Развод. Будьте моим бывшим, доктор (СИ) - Варшевская Анна

Звук приближающейся сирены мы слышим издалека.

Меня окружают. Кусаю губы, пытаясь не застонать — с запозданием приходит боль, расползающаяся от места ранения. Всё сильнее и сильнее…

— …госпиталь… — слышу от кого-то.

Госпиталь… госпиталь?! Игнатьев!

Сознание у меня начинает путаться, но я чувствую, что должна сказать… должна предупредить…

— Не говорите… — пытаюсь произнести непослушными губами.

— Что? — ко мне склоняется один из врачей.

— Не говорите… хирургу…

Договорить не получается, и я погружаюсь в темноту.

Глава 28

Даниил

— Я не прошу о многом, — смотрю главному прямо в глаза, сидя напротив него за столом. — Лично мне не нужны ни показательная порка, ни отстранение, ни увольнение — тем более по статье… Сойти с рук Инне Дмитриевне это не должно, но, мне кажется, мы можем решить этот вопрос мирно.

С Инной я сначала говорю сам. Потому что, как ни крути, она пошла на должностное преступление у меня под носом в подведомственном мне отделении. Даже тот факт, что идиот Свиридов просто не сумел воспользоваться тем, что она ему передала, не отменял грубейшего нарушения закона.

И после получаса её рыданий в моём кабинете соглашаюсь пойти к главврачу, чтобы поговорить. Да, она идиотка и поступила по-идиотски… Но не могу я мстить женщине. Только действовать в рамках того же закона.

На самом деле это палка о двух концах, которая может ударить и по нам. Недосмотрели, недоглядели — проворонили, короче. И Глебу Евгеньевичу я стараюсь преподнести это именно в таком ключе.

— Знаешь что, Даниил Антонович, — взрывается наконец главный, — не будь ты таким талантом, бросил бы я тебя разбираться с твоими бабами самостоятельно!

— Не стоит говорить о них во множественном числе, — напряжённо усмехаюсь. — Никаких «баб» у меня нет. Есть женщина. Любимая. Одна-единственная.

— Да знаю я, — отмахивается главврач. — По всему госпиталю вашу историю любви пересказывают. Даже от пациента уже слышал! Ладно. Короче, так. Инну я переводом на пару-тройку лет в Новосибирск отправлю, в местный госпиталь. Пусть посидит там и подумает. Откажется — увольнение со всеми сопутствующими сложностями.

Киваю с облегчением. Ещё одной проблемой в нашей жизни станет меньше.

— А Агнии своей скажи, что хватит уже ей нариков на скорой катать! Пусть нормально работать начинает.

— Она дорабатывает последние смены, — слегка улыбаюсь.

Ничего я так не жду, как её ухода из скорой помощи. Скорей бы.

— Ну и отлично, — главный кивает и поднимается, я встаю следом.

Пока иду в свой корпус, в кармане начинает вибрировать мобильный.

— Даниил Антонович, это Славин Андрей Андреевич, — звучит в трубке голос адвоката.

— Да-да, я ждал вашего звонка, — притормаживаю на улице, глядя на въехавший на территорию реанимобиль с включёнными маячками.

В моё отделение?.. Нет, машина сворачивает ко входу, откуда транспортируют в общую и торакальную хирургию.

— Слушаю вас, — возвращаюсь к разговору и хмурюсь, наблюдая издалека, как распахиваются задние двери. С моего места не видно, как вытаскивают пациента.

— Могу ли я приехать к вам сегодня с одним человеком… Чтобы посоветоваться?

— Да, разумеется, — быстро перебираю в памяти, что там у меня во второй половине дня. Плановых операций нет, а со срочными не угадаешь, так что… — Я буду в госпитале до восьми вечера. Найдёте меня в отделении нейрохирургии. Если вдруг буду недоступен — ну мало ли — вам скажут, когда освобожусь. Сможете либо подождать, либо договоримся на другой день.

— Понял, спасибо, — Славин прощается, завершает звонок, а я, чёрт знает почему, иду к приехавшей скорой.

Водитель сидит на своём месте, но из двери в приёмный покой как раз, переговариваясь, выходят врачи реанимационной бригады.

— Что она просила? — доносятся до меня слова одного из них.

— Я не понял. Сказала не говорить хирургу, — второй пожимает плечами. — Но что именно не говорить — чёрт его знает. Да и при чём здесь хирург?

