Елена Усачева - P.S. Я тебя ненавижу!
— Не помню.
— Зачем ты это сделала?
— Откуда ты все это знаешь?
Бутерброд в рот не лез, майонез запросился из желудка.
— Ничего сложного. Надо задавать вопросы нужным людям.
— Костылькову?
— Я взял его телефон, когда вернулся в кафе заплатить за мороженое. Он, правда, не во всем разобрался, но в общих чертах рассказал. Говорил, что провел собственное расследование. Они тоже были неправы со своей травлей.
Что-то такое вспоминалось, но уже смутно. Ну, конечно! Она не просто так упала с лестницы. Ее столкнули. Лучшая подруга Дронова. Списали все на несчастную любовь. Про Алку она никому не сказала. Незачем было. Да и некому. Она осталась одна. Все лето болела голова. Нестерпимо. И еще эта жара. От боли Эля кричала и плакала. Мать хотела положить ее в больницу, но потом все прошло. К осени. К холодам. Решили, год поучится дома. И она училась, постепенно забывая все, что предшествовало этому жаркому лету. Тогда же пришла легенда, что ее нельзя волновать. Как там сказала Машка? Ее уронили с двадцать второго этажа? Очень похоже.
Эля стала пить чай. Кипяток. Обжигалась. Боль сдавливала горло, свинцом падала в желудок. Алька выбил из рук чашку. Ее любимую чашку с цветами: розами, нарциссами, астрами. Кипяток плеснулся на пол, пошел пар. Ручка откололась. Чашка жалобно покачивалась, тыкаясь обрубком в лужицу. Эля плакала. От боли, от того, что все вспомнила, от того, что вернулась былая тяжесть.
Жар из желудка растекся по венам. Как же больно! Она так и видела себя маленькой, всеми забытой девочкой, что корчится на кровати в смятых простынях. Боль и жаркое лето — все это соединилось у нее в одну ненависть, и к тому, и к другому.
Овсянкин притянул ее к себе и поцеловал. Как тогда, на чердаке. И как тогда все завертелось, запульсировало, стало неважным, ненужным, глупым. Алька целовал ее сильно, уверенно, и Эля податливо плыла к нему навстречу, пока он сам не оттолкнулся, давая возможность вдохнуть.
— Ты очень красивая и добрая, но я не люблю мазохистов, — неожиданно весело сказал он.
Она всхлипнула, уткнувшись ему в плечо. Слезы впитывались в футболку. Наверное, ему было мокро.
— Ты меня бросаешь.
Новая волна слез пришла вместе с чувством одиночества. Овсянкин с удовольствием садиста продолжал:
— Я перехожу тренироваться на ипподром. Это чтобы тебе не захотелось и мне отомстить.
— Алька!
Заревела в голос.
— Так будет правильно, — прошептал Алька. — Мне нравится Виля. Она веселая и легкая и не собирается никому мстить. А ты разбирайся со своими тараканами и становись нормальным человеком.
— Я и сейчас нормальная.
— Ты сейчас похожа на вампира, несущего в душе страшную тайну.
— Но я была права. Максимихин был мерзавцем.
— Он был обыкновенным человеком. Ему не повезло столкнуться с леди Винтер местного разлива.
— Не уходи, — попросила Эля. Ей очень-очень хотелось, чтобы Овсянка остался. Сейчас, как никогда прежде, она доверяла ему. — И откуда ты такой все понимающий?
— У меня две старшие сестры и часто болеющая мама, они все хотят, чтобы я их понимал. Приходится соответствовать.
— Останься со мной.
Она еще тянула руки, понимая, что ничего вернуть нельзя, что этот жест и эта просьба ввергнут ее в еще большее отчаяние. Будет только больнее. Но она хотела эту боль, будто страдания могли что-то искупить.
