Ульяна Соболева - Черные Вороны. Реквием
Артур не выдержал и притянул ее к себе, как когда-то. Девушка не сопротивлялась, уютно устроилась у него на груди, продолжая спать. Что она скажет, когда проснется? Все вернется на круги своя или изменится?
Артур услышал, как попискивает ее сотовый, протянул руку к тумбочке. На дисплее написано "Герман". Пусть звонит. Только его сейчас не хватало. В прошлый раз Инга подорвалась и сбежала. Только звонок Новицкого все же Артура встревожил. Реальность вернулась. Инга приняла предложение папика, а сам Чернышев безнадежно женат. Эти минуты, когда они вместе, ворованные, и в скором времени окончатся или им обоим придется принимать сложные решения. Девушка приоткрыла глаза и тут же села, на постели натягивая на себя простыню.
— Мне послышалось или кто-то звонил?
Артур раздумывал ровно секунду:
— Папик твой звонил, беспокоится, наверное.
Она схватила сотовый, и Артур почувствовал укол ревности. Явный и болезненный. Подумал, что Инга сейчас перезвонит Новицкому, но она отключила мобильник и бросила его обратно.
— Тебе уже лучше?
— Намного. Отдай мои вещи, я не могу целый день ходить в одних трусах и мне нужно в душ.
Артур посмотрел на девушку, чувствуя легкую перемену в ее голосе. Она больше не разговаривала с ним свысока.
— Ты можешь надеть мою футболку.
Инга встала с постели, заворачиваясь в простыню.
— Я хочу, чтобы ты знала, что никакого отношения ни к записке, ни к отказу в помощи я не имею, — быстро сказал Артур и тут же замер, ожидая реакции.
Инга посмотрела ему в глаза, и устало ответила:
— У меня нет причин сомневаться в том, что я видела своими глазами.
— Значит, война продолжается? Ты по-прежнему меня ненавидишь и по-прежнему мечтаешь отомстить?
Девушка усмехнулась:
— А ты боишься? Ты прав — ничего не изменилось и не изменится никогда. Ты продолжаешь лгать, отрицая свою вину. У тебя не хватает смелости признаться. Так что для меня ты — трус и подлец, а секс ничего не меняет. И твоя внезапная забота тоже.
Она хотела пойти в ванную, но Артур удержал ее за руку:
— Я не писал эту записку, Инга. Я клянусь тебе, что не писал. Какой смысл мне отпираться, если ты говоришь, что видела ее своими глазами?
— Где моя сумочка?
"Решила уйти, ничего не меняется, она мне не верит".
— Уходишь? Иди. Сама все решила, вынесла приговор и приводишь в исполнение? А как же мое слово? Мне не положена защита?
— Где моя сумочка?
Артур поднялся с постели, достал из горшка с цветком ключ и открыл шкаф. Бросил Инге сумку.
— Давай! Вали! Я держать не буду! Никогда и никого!
Инга порылась в сумке, достала паспорт, потом пожелтевший клочок бумаги из — под корочки.
— На, смотри. Я ее сохранила. Знала, что когда-нибудь ты все будешь отрицать.
Она бросила записку ему на колени. Артур развернул сложенный вчетверо лист и быстро пробежался по нему глазами.
— Похоже, — задумчиво произнес он, — даже очень. Только это все же не мой почерк.
Инга ухмыльнулась.
— А чей?
— Не знаю. Хотя мне очень хотелось бы узнать. Подожди, у меня сохранились накладные, я дописывал там от руки. Сейчас ты увидишь, что я не лгу.
Артур взял пиджак, висевший на спинке стула, и сунул руку во внутренний карман. Достал бумаги.
— Вот, посмотри здесь и здесь, а теперь на записку. Я букву "т" по — другому пишу и букву "а", у меня она на печатную похожа, а тут завитушка внизу.
Инга внимательно рассмотрела оба документа.
— Допустим. Хотя твой почерк мог измениться за несколько лет.
