— Да, ясно. Он сын своего отца. Только он боится. Присмотри за ним... Возможно, вам стоит...
— Не говори ничего.
Было нелегко, но Лука справился. Он сидел на утесе, который за последние семнадцать лет почти не изменился. Все было по-прежнему. Маленькая пиния, которая, казалось, совсем не выросла. Множество крабов, которые выглядят точь-в-точь как те. Гладкие, прохладные и в то же время согретые солнцем камни. Море. Бесконечное. Голубое, зеленое, серое, бирюзовое.
Лука глубоко вдохнул. Он не собирался падать в обморок, не собирался считать. Есть вещи куда важнее. Которых он все еще боялся. И, тем не менее, он был уверен, у него получится принять решение. Нет, даже не примять, а осуществить задуманное. Теперь он должен справиться.
Лука лег на прохладный камень. Он смотрел в небо. Пи облачка. Словно серый холст. Рядом с Лукой лежала его трость и рюкзак. Внутри была книга Неруды. Само собой, на испанском языке. Альбом, кисти, краски, губки. Все, что могло понадобиться. От одной только мысли о том, что он собирался сделать, его сердце судорожно сжалось, и он заплакал. Горько и безудержно, зло и разочарованно, но где-то глубоко внутри скрывалась слабая надежда на жизнь, о которой он и мечтать не смел. Долгие годы. Десятилетия. Лука даже немного боялся этой надежды.
Уже несколько дней мир выглядел по-другому. Потому что он больше не был отцом дочери, ради которой отказался от жизни. Он чувствовал, что его обманули, ограбили.
Когда несколько дней назад он сбежал из больницы домой, если можно назвать его ковыляние бегом, он заперся в погребе. Он долго сидел там, на старом шатком стуле. Дышал. Бесконечно долго. Вдох-выдох, медленно и глубоко. Вдох-выдох. С закрытыми глазами. Когда стемнело, он встал и пошел в дальнюю часть погреба. Он не был там больше десяти лет, но точно знал, где лежит то, что он ищет. Два больших ящика. Он принес их туда, где стоял стул и, было светло. Собираясь с силами, снова принялся за дыхательные упражнения.
Затем открыл первый ящик. Краски, альбомы, наброски, карандаши, небольшие куски холста, незаконченные рисунки. Запах счастья. Воплощение собственного «я». Слезы неудержимо покатились по его щекам. Пальцы дрожали от нетерпения и страха. Можно ли потерять талант? Забыть? А что, если он больше не сможет рисовать? Если его способности пропали? Ушли? Обиделись? Лука вытер руки о старые вылинявшие джинсы. Долго рассматривал открытый ящик. Он знал, что в нем, но все равно не хотел отодвигать в сторону. Воспоминание. Стимул. Источник сил на следующие мгновения, часы и дни. На то, чтобы открыть второй ящик.
Он открыл крышку. Фотографии, ракушки. Несколько камушков. Фантик от «моцартовского» шарика. Детские игрушки. Рисунки. Три книги испанских стихов. Картины. Счета. Второй ящик потен воспоминаний, которые шестнадцать, а некоторые и двадцать два года ждали своего часа. Пережить вновь. Ощутить любовь. Когда Лука нашел снимок Доры, ему пришлось встать и открыть окно. Он слышал ее голос. Лука смеялся и плакал и начал считать: раз, два, три, четыре, пять... Он вновь услышал голос возле своего лица: «Ты мой спящий красавец, только мой, проснись, теперь мы поженимся, ты мой принц, только мой...»
Да, так оно и будет, подумал он и закрыл окно.
Лука сел. На утесе было темно. Он взял альбом и карандаш. Огляделся по сторонам. Пиния. Почему бы и нет? Лука крутил карандаш, словно собирался показать фокус. Затем перехватил поудобнее. Сделал первый штрих, затем еще один. Как будто не было этих лет, проведенных в погребе. С каждым новым движением росла уверенность и решимость. Глубокое убеждение, что все еще возможно.
Что кто-то другой теперь сможет спасти Катю.
Что он вновь сможет рисовать.
Что найдет Дору.
Что еще не поздно.
Ни одной мысли, ни одного чувства, имевших отношение к Кларе. Никогда больше. У него нет времени на вопросы и объяснения. Его только что выпустили на свободу. Будет с него и этого.
Вскоре рисунок был готов.
Теперь пришла очередь Доры. И его жизни.
Дора не могла заснуть. Странные мысли овладевали сознанием. Она лежала в постели с открытыми глазами, Дора не понимала, что видела. Никак не могла уловим, смысл того, что нашептывали ей мысли. Всё это было каким-то запутанным. Но мысли не желали оставить ее и покое, заставили подняться с кровати. Дора встала и в одной легкой ночной рубашке направилась в кабинет. Подойдя к старому массивному шкафу, дрожа от холода, Дора присела на корточки и попыталась выдвинуть нижний ящик. С первого раза сделать это не удалось. Все-таки этот ящик не трогали двадцать лет. Ей понадобилось много сил и сноровки, чтобы добиться своего. Наконец ящик открылся. Внутри только две коробки. Дора долго смотрела на них, не решаясь притронуться, не говоря уж о том, чтобы снять крышку. Дора могла составить полный список их содержимого, даже не заглядывая внутрь. В них была вся ее жизнь. Такая, какой она должна была быть. Прошлое, которое останется с ней навсегда. Пусть та жизнь вырвана у нее силой. Отнята. Украдена. Но она никогда ее не забудет. Дора сидела на полу, дрожа от холода ноябрьской ночи, чувствуя, что у нее на глазах меняется мир. Словно в фильме о природе при замедленной съемке. Когда никто не удивляется, что на экране цветок распускается буквально за секунду. На первый взгляд ничего не изменилось, но ты чувствуешь перемены всем телом. Сердце бьется быстро и не в такт. Это напоминает глобальное потепление. Жизненно важные перемены, способные повлиять на жизнь вселенной.
