Екатерина Владимирова - Крик души
Рано или поздно это должно было произойти.
Они не раз и не два уже ссорились с отцом из-за нее.
Он не сдерживался в выражениях, он срывался, он почти всегда теперь срывался в разговорах с отцом. Кричал, отчаянно жестикулировал и доказывал свою позицию, свою точку зрения. И негодовал, яростно негодовал из-за того, что Олег даже не пытался вникнуть в суть его проблемы, а твердил одно и то же.
Накануне той ночи, когда свершился роковой выбор, Антон серьезно поссорился с отцом.
— И ты хочешь променять меня на нее?! — кричал он, не задумываясь о том, что его могут услышать. — Ты с ней хочешь жить?! — он не мог сдержаться. — Какая-то… грязная девчонка с улицы заняла мое место?! — лицо его исказилось. — Да она никто для тебя, — никто, понимаешь?! А я — твой сын, черт побери!
— Антон…
— Что?! — воскликнул тот разъяренно, глядя на застывшего посреди комнаты отца.
Ему было больно видеть его таким, убитым горем, с тусклыми глазами, но и иная боль, более едкая и режущая, полосовала его ножами. Он не мог этого выдерживать. Его словно ножами резали. С двух сторон.
— Что ты хочешь мне сказать?! — закричал он, метаясь по комнате. — Что променял меня на нее? Так я это вижу и так! Подумать только, какая-то… беспризорница, какая-то оборванка… — он чуть не задохнулся он переполнявших его чувств, вскинул голову вверх и сильно зажмурился. — Черт!
— Антон, — решительно заявил Олег, — не смей так говорить. Ты совсем не знаешь Дашу, и…
— А ты знаешь? — резко спросил молодой человек, повернувшись к нему и пронзив мужчину острым взглядом серых глаз. — Ты ее знаешь?! Как долго ты был с ней знаком, перед тем как решил привести ее в наш дом?! Два дня, три, четыре? Как долго ты ее знаешь?! — уничтожающе восклицал Антон, пытаясь докричаться до сознания отца. — Что ты знаешь об ее наследственности, на худой конец?! Кто ее родители, черт возьми, тебе это известно?!
Он бил по больному и знал это, осознавал, какую боль причиняет отцу своими словами, но остановить поток сбивчивых ругательств и резких обвинений уже не мог. Как не мог заглушить и собственную кричащую боль, рвущуюся изнутри.
— Ты ей настолько доверяешь?! — спросил он напрямик. — А ты уверен в том, что, проснувшись утром, застанешь все свои вещи в целости и сохранности!?
— Антон!.. — задохнулся от возмущения Олег.
— Что?! — огрызнулся тот, со свистом выдохнув, отошел к окну и сквозь зубы со злостью добавил. — Ты бы хоть в больницу ее сводил, мало ли что она с собой притащила из своего Калининграда…
Антон знал, что переходит границы дозволенного, но остановиться не мог. Как запущенный маятник, он яростно атаковал и шел вперед.
— Антон! — закричал Вересов-старший, мгновенно после этих слов подскочив к сыну. — Это переходит уже всякие границы! — он повернул парня к себе лицом и, заглянув в беспощадные серые глаза, словно потеряв голос, прошептал: — Откуда в тебе столько горечи… столько злости?!
Антон качнул головой и, встречая вопросительный взгляд отца, выдавил:
— Да если бы не она, ты никогда не бросил бы свою семью! — и тихо добавил: — Свою настоящую семью!
— Я тебя не бросал! — возмутился Олег. — Я здесь, рядом с тобой, и всегда буду с тобой!
Антон грустно усмехнулся.
— Ты, правда, ничего не замечаешь, или делаешь вид, что не замечаешь? — спросил он с болью в голосе.
— Я не понимаю, о чем ты…
— Она уже забрала у меня отца, — по словам выдавил из себя молодой человек. — Уже. Забрала!
Олег не нашелся, что ему сказать. Потому что правда колола глаза сильнее заостренных кольев. И как бы Олег ни хотел противиться, понимал, что Антон прав. Как же сильно он прав! И Боже, как было больно от этой правды!
Антон тогда сорвался из дома и, схватив ключи от машины, бросился в немую майскую ночь, матерясь и пиная землю перед собой. Заскочил в автомобиль, нажал на газ и рванулся с места, словно за ним гнались.
Он носился по ночной Москве, как сумасшедший. Гнев, злость и обида застилали глаза, в ушах звучал монотонный голос отца, уверяющего его в том, что он должен подружиться с девчонкой.
Подружиться, с ней!?
Он матерился сквозь зубы, чертыхался болью, смешанной со злобой и детской обидой.
Ведет себя, как ребенок! Да, как ребенок, черт побери! Но кто вернет этому ребенку детство, в котором он рос без отца?! Кто-нибудь сможет, повернув время вспять, исправить то, что было надломлено много лет назад?! Кто осмелится обвинить этого ребенка в том, что он жаждет отцовской любви, которой его сейчас хотят лишить?!
Какова вообще грань между детством и взрослостью? Можно ли провести эту невидимую черту, когда, будучи взрослым, отчаянно мечтаешь вернуться в детство?!
Повторять себе, что он взрослый, что ему, черт побери, не девять лет, а почти девятнадцать, и что он старше, опытнее и мудрее нее, этой девчонки с улицы, он устал. Он пытался уверить себя в том, что она ни в чем, в общем-то, не виновата, но не смог убедиться в этом наверняка.
И сейчас, мотаясь по ночным, перекошенным искрящимися огнями улицам Москвы, он понял, наконец, осознал, что отец всегда теперь будет относиться к нему иначе. Не так, как раньше. Не так, как к ней. И не потому, что разлюбил его, а потому, что в ней теперь видел смысл своей жизни. Не в нем, — в ней!
И от этого было больно, из-за этого хотелось рвать в клочья собственную душу, метаться из угла в угол, как загнанный зверь, и понимать, что выхода нет. Обижаться бессмысленно, разочаровываться глупо, винить отца или кого-то еще в том, что так сложились обстоятельства, неправильно.
Оставалось только убегать. В глубокую пустоту, в черную темноту, в немую ночь одиночества.
И он убегал. Мчался, нажимая на газ, до упора вдавливая педаль газа в пол, и оставляя позади себя боль.
Убегая от боли, он, тем не менее, навстречу боли и бежал. И эта боль пожирала его, рвала, кромсала.
Ничего не станет, как прежде. Прошлое не возвращается. Остаются лишь воспоминания.
Антон резко затормозил на набережной и выскочил из машины, жадно ловя ртом холодный воздух ночи.
Пожалел, что не курил. Впервые в жизни пожалел об этом. Засунув руки в карманы джинсов долго еще стоял, закинув голову вверх и закрыв глаза, потом смотрел на Москву-реку и, стискивая губы, думал о том, что говорил отец, вспоминал и прокручивал все детали и мгновения произошедшего разговора.
А когда, немного успокоившись, в половине третьего ночи все же вернулся домой, застал ее.
Она лазила на кухне, раскрывая полки и заглядывая в холодильник.
![Джеки Д`Алессандро - Коснуться твоих губ [=Похититель невест]](/uploads/posts/books/19348/19348.jpg)
