Ирина Мясникова - Кикимора болотная
— Поздравляю, а также хочу сообщить, что принято решение об увольнении Кислицкого. Отследил я его, голубчика!
— Это надо понимать как новогодний подарок?
— Ну, не знаю. Вы же говорили, что привыкли к нему уже.
Тася почувствовала, что Егоров хитро улыбается.
— Я к нему привыкла, если не знать, что он у меня за спиной вытворял. А компания его, в смысле собутыльники? Пардон, я имела в виду подельщиков, с ними как? — захихикала Тася. Нужное слово, как назло, вылетело из головы и не сразу вспомнилось.
— Тоже. В полном составе, включая жену. Его рекомендатель очень осерчал. Требует получить с них компенсацию в двойном раз мере.
— А вы?
— А я при чем?
— Ну как же? Вам же эту компенсацию с Кислицкого вышибать, утюги и все такое.
— Странные у вас, Анастасия Михайловна, представления о моей работе.
— Каюсь. Значит, утюгом его бить не будете?
— Ни бить, ни прижигать.
— Жалко.
— Кровожадная вы женщина, однако.
— Я такая! А он-то знает о принятом решении? Вроде они с Розой куда-то в жаркие страны собирались.
— Ему сообщат по окончании праздников. Выйдет на работу — и привет! Сдавай дела Зайцевой.
— Да ну? А почему Зайцевой?
— А кому еще?
— Мы так не договаривались. Он меня после этого лютой ненавистью возненавидит.
— И пусть!
Тася тяжело вздохнула. Ну не объяснять же ему про змея, который кусает свой хвост!
— Хорошо. А вы приедете? — Это прозвучало у нее как-то жалобно. Хоть и не солидно женщине-директору так канючить, но Тася ничего поделать с собой не могла.
— А вы хотите, чтобы я приехал? — как-то по-особенному проурчал Егоров.
— А как же! Я не знаю, как там положено человека увольнять, особенно генерального директора. Это ж представитель хозяев должен делать, — честно призналась Тася, но про то, что ей уж больно хочется увидеть Егорова, она ему говорить не стала.
— Насколько мне известно, увольнять его при едет ваш Викентий Павлович.
— Хорошо, это уже легче, а то я представила, как приду и скажу ему: «Ленни, ты уволен, и все твои прихлебатели, и жены с любовницами тоже!»
— Про прихлебателей речи не было, — раздалось из трубки.
— А Светин?
— Он не прихлебатель, а один из фигурантов, или, как вы говорите, собутыльник, он же подельщик.
— Хорошо. Значит, вы не приедете?
— Нет.
— Ну и зря! — обиделась Тася.
— Наверное, — как-то печально согласился Егоров.
— Тогда спасибо за поздравление, с Новым годом вас тоже и всего хорошего! — Тася нажала отбой и запустила трубкой в любопытную Штукину, которая на протяжении всего разговора демонстрировала свой неприкрытый интерес к личности звонившего.
— Ктой-то был? — поинтересовалась Штукина, непринужденно левой рукой поймав Тасин телефон. Было ясно, что на самбо она действительно ходит и дурака там не валяет.
— Один гадостный гад! — Тасе почему-то захотелось плакать. Ну, чего ему стоило приехать, тем более что повод такой замечательный был — увольнение выявленного ворюги. Неужели она влюбилась? Один раз человека увидела и — здрасте вам!
— Тот, у которого глаза хрустальные, или новый?
— Новый. — Тут Тася увидела заинтересованный Дуськин взгляд. — Потом расскажу.
— Потом так потом, — заворчала Штукина. — За тобой не угонишься. То глаза хрустальные, то очки черные, то голос, от которого уписаться можно. Как урчал, как урчал! Это у меня только один Жеребов и есть.
— Тебе тоже понравился?
— Кто, Жеребов? — Штукина сделала невинные круглые глаза.
— Тьфу, дура! Какой Жеребов? Я про голос.
— Голос… — Штукина посмотрела на Дуську и не стала продолжать начатую фразу. — Хороший голос! Только неясно, чего он тебя поутру своим распрекрасным голосом с Новым годом поздравляет, да еще накануне.
— Значит, так надо. Хотел обрадовать, наверное. Я ведь теперь с Нового года вместо Кислицкого буду.
— О, мама! — Дуська захлопала в ладоши. — И машину казенную тебе дадут? Тетя Лена, я видела. У них там казенная машина БМВ, большая такая и шофер есть.
— Тоже большой? — Штукина плотоядно облизнулась.
— Дусь, надеюсь, что это временно. Пока они там нового директора не найдут, из мужичков.
— Ну почему, мам? — Дуська оттопырила нижнюю губу.
— Потому что я хочу после работы по вечерам спокойно домой ехать, а не мотаться по всей стране да от заказчиков или от московского начальства по башке получать. Ты ж вон даже суп разогреть ленишься. Вся в отца своего. Помрешь еще от голода рядом с полным холодильником.
— А что Кислицкий ваш, много мотался и по башке получал? — ехидно спросила Штукина.
— Ну, у него для этого мы с Эммой были, а я Эмму люблю и жалею.
— Ничего, еще парочку таких Эмм заведешь, а сама на бээмвухе с ветерком домой баиньки.
— А я торжественно обещаю. — Дуська подняла руку в пионерском салюте. — К твоему приходу все из холодильника съедать. Знаешь, если ты меня на такой красивой машине будешь в школу возить, все наши от зависти помрут.
— Я тебя и на япончике-то не возила, с чего вдруг ты решила, что я тебя на казенной машине повезу? Хватит болтать. Ешьте быстрей. Нам еще до Лаппеенранты ехать. Не хватает только на самолет опоздать.
В аэропорту Штукина удивительным образом присмирела и на прекрасных финских парней уже внимания не обращала. Не иначе как готовилась к встрече с итальянскими пограничниками. Один раз только и встрепенулась, когда увидела компанию финских баскетболистов. Но тут и Тася вместе с Дуськой разинули рты.
— Вот они, настоящие финские парни, — прошептала Штукина, не отрывая взора от огромных ребят.
На Тасю и Штукину эти ребята ни разу не посмотрели, зато Дуська вызвала у них неприкрытый интерес.
— Да, — горестно заметила Штукина. — Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет. Старые мы с тобой, Таська, стали, а ты еще даже второй раз замуж не вышла.
— Да ты тоже еще полковника себе не нашла. Пойдем курить, что ли?
— Я с вами, — испуганно встрепенулась Дуська, кося взглядом в сторону баскетболистов.
— Еще чего, сиди тут, сторожи вещи и никуда не уходи.
— Ну, мам!
— Чего мам? Я тебя для чего рожала? Чтоб ты за мной всюду, как нитка за иголкой, болталась?
— Нет, чтобы я вещи сторожила! — Дуська возмущенно дернула плечом.
Тася и Штукина направились в курилку, которая напоминала аквариум, где вместо воды люди плавали в клубах дыма. Зато из этого аквариума хорошо просматривалась Дуська, около которой тут же организовался один из баскетболистов.
— Да! — сказала Штукина, разглядывая Дуську. — Держись, мать! Как бы тебе эта красотка кого-нибудь в подоле не принесла, как ее бабка непутевая.