Притяжение (СИ) - "Ann Lee"

— Не совсем, — поёрзала я.

Конечно, меня удовлетворило, что это было простое интервью, и то, что Руслан поставил на место не в меру ретивую журналистку. Но мне не этого хотелось от него.

— Понимаю, — усмехнулся он, — тебе хочется признаний от меня. Заверений в полном твоём господстве надо мной!

— Руслан, — растерялась я, не зная как расценивать его слова, и насколько он серьёзен.

На губах играла усмешка, но глаза были серьёзными, руки продолжали крепко держать меня. Рано я полагала, что узнала его и поняла. Ничего я не узнала, и не поняла. Вот совсем не уверенна, шутит он или эта просто насмешка над моими чувствами. И вот это непонимание, и раздражало и будоражило одновременно.

Раздражало, потому что я не знала, что сказать, быть ли откровенной, и сказать честно, что да, я хочу, чтобы он принадлежал мне полностью. Просто пусть даст слово, и я успокоюсь. А будоражило, потому что хотелось узнавать всё больше и больше этот многогранный характер. Он всё еще открывался для меня, и не всегда с приятной стороны, но всё же…

— Ну, давай, скажи, царица, — подталкивал он меня к ответу, привычным жестом обхватив жёсткими пальцами подбородок, не давая и секунды укрыться от его внимания. — И тогда услышишь мой ответ.

Его большой палец, погладил мои губы, обвёл контур, и без того тёмные глаза стали ещё темнее. Крылья его носа затрепетали, и казалось до поцелуя только мгновение, но нет. Ни мгновение спустя, ни два, ничего не происходит, хотя моя ладонь непроизвольно, ползёт выше к вырезу его рубашки, забирается туда, гладит. Пальцы скользят по нежной коже на сгибе шеи, по кромке тёмной щетины, скребут щёку.

И дыхание наше синхронно тяжелеет.

Мой взгляд блуждает по его лицу, шее и приоткрытой груди, и думать мне определённо хочется не о том, что мне следует сейчас в чём-то признаваться. Но он упрям, и привык получать своё при любом раскладе.

— Что тут сверхъестественного? — немного недовольно проговорила я, чувствуя, раздражение, примешивающее к возбуждению. — Я хочу, чтобы ты принадлежал мне полностью. Разве ты не хочешь того же?

— Я не об этом говорил, — хрипнул его голос.

— Не об этом? — я честно потеряла нить разговора, за всеми этими обменами жаркими взглядами и прикосновениями.

— Не об этом, — повторил Руслан, и снова так приятно его голос просел, и захрипел. — Ты ведь не веришь, что полностью меня поработила?

— Поработила? — попробовала я это слово, катая на языке.

— Ну а как ещё, царица, — хмыкнул Руслан. — Как ещё назвать, когда твоя воля принадлежит другому человеку. Вся его жизнь принадлежит ему. Ты не видишь своего будущего отдельно от него. Зависишь от настроения, от улыбки.

— Ты страдаешь от этого?

— Да, — ответил он, как всегда лаконично и прямолинейно, — меня раздражает твоя власть надо мной. Я не могу к этому привыкнуть. Мне хочется избавиться от этой зависимости.

Его признание поразило меня в самое сердце. Я замерла, совсем растеряв чувственный флёр, который незаметно подкрался к нам. Теперь его не было и в помине.

28

Мои пальцы сжались, немного царапая его кожу. Я не хотела смотреть на него, но не могла не смотреть. Понимала, что он не шутит, и всё же глупый мозг отказывающийся принимать истину, допускал эту возможность.

Вот только, пронзительный тёмный взгляд, и плотно сжатые губы, никак не говорили о веселье.

— Ты сейчас шутишь? — всё-таки задаю я глупый вопрос, и пытаюсь выбраться из его рук, потому что сейчас мне хочется оказаться подальше от него.

Но Руслан не пускает.

— Что тебя так смущает и расстраивает? — он пытается поймать мой бегающий взгляд.

— Да нет ничего, — язвлю я, — ты говоришь что страдаешь, в наших отношениях! Ты сравниваешь меня с зависимостью. Ты так опечален своей потерянной свободой, что не можешь смириться с этим.

К концу мой голос срывается на крик.

— Забирай, я тебе её возвращаю, — и снова дёргаюсь, но Руслан, перехватив меня за руки, ловко переворачивает на кровать и аккуратно подминает под себя, нависает сверху. И вроде и не сильно держит, но знаю, дернусь, не отпустит.