— Извини! Нам пора! — Он щелкнул Элю по носу. — Виль! — крикнул он в сторону коридора. — Приросла к телевизору? Каким клеем тебе там намазано? — Повернулся на пороге. — И никогда не пей кипяток. От этого будет кожа во рту облезать. — Он скорчил страшную рожицу. — Бррр, противно. Как потом целоваться?
Эля против своей воли фыркнула. Еще раз, а потом засмеялась. За Алькиной спиной появилась довольная Виолетта.
— Чего вы тут чашки бьете, а мне даже бутерброда не дали, — притворно возмутилась она.
— Ешь свой бутерброд и поехали новых лошадей на ипподроме смотреть, чудо мое!
Эля судорожно всхлипнула. Как она им сейчас завидовала. А ведь такое же счастье могло быть и у нее. Снова потекли слезы. Ладно, проехали. Лечиться так лечиться.
Виолетта съела бутерброд. Сначала свой, потом Овсянкина. Выпила чай с сахаром, забавно морщась, потому что он все еще был горячий. Поглядела на оставшийся кусок сыра, но решила проявить скромность и не стала просить добавки. Алька с восторгом смотрел на ее живое лицо, на то, как она легко, без ломания пьет чай, как говорит простые вещи, без желания покрасоваться, произвести впечатление. И где таких простых выпекают? Эля бы сходила, прикупила себе парочку.
Они ушли, а Эля еще долго плакала, сама не зная почему. Ей все казалось, она чувствует на губах Алькин поцелуй, но там было уже много слез, чтобы хоть что-то осталось, соль все путала.
Слезы завершились тяжелым сном под закат. Пробуждение было более угнетающим, чем та темнота, в которой она провела эти два часа. Лицо пощипывало от слез, переносица была забита, глаза открывались с трудом — она, наверное, страшно опухла, и в ближайшие два года ей лучше не смотреться в зеркало. Она все же встала, добрела до ванной. Припухшие веки и мешки под глазами, тяжелое, чуть оплывшее лицо. Во рту стоял неприятный вкус облезающей кожи, горло саднило, желудок выдавал противную отрыжку. Да, сегодняшний день она запомнит надолго.
Покопалась в себе, пытаясь воскресить былую тоску и чувство, что все пропало, но ни на слезы, ни на расстройство сил не было.
Она полезла под душ и вместе с прохладой, быстро забравшейся под кожу и заметно взбодрившей, поняла, что должна сделать. Если раз за разом, общаясь с парнями, она совершает одни и те же ошибки, то надо что-то менять. А что, если Ирина Александровна была права, и она не ненавидела Максимихина, а любила? Что она спутала жажду мести с простой любовью? Что попытки сделать ему хуже — не более чем желание привлечь внимание? И она всего лишь ревновала к Алке, придумывая, как они расстанутся. Интересно, в какую школу перешел Максимихин? И что с ним стало теперь? И можно ли что-то исправить? А не заглянуть ли к нему в гости? Поговорить, все объяснить. Можно и прощения попросить…
Да! Все просто! Это будет та самая правильность, которой так не хватает этому миру. В старых записных книжках у нее есть Сашкин телефон. По Интернету она найдет адрес. Придет к нему. И ведь не убьет же он. Не убьет…
Вылетела из ванны. Чтобы заморозить в себе последние сомнения, достала из холодильника пакет молока и выпила прямо из надреза. Желудок обалдело булькнул — сегодня у него выдался день контрастов.
На улице было холодно и ветрено. Эля куталась в куртку. Она сама не поняла, почему так оделась — юбка, блузка, полусапожки. Зябко. Катается в кармане стеклянный шарик с искринкой. Она его нашла в ящике стола. Сколько он там пролежал? Ведь когда-то она решила, что он приносит удачу, помогает. Может, и правда он так делал? Зачем она его бросила? Вот все и пошло наперекосяк, неправильно. А он все время ждал в темноте, звал, обещал, что придет на подмогу. Самое время его возвращать. Эле очень нужна помощь.
