Татьяна Алюшина - Просто о любви
— Больше эпохальных романов не было?
— Обошлось, — успокоила Стаська.
После Александра пару раз случались с ней увлечения непродолжительные, легкие, без страстей-мордастей, закончившиеся мирно и по обоюдному согласию.
То ли девушка слишком хороша, то ли контингент пошел не тот, словом: «Не расти в поле калина!»
— Мы с тобой коллеги по расставаниям, — поцеловал «роковую» в нос Степан.
— Да ладно! — ахнула Стаська. — Не хочешь же ты сказать…
— Вот именно. Я тоже застукал жену в момент горячего действа.
— Комедия положений, — обалдела Стася.
А Степан стал спокойно рассказывать. Странное дело, но он не испытывал ни боли, ни обиды, и гордость мужская не пощипывала, как о другом человеке, застрявшем где-то там в прошлом, он рассказывал Стаське о браке с Надеждой, о разводе трудном, о войне, что она ему устроила, и о том, в чем сам был неправ.
Рассказывал, исцеляясь.
Стаська слушала не перебивая и смотрела на него неотрывно, большими гречишного меда глазами, все понимая, чувствуя, а дослушав, шепотом спросила:
— Ты поэтому не мог остаться со мной?
— Да, — признался Степан, который раз поражаясь, как она его понимала, как слышала точно и чувствовала. — Я от сурьезу в отношениях бежал как от чумы. Зачем? Довериться кому-то, раскрыться, а в результате получить предательство. А еще я очень давно одинокий мужик и устроил себе в этом состоянии удобное лежбище, и мне в нем хорошо и безопасно.
— А знаешь, я ведь тоже, — задумалась Стаська над его словами. — Я бдительно охраняла свое одиночество, и мне в нем весьма комфортно и безопасно!
— Было, — закончил за них обоих фразу Степан.
— Было, — кивнула Стаська, — пока не появился ты, как пишут в книжках!
И он, не удержавшись, подхватил Стаську сильными руками, усадил к себе на колени и стал целовать — победно, серьезно, с продолжением, кружившим голову, и напором, переплавившимся в нежность, неторопливость. В медленное, на грани сознания от ощущений, слияние, глядя в глаза друг другу, давая все возможные молчаливые обещания.
Ни прошлого, ни мыслей, ни слов — ничего не осталось, сгорев в этом неспешном слиянии, — только они! Только вдвоем!
А мир подождет, вместе со всеми проблемами и суетой!
— Пить, — прохрипела Стаська, висевшая у Степана на плече.
— И есть, — усмехнулся он.
Придержав Стаську одной рукой за спину, он дотянулся до стакана с соком на полу и подал ей.
Уединение нарушил телефон, переливаясь мелодией, сообщавшей, что тетушка вызывает племянницу на связь. Стаська, торопливо отпив сока, подскочила со Степановых ног и заметалась по комнате в поисках трубки, увеличивающей от нетерпения звук позывных. Степан следил за ее круговыми забегами, улыбаясь многозначительной улыбкой довольного мужика, который хоть и весьма удовлетворен и счастлив телесно, но ожидает еще много интересного впереди, разглядывая голенькую барышню.
— Не смотри на меня так! — изобразила возмущение Стаська, отыскав, наконец, трубку, но не торопясь отвечать.
— Как? — хмыкнул он.
— Порочно!
— Я очень порочный, особенно когда смотрю на тебя голенькую!
— Да! — ответила Стаська исходившемуся в припадке телефону, сверкнув глазами на Степана, и, не удержавшись, рассмеялась.
Княгинюшка помолчала, анализируя услышанный счастливый Стаськин смех, и решила уточнить:
— Мне показалось?
— Нет! — звенела счастьем Стаська. — Я тебе потом перезвоню!
— Не переусердствуй! — усмехнулась Сима.
— Набирая твой номер? — смеялась Стаська.
— И в этом тоже! — продолжая улыбаться, посоветовала княгинюшка.
И отключилась без лишних слов.
Стаська закинула куда-то, не глядя, телефон и, освещая пространство вокруг сияющей счастливой улыбкой, предложила:
— Давай, что ли, на кровать перейдем, на полу холодно!
— Минут десять назад тебе так не казалось! — поднимаясь с пола, заметил Больших.
Они не спали ночь.
Переходя от поцелуев к разговорам, тихим и неспешным. Степан рассказывал ей о сестре и родителях, о зяте, которого уважал по-мужски, и о Дениске, в свои полгода уже проявляющем характер, о работе и о Вере. Стаська — о княгинюшке, о родителях и своей работе.
Им очень многое надо было рассказать друг другу, но они не торопились. Зачем? Теперь расскажут, подробно и в деталях — у них все время впереди!
— А как там Василий Федорович? — спросил Степан. — Перст, можно сказать, судьбы, который нас свел! Я Лешке давно звонил, с неделю назад, узнавал о его состоянии.
— Вчера выписали из больницы. Асокины его к себе забрали до полного выздоровления. Он родной брат их домработницы, а она член семьи. Я к нему в больницу не ходила. Княгинюшка навещала, а я от нее все новости узнавала.
— И почему не ходила? — предполагая ответ, спросил Степан.
— Тебя боялась встретить и знала, что не удержусь и начну Василия Федоровича о тебе расспрашивать! — разила честностью Стаська.
— Понятно, как говорит наш Лев Гурьевич.
К полудню они все же уснули, обессиленные, не в состоянии ни разговаривать, ни целоваться, переплетясь руками-ногами, выключились в один момент, словно в омут ухнули, часа в три Степан проснулся и стал собираться. Стаська, не до конца проснувшись, все не могла понять, куда и зачем ему надо ехать.
— Ты спи, — поцеловал ее в висок полностью одетый и готовый к выходу Степан. — Мне надо Ане продукты купить, она не успевает, и отвезти ее в больницу к Юре и обратно, а вечером я вернусь.
— Гумм-м… — поерзала Стаська головой по подушке, что, видимо, означало понимание.
— Тебе придется встать и закрыть за мной дверь, — поцеловав ее еще раз, объяснил Степан с сожалением: так не хотелось ему будить ее окончательно.
Стаська сонно отозвалась, не открывая глаз:
— В верхнем ящике тумбочки в прихожей вторые ключи. Возьми и закрой сам.
— Спи, — сказал он улыбаясь и поцеловал еще раз.
Напоследок.
Улыбка пристроилась на его лице и в душе основательно, он никак не мог перестать улыбаться и когда сел в машину, и когда осторожно выезжал из загроможденного автомобилями двора на проезжую часть. Невозможно было перестать улыбаться и чувствовать звенящее счастьем тело, разум, сердце, когда перед глазами проносились кадр за кадром их ночь, и Стаськины то смешливые, то потрясенные, то наполняющиеся слезами от переживаемого глаза цвета темного меда.
Зазвонил один из сотовых, выложенных им сразу, как только сел в машину, на торпеду. Не служебный.
И на том спасибо — сейчас и в «бой» ему, мягко говоря, не потянуть!