— Всё бы хорошо, царица, да только без тебя, смерть, — бормочет он, зарываясь носом в моей груди, и я чувствую, как скользят его губы, по обнажённой чувствительной коже, обжигая поцелуями.

— Так ты определись, смерть, или страдания, — не могла я успокоиться, раскинув демонстративно руки, никак, не реагируя, на его ласки.

— Я давно определился, — поднял он голову, и, перенеся свой вес на локти, обхватил ладонями моё лицо, — просто тебе нужны были доказательства, что я принадлежу тебе. Получай.

Он смотрел пристально, считывая мою реакцию на его признание. И оно, несомненно, меня задело, вгрызлось глубоко. Сомнения мои рассеялись, но теперь в душе появилась какая-то тяжесть. Я не хотела, причинять ему страданий, не хотела его боли. А получается, его настолько коробит потеря собственной свободы, того что он зависим мной, что смириться ему с этим тяжело.

А с другой стороны, не этого ли я хотела, его полной зависимости от меня?

Не этого ли, только что просила?

Но хотела ли я, так глубоко прорости в нём, что без меня, ему, как он выразился, смерть?

Совсем давно, почти полгода назад, я сперва хотела избавиться от него, а потом не знала, как забыть. А теперь, когда этот мужчина признал полную власть над собой, меня это останавливает.

— Я хочу, чтобы ты был счастлив, — проговорила, наконец, — не надо страданий.

— Не стоит так драматизировать, царица, — улыбнулся грустно Руслан, — я, несомненно, счастлив с тобой. Просто я хочу, чтобы ты понимала глубину своей власти надо мной, и не терзалась глупыми подозрениями. Я люблю только тебя, и хочу только тебя. Не один мужик не будет терпеть спесь женщины, если не испытывает потребность её удержать рядом.

— Ты сам говорил, что моё неподчинение тебя заводит, — вспыхнула я.

— Ещё как заводит, — усмехнулся Руслан, и, встав на колени, быстро расстегнул рубашку, скидывая её на пол, — я думаю, после родов, я тебя из койки месяц не выпущу. И это будет не лайтовый трах, царица. Я припомню тебе все твои косяки.

Я прикусила губу, чувствуя, как внизу живота, натянулась щекочущая боль.

— А может, ты меня простишь, — пролепетала я.

— Потом обязательно, а пока… — он не договорил, стянул с меня домашние шорты, вместе с бельём, прямо физически обжигая взглядом обнажённую плоть, — давай, сядь сверху, царица.

Он помог мне передислоцироваться наверх, попутно скидывая с меня остатки одежды. Я замерла с бесстыдно разведенными ногами прямо над его лицом.

— Давай ниже, царица, — прохрипел он, вдавливая ладони в мои бёдра, и так же бесстыдно смотрел на мою раскрытую промежность.

Я вцепилась в изголовье, чтобы хоть как-то сохранить равновесие, потому что голова шла кругом, от забурлившей в венах крови.

Я медленно, повинуясь давлению его рук, опускалась вниз, с нарастающим возбуждением смотря, как его лицо скрывается под моими расставленными ногами и выпирающим животиком.

А Руслан всё давил на мои бёдра, побуждая быть смелее, прижиматься ещё теснее, особенно когда его язык дотянулся до клитора. Губы тут же сошлись на нём, втянув его в горячий рот, и я непроизвольно застонала и повела бёдрами. Его язык, то медленно, то ускоряясь, кружил по чувствительной плоти, губы мягко массировали клитор, а руки широко разводили ягодицы.

Все мои переживания, терзания, мысли, смело этим горячим напором. Разметало, выкрошив в пыль. Не осталось ничего, и никого, только мы в целом мире. И так было всегда. Руслан всегда умел заслонить собой всё пространство, стать целой вселенной для меня, утянуть в свой грешный рай.

Я выгибалась, насколько мне позволял живот, и постоянно ёрзала и крутилась на его лице, уже совершенно не заботясь о том, что он может задохнуться. Он чётко контролировал меня, и приподнимал, если я, забывшись, напирала особо сильно.

Теперь я чувствовала, как его язык ритмично погружается в меня, а его пальцы между тем, проникают в меня сзади, сразу два. И эта боль от тугого проникновения, и жаркие поцелуи, сводили меня с ума. Заставляли задыхаться, улавливать маленькими глотками кислород, в перерывах между стонами, и сходить с ума, от этой откровенной и порочной ласки.