Светлана Демидова - Отдай мне мужа!
Возможно, я все-таки разбил бы и выбросил аппарат, если бы он хоть на минуту прекратил свои трели и перестал препротивно вибрировать в моей ладони. Но он не умолкал. Мои нервы не выдержали, и я решил отозваться.
– Простите, я не туда… – начала Валентина Семеновна, услышав мужской голос, но я прервал ее, сказав:
– С вами говорит Игорь Вишневский, журналист. Я сегодня у вас был. Дело в том, что я подвозил Еву Константиновну домой. А сейчас выяснилось, что она забыла у меня в машине свой телефон, и я как раз раздумывал, что с ним делать.
– Ева Константиновна, видимо, излишне разволновалась, поскольку забыла не только телефон в вашей машине, но и свою сумочку у меня в кабинете. Я вынуждена была заглянуть в нее, чтобы понять, как скоро она может ей понадобиться, и ужаснулась. В сумочке паспорт, кошелек с большой суммой денег, ключи. Я хотела ей сказать об этом…
– Может, вам стоит позвонить на стационарный телефон в ее квартире! – предложил я. – Вы знаете номер?
– Знаю. Но он не отвечает. Возможно, Ева Константиновна не может попасть в квартиру, раз ключи остались в сумочке. Я прямо не знаю, что делать… Может быть…
Валентина Семеновна замолчала, и я тут же понял: ничего хорошего меня не ждет, что тут же и подтвердилось.
– Игорь… Простите, забыла ваше отчество… – опять начала она. – Может, вы заедете за сумкой Евы Константиновны? На машине ведь не так и долго! Тем более что вы теперь знаете, где она живет, и сможете отдать ее сумку, например, консьержке в их доме. Вдруг госпожа Панкина в свою квартиру действительно не попала… Хотя в богатых домах обязательно должна быть служба консьержей…
Мне очень хотелось чертыхнуться прямо в трубку, но я подумал, что директриса детдома этого явно не заслужила. А что до мадам Панкиной, то мы с ней квиты! Она потеряла мужа, а я жену, и потому ничего ей не должен. А как же мобильник? Так я ж хотел его разбить и выбросить! Ну, я дал! Такое можно было учинить только на нервной почве. Если бы кто-нибудь выбросил мой мобильник, я б его убил! Чего у меня только нет в его памяти! Одна телефонная база чего стоит! А если остаться еще и без денег, без паспорта и без ключей… Впрочем, у Евы наверняка этих денег столько, что потеря одного кошелька ее ни за что не разорит. Да и запасные ключи должны быть у консьержа. Мало ли, в таком элитном доме трубу прорвет! Не ждать же, пока отсутствующий хозяин явится. Такое богатство зальет, что мало никому не покажется. Так что запасные ключи обязательно должны быть. Да, но почему тогда Ева не отзывается на звонок стационарного телефона? А кто ее знает! Не хочет и не отзывается. Мне-то что за дело!
Размышляя подобным образом, я сел в машину, выехал с парковки возле своего дома и вдруг осознал, что еду за сумкой. Черт знает, что такое! Ну, раз уж все равно вырулил на проспект…
Поскольку госпожа Панкина не могла предупредить охранную службу комплекса, что к ней едет гость, мне пришлось оставить машину чуть ли не за квартал от «Жемчужной долины» – рядом с домом Евы припарковаться было абсолютно негде. Едва я зашел на территорию комплекса, меня накрыло ощущение дежавю, будто душной подушкой, которой кто-то хотел удавить меня наконец до смерти. Пожалуй, я был бы не против, но надо же было вернуть Еве сумку и телефон, раз уж я за это дело взялся.
Та катастрофа в жизни наших с Евой семей произошла зимней ночью, но атмосфера сегодняшнего осеннего вечера чем-то напоминала ту ночь. Низкое небо, как тогда, сеяло и сеяло мокрую липкую взвесь, и дорожка к подъезду элитного дома так же маслянисто поблескивала влажной плиткой.
Я с отвращением вошел в залитый ярким светом подъезд, намереваясь передать вещи Евы консьержу и побыстрей уйти из помещения, которое, казалось, давило на меня своими стенами и собиралось сплющить в блин. За застекленным окошечком консьержа видно не было, хотя на столе стояла кружка с дымящимся чаем. Я подождал пару минут, потом крикнул в глубь комнаты: «Алло! Есть тут кто-нибудь?!» – но ответа не дождался. Я подергал дверь, она оказалась заперта. Чуть не плюнув с досады на чистейший пол, я крикнул еще громче: «Так вас подорвут какие-нибудь моджахеды!» – и отправился к лифту. Мне хотелось побыстрей выполнить ту обязанность, которую я на себя взвалил, и поспеть домой хотя бы ко второму тайму футбольного матча. Футбол почему-то продолжал меня интересовать, несмотря на то что интерес ко всему остальному был почти полностью потерян.
Когда я вышел из лифта на площадке, где жила Ева, то ощущение дежавю усилилось стократно, до взмокших ладоней и дурноты. Я, правда, не столкнулся ни с какими женщинами и мне не пришлось ничего ремонтировать, но я предпочел бы до конца дней прикручивать колеса к чемоданам, только бы не видеть призывно приоткрытую дверь квартиры Панкиных. А она таки была приоткрыта, как в тот самый роковой предновогодний вечер. Мне очень хотелось шагнуть назад в кабину лифта, но двери закрылись за моей спиной с еле слышным хлопком, показавшимся мне чуть ли не предупреждающим холостым выстрелом в спину. Надув щеки, я резко выдохнул и все же взялся за ручку двери. Разумеется, она поддалась. Легко открылась и вторая дверь, и я вошел в квартиру. Она была так же ярко освещена, как тогда.
Известно, что в одну воду нельзя войти дважды, но эта «вода» была той же самой. За два года ничего не изменилось в холле квартиры Панкиных. Он был так же уставлен вычурной мебелью, на полу по-прежнему лежал синий ковер. На месте была и картина Клиффа Оллингтона. Пожалуй, я бы очень удивился, если бы двери в коридор не были бы распахнуты настежь, как в тот предновогодний вечер. Меня будто собирались свести с ума. Поддаться этому мне не хотелось, я быстрым шагом прошел в гостиную и, стараясь не обращать внимания на испускающие искры антикварные сосудики за застекленными дверцами шкафов, крикнул:
– Ева! Ева Константиновна! Вы где?!
Ответом была тишина.
– Да что же это такое! – в сердцах воскликнул я и пошел осматривать комнаты.
Ева так и не отозвалась. Более того, у меня создалось ощущение, что она и не заходила сюда после того, как я подвез ее к «Жемчужной долине». Да, но кто тогда открыл двери, если ключи от квартиры у меня? Как это кто? Я же убедил себя в том, что запасные ключи должны быть у консьержа… Ева взяла их у него и открыла двери. Но почему тогда она ушла, не заперев их? Неужели все повторяется с точностью до… Впрочем, нет… Нигде не видно ни одной бутылки, нет стаканов с остатками напитков. Может быть, Ева убрала бутылку в бар и вымыла стакан? Нет, это вообще ни в какие ворота: находиться в полном разуме для того, чтобы вымыть посуду, но при этом, уходя, забыть запереть за собой обе двери…
