Александра Торн - Забвению неподвластно
Дункан плеснул им обоим. Он подумал, что именно такой должна была быть их прежняя жизнь. Сколько часов они потратили на бессмысленные споры? Сколько дней — на взаимные упреки? Сколько недель — на обиды и злость?
Но правда остается правдой. Сегодняшний день вряд ли повторится. Меган и Малкольм становятся все ближе друг к другу.
Джейд изучала лицо Дункана, отпивая вино. Он выглядел таким серьезным, что ей захотелось узнать, о чем он думает. Ее собственная голова была переполнена словами, которые она хотела бы ему сказать. Наблюдая, как он работает, она открыла для себя нового Дункана. Когда он писал картину, его лицо освобождалось от обычного сурового и настороженного выражения. Он полностью отдавался эмоциям, улыбаясь, когда был доволен, хмуря брови, когда что-то не получалось. Как бы она хотела, чтобы и с ней он был полностью открытым!
Он страстно любил свое искусство, и это ей нравилось. Если бы она только могла поведать ему, что точно также относится к своему литературному труду! В те годы, когда она начинала писать, до того как приняла решение избегать эмоциональности, она могла громко смеяться над рожденными ею словами или почти рыдать, когда сюжет обретал трагический поворот.
Да, было бы прекрасно поговорить с Дунканом о муках творчества, поделиться глубокими чувствами, рождаемыми искусством, но ей было непозволительно делать этого.
Сначала нужно признаться, кто она такая на самом деле. Но она была еще слаба, чтобы встретить лицом к лицу последствия такого шага. Тем не менее она может постараться разговорить его на тему живописи…
— Ты не возражаешь, если я задам тебе несколько вопросов о твоей работе?
— Что бы тебе хотелось узнать? — Он неопределенно повел плечами.
— Ты не работаешь с эскизами или фотографиями и не используешь натурщиков. Откуда тогда ты знаешь, что у тебя в конце концов должно получиться?
— Ну, я начинаю рисовать, когда идея картины уже полностью сформировалась у меня в голове. Иногда я делаю зарисовки, но обычно работаю прямо на холсте, поскольку хочу быть свободным в своем поиске. Можно получить неожиданный результат. Я думаю, будет честно сказать, что больше все-таки полагаюсь на интуицию.
— Да, я пишу точно так же. Вначале я печатаю обширный план произведения, но никогда ему полностью не следую…
Заметив недоумение на лице Дункана, Джейд оборвала свою мысль. Она настолько расслабилась, услышав от него столь созвучные ее душе слова, что совершенно забыла о том, что Меган мало что понимает в писательском труде.
— Я не понимаю, как ты можешь сравнивать свои игры с пишущей машинкой и мою работу!
— А почему нет? — Боже, она сделала только хуже! Она опять говорит как писатель, а не как Меган.
— Хотя бы по отношению ко времени. Мне трудно сопоставить твое единственное письмо в редакцию журнала с целой жизнью, которую я посвятил…
Дункан остановился на середине фразы. Вскочив с места, он собрал пустые тарелки и бокалы на поднос и направился к выходу из студии.
Его опущенные плечи свидетельствовали о том, что он расстроен. Он со стуком поставил поднос за дверью, и Джейд с затаенным дыханием ожидала, что последует дальше. К ее облегчению, он вернулся обратно.
— Я прошу у тебя прощения, — сказала она. — Я понимаю, что говорила слишком претенциозно. Моим единственным извинением может стать только то, что я очень серьезно отношусь к своей попытке начать писательскую карьеру.
Он коротко кивнул, но холод в его глазах сказал ей, что ему не нужны ее извинения и что он продолжает злиться. Но почему он так разозлился? Явно не только из-за ее неуклюжего замечания. Возможно ли, что Дункан Карлисл предпочитает женщин, которые должны восхищаться только им и не стремятся к чему-то своему в жизни? Джейд подумала, что временами Дункана легче ненавидеть, чем любить.
Хилари взглянула на часы. Малкольм появится не раньше чем через час. Времени у нее больше чем достаточно, чтобы принять расслабляющую ванну и получить вдобавок небольшое удовольствие. Она сняла костюм, копию «от Шанель», сшитую местной портнихой: только знаток смог бы отличить его от настоящего. К несчастью, Меган Карлисл, чтоб ее разорвало, как раз была экспертом в этих делах.
Хилари помассировала эти ужасные морщинки на лбу. Они никак не устраивали ее на нынешней стадии игры, когда положение с каждым днем становилось все более шатким. Она всегда делала ставку на свой внешний вид — до того, как встретила Малкольма. Но сейчас и на Малкольма положиться нельзя. Будь Меган дважды проклята!
Жизнь так несправедлива! Меган даже пальцем не пошевелила, чтобы иметь все, о чем Хилари могла только мечтать. Великолепного мужа, великолепный дом и великолепный счет в банке. И все это только потому, что ее угораздило родиться в правильной семье. Думы о семье вновь заставили Хилари нахмуриться.
О семье? Просто смешно. Иметь мать-проститутку и родиться в одном из борделей Нового Орлеана вовсе не означает иметь семью, даже если другие шлюхи сюсюкали над тобой, пока ты была маленькая. Да, ей было трудно начинать, но она старалась пробиться. Она так же красива, как и Меган, ни капельки не хуже. И конечно же, больше нее заслуживает удачи в жизни, обладания той роскошью, которую имеет Меган. Она вкалывала, не жалея себя, чтобы заработать то, что сегодня у нее есть — галерея, домик и прочее. Положим, оплачивал все это Малкольм, но с точки зрения справедливости она это заработала. Своим горбом. Собою. А теперь Меган собирается увести от нее Малкольма. Если ей не удастся это предотвратить.
Хилари дотянулась до шнура от звонка, висевшего около кровати, и требовательно дернула. Через минуту в дверях появился Рауль. За прошедшие две недели он полностью реорганизовал ее домашнее хозяйство: уволил старую прислугу и нанял новую, более подходящую к специфическим запросам Хилари.
— Вы звонили?
— Да. Где эта новая служанка?
— Ест на кухне.
— Она полностью понимает свои обязанности?
— Полностью. Я сам ее обучал.
— Хорошо, я хочу, чтобы она приготовила ванну. И пусть принесет шампанского.
— Как угодно, мадам.
Хилари была полностью обнаженной, когда служанка, лет пятнадцати на вид, вошла в спальню. Взглянув на хозяйку, она покраснела до корней волос.
«Симпатичная девчонка», — подумала Хилари. Рауль умеет выбирать. Ее юность, неопытность и бедность должны сделать ее податливой, такой же, какой Хилари сама была годы назад, когда один из мамашиных дружков ее изнасиловал.
— Ты знаешь свои обязанности, Энид? Ведь тебя зовут Энид, не так ли?
— Да, мэм. — Она стояла, опустив глаза к полу.