Артур вспылил.
— Найди человека, который устанавливает подлинность документов, и он тебе скажет, что это писал не я.
— Тогда кто? Кому это нужно, кроме тебя?
Артур задумался и тяжело вздохнул:
— Пока что не знаю, но это можно вычислить.
Инга вдруг расхохоталась:
— А пока ты будешь выяснять, мы иногда будем трахаться у тебя на даче? Ты ведь для этого привез меня сюда? Или для того, чтобы получить акции обратно? Или чтобы я вернула тебе снимки с аварии?
Артур побледнел, волна бешенства снова поднималась изнутри как ураган.
— Ловко, ничего не скажешь. Чего ты добиваешься? Хочешь посадить меня? Разорить? Что доставит тебе удовольствие, Инга?
Она отбросила простыню и одела его футболку.
— Когда ты останешься без гроша в кармане, а твоя жена тебя бросит, я хочу, чтобы ты узнал цену денег и предательства. Когда-то я стояла под твоими окнами и просила денег, не так уж и много для тебя, на лечение моего ребенка. Твой охранник передал мне ответ — если ты будешь раздавать бабки каждой своей потаскухе, то ты разоришься.
Артур почувствовал, как внутри него что-то щелкнуло как затвор оружия.
— Когда это было? Ты помнишь число?
— Помню, я никогда его не забуду. Девятнадцатого августа, а двадцать первого он умер! Потому что ты пожалел денег для своей бывшей потаскухи! Он умер, а ты живешь и наслаждаешься жизнью, ждешь ребенка, купаешься в роскоши, имеешь любовниц, а он…он лежит под холодной землей. Ему холодно и одиноко.
Ее голос сорвался на крик и перешел в стон. Артур резко привлек ее к себе.
— Я не знал. Мне не сказали, что ты приходила. Инга, поверь, послушай меня!
— Скотина! Как же я тебя ненавижу! Ненавижу!
Она ударила его по лицу, а Артур перехватил ее руки, прижав к себе так сильно, что почувствовал, как сбивается ее дыхание.
— Я не знал.
— Ложь! Наглая и трусливая ложь!
Она яростно пыталась высвободиться, но Артур продолжал ее удерживать.
Внезапно Инга обмякла в его руках и зарыдала.
— Никогда тебя не прощу. Никогда.
Артур гладил ее по дрожащим плечам, по растрепанным волосам:
— Тссс. Я докажу тебе, что это не я. Я сделаю все, чтобы ты мне поверила. Я сейчас ненадолго уеду, пообещай мне, что дождешься моего возвращения. Просто подожди, и я привезу доказательства. Я, кажется, начинаю догадываться, кто мог это сделать.
Инга резко оттолкнула его от себя:
— Тебе не кажется, что это мы уже проходили? Я больше не Васька, чтобы ждать у моря погоды, ясно? Я не буду тут сидеть и считать ворон. Найдешь доказательства — флаг тебе в руки. Для меня ты все равно подлец. Где мои вещи?
Артур не верил, что все это происходит на самом деле. Впервые он так умолял, впервые хотел, чтобы ему верили, а получал от нее удар за ударом. Она словно ядовитая змея жалила его в самые больные места. Каждое слово иголками в сердце. Чернышев схватил ее за плечи:
— Я не знаю, как мне загладить свою вину. Я никогда раньше не извинялся за то, чего не делал, но ты… ты заставляешь меня чувствовать себя полным дерьмом. Только нет суда без следствия, ясно? Нет. Просто дай мне шанс доказать тебе, что я невиновен в смерти нашего ребенка. Не твоего, Инга, а нашего. Может мне не так больно, как тебе. Я не знаю, что такое быть отцом, но я никогда, слышишь, никогда бы не позволил моему сыну умереть. Хотя бы потому, что в детстве дал себе слово, что у моего ребенка будет семья и счастливое детство, в отличие от меня. А теперь уходи, если хочешь.
