Измена. За что ты так со мной (СИ) - Дали Мила
— Понял.
Я медленно бреду из спальни. Ноги почему-то становятся ватными. Этот нежданный визит доставил много хлопот. Пришлось звонить Кирияновой и слезно отпрашиваться на полдня, чего я делать не хотела. Эльвира Леопольдовна, конечно, отпустила, но была не в восторге. Совсем.
Когда еду на вокзал, на душе кошки скребутся.
Попросив таксиста подождать, чтобы потом отвез нас обратно, я выхожу из машины и суматошно бегу в зал ожидания.
Оглядевшись по сторонам, нахожу отца по яркой клетчатой рубашке. Я с ним долго не виделась, но почему-то желания кинуться в его теплые объятья не возникает, наоборот, я замедляю шаг.
Папа, заметив меня, машет рукой, улыбается.
— Здравствуй, дочка, — говорит, когда я подхожу.
— Привет.
Он раскидывает широко руки, и я все же прижимаюсь к его груди. На мгновенье все страхи исчезают, ведь рядом со мной родной человек. Мы сейчас на вокзале, но во мне вспыхивает ощущение, будто я дома, где хорошо и уютно.
— Я вам с Тимофеем гостинцев привез, — кивает на большую тряпичную сумку, что стояла в ногах.
— Спасибо…
Слышу имя бывшего мужа, и на меня снова накатывает волнение. Нужно рассказать отцу правду. Но удачное ли место на вокзале? Думаю, нет.
— Поехали домой, пап.
Я беру сумку за ручку, а отец за вторую. Поклажа с подарками оказывается очень тяжелой.
Ничего не подозревающий папа садится в такси. По дороге рассказывает о делах в деревне, я делаю вид что слушаю, стараюсь улыбаться, киваю, но у меня в мыслях крутится совершенно другое.
Лишь когда мы подъезжаем к высотному комплексу Давида, отец хмурится.
— Вы квартиру новую купили?
— Не совсем, — вздыхаю я.
Расплатившись с таксистом, веду отца во двор. Там предлагаю немного задержаться, усадив папу на скамью.
— Как красиво здесь, — хмыкает. — О… даже фонтаны. Значит, дела у Тимофея идут в гору, раз он перевез тебя сюда. Я рад. — Замечает вдали красочную детскую площадку. — Дочка, а ты случайно не?..
— Нет, — резко осекаю и чувствую, как по лицу пополз жар. Потираю вспотевшие ладони. — Папа, я хотела сказать, что в этом доме Тимофея нет. Мы развелись недавно.
Отец быстро переводит взгляд от площадки на меня и округляет глаза.
— Как это? Почему?
Ох… Настоящая причина настолько мерзкая, что я не могу об этом сказать папе. Не знаю почему, просто не поворачивается язык.
Была бы мама, наверное, рассказать о таком было легче.
Но с отцом мы никогда не поднимали подобные разговоры. Ни о первом поцелуе с мальчиком, ни о дружбе, ни о сексе или других взаимоотношениях между мужчиной и женщиной.
Мне почему-то стыдно до такой степени об этом говорить, что слова комком застревают в горле. Отец тоже не пытался затрагивать в разговорах эту тему. Она как будто была в нашей маленькой семье табуирована.
— Не сошлись характерами, — шепчу я. — Такое иногда случается…
— Что за ерунда? — ворчит. — Все ругаются. И что, вы прямо-таки развелись?!
— Да, — опускаю голову. — Прямо-таки в загсе.
— Уф, дураки, — пропыхтев, он встает со скамейки. — Ну ничего, помиритесь. Дело молодое…
— Нет, папа, — мотаю головой. — В квартире, куда я тебя приведу, другой мужчина. Ответственный и очень порядочный… в отличие от Тимофея…
— Кто?
— Давид. Он тебе понравится.
— А Тимофей где?
— Не знаю, — пожимаю плечам. — Наверное, со своей женщиной.
— Черт-те что творите, — недобро посмотрев на меня, отец хватается за ручки сумки. Наклоняюсь, чтобы помочь, но папа отмахивается: — Я сам.
У него портится настроение, а роскошь холла, наличие консьержа и глянцевых навороченных лифтов будто еще сильнее вызывают в нем раздражение. Дом Тимофея по сравнению с элитной высоткой Расулова кажется бедненьким скворечником.
— Папа, все будет хорошо, — говорю я и отпираю дверь квартиры своим ключом.
Пропускаю вперед отца. Он перешагивает порог и задерживается возле двери, как вкопанный. Не шелохнется, будто превратился в гипсовую статую.