Помедлив секунду, вхожу в отделение. Здороваюсь со знакомой медсестрой приёма, но даже спросить ничего не успеваю.

— Ох, Даниил Антонович, а вы что, уже в курсе?! Откуда так быстро узнали? — всплёскивает руками женщина.

— Что узнал? — непонимающе смотрю на неё, ощущая, как что-то внутри начинает скручиваться в тугой узел.

— Э-э-э, ничего, я… не знаю, можно ли… — она растерянно оглядывается.

— В чём дело? Это касается пациента, которого привезли?

— Да, — медсестра выглядит испуганной и почему-то виноватой. — Пациентки. Это наша… точнее, ваша… из вашего отделения врач. Её зовут…

— Агния? — мне внезапно отказывают голосовые связки.

Нет.

Господи, нет.

Пожалуйста…

Я вдруг понимаю, что выражение «потемнело в глазах» — не фигуральное.

Следующие мгновения начисто стираются у меня из памяти. Много позже я вспомню, как бежал к операционной и как меня удерживали то ли вдвоём, то ли втроём охранник и коллеги, не давая ворваться внутрь.

Именно тогда, придя в себя спустя некоторое время — кажется, мне всё-таки умудрились вколоть какое-то успокоительное — я понимаю, что… без неё я просто не смогу жить.

И это тоже не фигура речи.

— Игнатьев! Дан, давай, очнись, ну? Жива твоя Агния. Не могу сказать, что цела и невридима, но поправится. Стабилизировали.

Поднимаю плывущий взгляд на врача, вышедшего из операционной. Меня не смогли отсюда увести, я просто сидел напротив двери и ждал.

— Поднимайся давай, — мужчина протягивает руку, помогая мне встать с пола. — Сейчас в ОРИТ её переведём, и можешь к ней пойти.

— Почему в реанимацию? — спрашиваю заторможенно.

— Ты точно хирург? — укоризненно качает головой коллега. — А куда её с проникающим слепым, после дренирования*? Там гемоторакс** средней тяжести был.

Застонав от ужаса, утыкаюсь лбом в стену.

— Ничего, ничего… приходи в себя, — меня хлопают по плечу. — Вот поэтому я и не влюбляюсь, — слышу за спиной тихое и мрачное. — Нахрен оно надо…

Спустя несколько минут я медленно, на подгибающихся ногах захожу в реанимационную палату и подхожу к кровати. Агния ещё не пришла в себя после операции, она в кислородной маске — дышит сама, не на ИВЛ.

Сколько раз я советовал родственникам своих пациентов, находящихся в бессознательном состоянии: говорите с ними, возможно, они смогут вас услышать. Но сейчас мне не удаётся выдавить из себя ни слова. Просто сажусь рядом и осторожно беру её за руку.

Пока она не очнётся, никто и ничто меня отсюда не сдвинет.

__

* гемоторакс — скопление крови в плевральной полости (между оболочками лёгкого), средняя тяжесть означает, что количество излившейся крови не превысило 1,5 литра.

** дренирование — манипуляция, при которой кровь удаляется из плевральной полости.

Даниил

Не знаю, сколько проходит времени. Единственное, на чём я сосредотачиваюсь и за чем слежу — биение пульса на тонком запястье под моими пальцами. Чёткое, ровное, уверенное…

Эта пульсация — то, что держит меня на этом свете.

Как можно любить кого-то больше собственной жизни? Я не знаю. Но знаю, что остаться без неё — ровно то же самое, что остаться без кислорода. В безвоздушном пространстве жизни нет.

Первое, что замечаю — как раз изменение пульса. Поднимаю взгляд на бледное лицо и вижу, как Агния приоткрывает и тут же снова закрывает глаза под ярким светом реанимационной палаты.

— Ягнёночек… — выдыхаю еле слышно, чувствуя, как меня начинает не просто трясти — колотить.

Похоже, нервный резерв моего организма резко подходит к концу.

Она реагирует на мой голос. Моргает, переводит взгляд на меня. И слабо, еле-еле улыбается под маской.

То, что происходит дальше, я потом стараюсь никогда не вспоминать. Потому что вряд ли найдётся мужчина, которому приятно вспомнить, как он рыдал, всхлипывая, уткнувшись лицом в больничную простыню, и не мог успокоиться…