Шейла Олсен - Все оттенки роз
Я захожу в номер, и мой рот невольно расплывается в широкой улыбке. Это невероятно. Элегантные люстры освещают гостиную и обеденную зону. Напротив уже разожженного камина стоят белые диваны. Воздушные занавески висят у массивных стеклянных дверей, ведущих на громадный балкон.
– Вам нужно что-нибудь еще? – спрашивает служащий, поставив мой чемодан на входе. Я качаю головой, и он снова выходит в коридор, закрывая за собой дверь.
Еще какое-то время я стою и смотрю, а потом бросаюсь на огромную двуспальную кровать, зарываюсь в небесно-голубые подушки и широко раскидываю руки.
Я громко визжу, а потом прикрываю рот рукой и смеюсь.
Возможно, мне никогда не захочется отсюда уезжать.
А потом я замечаю слева от себя что-то, что висит на крючке над дверью. Это платье: длинное, сексуальное черное платье. Я встаю и не торопясь иду к нему через комнату. К вешалке прикреплена записка: «Для тебя».
Я с улыбкой прижимаю записку к губам.
Я Алиса, а это Страна чудес.
* * *Я снимаю одежду и кладу ее на стул рядом с кроватью. Потом через голову надеваю черное платье, наслаждаясь прикосновением шелковистой ткани к коже. Я чувствую себя… какой-то другой. Старше.
Войдя в ванную и оглядев себя в зеркале в полный рост, делаю медленный выдох. Ткань обтягивает мое тело, подчеркивает его изгибы. Я провожу пальцами по бедрам, ощущая тонкий черный шелк.
Я чувствую себя красивой.
На часах уже девять пятнадцать, когда я выхожу на балкон с видом на Нью-Йорк. Внизу раздается мычание автомобильных гудков, и слышится ровный монотонный звук, как будто это бьется пульс, стучит сердце города, которое никогда не останавливается.
Замерзнув, возвращаюсь в номер, хожу по комнатам и, наконец, падаю на кровать. Где он? Хэнк говорил, что он будет здесь к этому времени. К десяти часам я чувствую, как мои веки наливаются тяжестью, но не осознаю, что провалилась в сон, пока не ощущаю чье-то тепло рядом с собой.
Горячее дыхание обжигает мою шею, и я пробуждаюсь от дремы. Рука скользит по моей талии, опускается к бедру. Я открываю глаза и моргаю.
– Прости, что опоздал, – шепчет Тэйт мне на ухо. – Мы задержались в студии. – Его губы касаются моей шеи. – Ты проголодалась?
Я киваю и поворачиваю лицо к нему.
– Наш столик уже ушел, – добавляет он, сверля меня взглядом. Мне хочется поцеловать его, прикоснуться к нему, оказаться в его объятиях. Так я и делаю: прижимаюсь своими губами к его, и он целует меня в ответ. Наши губы сливаются, и мое сердце колотится все быстрее. Тэйт проводит рукой по моим волосам и нежно заправляет их мне за ухо. – Давай сначала поедим, – говорит он. И это «сначала» подразумевает, что будет и «после», и мой пульс учащается при мысли о его прикосновениях. – В квартале отсюда есть пиццерия, которая работает круглосуточно.
– Звучит чудесно.
Тэйт берет меня за руки и поднимает с кровати, обводя взглядом.
– Ты, в этом платье, это уже чересчур.
Я ухмыляюсь и, приподнявшись на цыпочках, целую его.
– Ты его сам купил, – говорю. – Кроме себя, винить тебе некого.
Пока мы спускаемся в лифте, Тэйт обвивает меня рукой за талию. Я уже готова заговорить с ним, спросить, всегда ли он останавливается в этой гостинице, когда приезжает в Нью-Йорк, как вдруг его объятия становятся настойчивее и он вжимает меня в угол. Тэйт целует меня, я чувствую его мягкий язык на своих губах, в своем рту, и оседаю в его руках. Когда он начинает целовать мою шею, я предлагаю:
– Может, пропустим ужин?
Тэйт качает головой:
– Тебе нужно поесть.
А потом двери лифта открываются, и мы оказываемся в лобби.
Город в ночи кажется столь же бодрствующим и оживленным, каким, как я полагаю, бывает и днем. Толпы людей снуют по тротуарам, и мне нравится эта анонимность, ощущение, что я потерялась и обрела свободу в городе, где никто, похоже, не узнаёт Тэйта. Где мы просто парочка, гуляющая под моросящим дождем.
Когда мы заходим в пиццерию, я понимаю, что мой туалет слишком вычурный для этого места, но никого это, похоже, не волнует. Мы заказываем два куска пиццы и садимся у окна за небольшой столик в красно-белую клетку.
Тэйт под столом поглаживает мою ногу.
– Ты надела браслет, – замечает он, кивая на мое запястье, где сверкает его подарок на день Святого Валентина.
– Я от него без ума, просто у меня нет возможности часто его носить, – говорю я. – Если бабушка его увидит… – Но тут я умолкаю. Не хочу думать о ней сейчас, обо всей той лжи, к которой мне пришлось прибегнуть, чтобы оказаться здесь.
– Я рад, что сегодня ты его надела. Он выглядит на тебе потрясающе. Ты выглядишь потрясающе.
Я прикусываю нижнюю губу, пряча улыбку, а потом отправляю в рот еще один кусочек вкуснейшей пиццы с сушеными томатами. Мы делимся друг с другом событиями минувшей недели, а в перерывах едим эту божественную пиццу – лучшую, что я пробовала в своей жизни. Я рассказываю Тэйту о мужчине, который позвонил в цветочный магазин и заказал два букета – один для жены, другой для любовницы. На обеих карточках попросил написать одни и те же слова: Люблю навсегда. Тэйт посвящает меня в детали работы над альбомом – я не понимаю специфических терминов, но по его лицу вижу, что все идет хорошо. Он кажется счастливым.
Когда мы заканчиваем есть, я чувствую, как между нами вспыхивают искры страсти, угрожая спалить нас обоих. Улица оживлена, и Тэйт прижимает меня к себе, огибая многочисленные такси. Здесь нет ни подстерегающих нас папарацци, ни фанатов, которые выкрикивают его имя. Мы можем быть кем угодно. И я правда ощущаю себя другим человеком, как будто это наш город и нам предначертано быть здесь… вместе.
Когда мы возвращаемся в гостиницу и оказываемся в лифте, Тэйт ко мне не прикасается. Но сверлит меня взглядом так, словно едва сдерживается. Я чувствую напряжение внизу живота, чувствую, как внутри разливается жгучее желание.
Когда двери лифта открываются на этаже пентхауса, Тэйт хватает меня за руку и тащит к двери, а потом, обняв, тащит в гостиную. Еще мгновение он держит меня в объятиях, склонившись над моим лицом.
– Я неспособен трезво мыслить, когда ты рядом, – произносит он. Все у меня внутри трепещет, словно вот-вот разорвется на части.
Я не закрыла раздвижные двери на балкон, когда выходила туда раньше, и в комнату врывается ветерок, остужая мою распаленную кожу.
Я слышу знакомый рингтон – насвистывание. Это мой телефон. Я выскальзываю из объятий Тэйта. Может, бабушка хочет узнать, как у меня дела. Но сообщение от Карлоса. Я совершенно забыла написать ему, когда приземлилась.
«Ты жива?» – гласит сообщение.