Поравнявшись с папой, вижу причину его ступора — Расулов вышел нас встретить. Он ждал приезда, переоделся.
— Добро пожаловать, Алексей Геннадьевич.
Давид говорит доброжелательно и первым тянет руку для приветствия.
Отец, видимо, растерявшись, только кивает и протягивает в ответ свою ладонь.
Однако потом он неожиданно стал вытирать ее о брюки, будто испачкавшись об Давида. Я просто в шоке наблюдаю за его финтом. И, к огромному сожалению, это видит и Давид.
— Позвольте помочь с сумкой, — вопреки невежливому поведению папы, предлагает Расулов.
— Надорвешься, — возражает отец.
Не знаю, куда себя деть. Такого поведения от папы я не ожидала.
— Не волнуйтесь, — говорит Давид.
Он забирает сумку, будто она ничего не весит. Прихожую заполняет звон стеклянных банок. Расулов уходит в кухню. Когда остаемся вдвоем, папа недовольно оборачивается ко мне и шипит:
— Это что за басурманин?
— Прекрати.
— Что значит прекрати? Ты видишь дом, куда он тебя привез? Откуда у этого мужчины деньги на такие хоромы? Он что, бандит?
— Нет, конечно,— пытаюсь успокоить, погладив отца по плечу. — У Давида своя охранная фирма.
— Знаю я эти фирмы. Дочка, ты в своем уме? Ты что, не понимаешь, с кем связалась? У него глаза, как у беса. Чуть что не так сделаешь — его джигиты мстить будут. Мне голову отрежут, а тебя в паранджу завернут, украдут в какой-нибудь аул. Или вообще детей отберут. Катька, что же ты творишь?
— Уймись, прошу тебя. Как ты можешь судить о человеке, толком о нем ничего не узнав?
— А мне не нужно долгих приветствий, и так все ясно.
— Ничего не ясно, — тверже говорю я. — Когда ты получше узнаешь Давида, уверена, что мнение твое изменится.
Войдя в кухню, мы видим накрытый стол. На нем кофе, ароматная выпечка, ягоды, фрукты. По центру стоит лист с запеченным мной картофелем.
Пока я мчалась на вокзал и задыхалась от волнения, Давид не бездельничал, а позаботился об угощении, о котором я с утра и думать забыла…
— Предлагаю позавтракать. Садитесь, пожалуйста, — говорит Расулов отцу.
Тот молчит, но все же садится.
— Картофель, кстати, готовила Катя, — продолжает Давид. — Блюдо великолепное.
— Катерина хорошая хозяйка, — соглашается папа и добавляет, — она вкусно готовила и мне, и Тимофею.
Стискиваю челюсть. Вот зачем было приплетать сюда Демидова? Специально, что ли?
— Охотно верю, — кивает Давид. — Угощайтесь.
— Аппетита нет, — отвечает папа. — Мне другое интересно сейчас, Дамир.
Когда я слышу, как он назвал Расулова, тихонько кашляю и шепотом поправляю отца.
— Давид…
— А я как сказал? — как нарочно громко переспрашивает и снова поворачивает лицо к Расулову. — Давид, где работаете? Какие планы у вас на жизнь?
— У меня частное охранное предприятие, Алексей Геннадьевич. А в планы я редко кого посвящаю, но поверьте, они масштабные.
Тогда отец прищуривается и смотрит на Расулова слишком въедливо.
— М-да… А на Родине-то, поди, жена уже заскучала и детки? Сколько у вас детей: трое? пятеро?
Давид дергает бровью.
— Не понимаю, о чем вы говорите. Моя родина здесь. Я не женат и детей у меня нет.
— Разве?
Осторожно подталкиваю локтем отца.
— Папа, прошу…
— Значит, наверное, уже с Катериной заявление подали, раз ты перевез ее к себе? Когда свадьба? Мне нужно знать, чтобы приехать в город.
— Алексей Геннадьевич, — Давид облокачивается на стол, — о свадьбе мы еще не говорили.
— Почему это?
— Я думаю, еще рано. Но могу с точностью сказать, что как только определимся, вы узнаете.
Я не хотела, едва выпрыгнув из отношений, сразу же строить новую семью. Для меня штамп все-таки много значит и добавляет определенные обязательства.
Но мой отец… он старомоден и не приемлет проживание в гражданском браке. В прошлом, когда я встречалась с Тимофеем, тоже сошлась с ним раньше свадьбы. А отцу говорила, что продолжаю жить в общежитии.