Галина Артемьева - Пуговица
Сестра почему-то удивилась этому виду Рысиного страха. Оказалось, она детей иметь не хочет ни под каким видом. Сначала хотела, а теперь — нет, ни за что.
— А муж? Он тоже не хочет? — поинтересовалась Рыся.
— Он требует. И именно потому для меня это будет ловушкой, — туманно ответила Птича.
Надо было бы ее порасспросить поподробнее, что это за ловушку такую она себе придумала. Как это — ребенок может стать ловушкой? Но Рыся была поглощена своими страхами:
— А вдруг мы с тобой не сможем забеременеть вообще? Ты об этом не думала? Может быть, с нами что-то не то?
— Со мной все то, — вздохнула сестричка. — Я была у врача. Мой заставил. Со мной пошел. Врач говорит: все в порядке. Вопрос времени.
Почему-то результат обследования сестры придал Рысе уверенности. Она успокоилась. И действительно, через пару месяцев убедилась, что с ней все в полном порядке.
Началось время счастливого ожидания.
Сын Юрочка родился легко, осчастливив своим появлением всю многочисленную родню. Родственники наперебой предлагали свои услуги. Всем хотелось понянчить ясноглазого младенца.
Рыся с появлением сыночка испытала всю полноту любви, о которой, как ей прежде казалось, она знала все.
Десять лет с момента рождения сына прошли в том счастливом покое, о котором она даже мечтать не смела в ее собственном детстве и юности.
Но вот что странно. Отмечая тринадцатую годовщину свадьбы, пошли они вдвоем с Петром в ресторан. У них так было заведено: вдвоем праздновать эти даты. Они не то чтобы подводили итоги, но говорили о своей любви, о том, какое счастье им подарено… И в эту годовщину Рыся дала мужу послушать свое любимое: Шаляпин пел «Клубится волною…»:
…О, как радостно сердцу!
Душе моей светло…
о! если б навеки так было!..
о! Если б навеки так было…
Глаза мужа заблестели слезами.
— Ни о чем другом и не мечтаю, Ры! Только чтоб «навеки так было», — проговорил он растроганно.
И Рыся растрогалась до слез. А потом почему-то — совершенно непонятно, по какой причине — испуг кольнул ее сердце. Она запомнила собственную мысль, показавшуюся ей тогда предательской: «Слишком долго ты была счастлива. И «навеки» — это ты что-то слишком многого захотела».
От своих подопечных знала она столько историй, всегда случавшихся внезапно. Вот просто «среди долины ровныя»… Когда ну ничто не предвещало, а даже наоборот.
Вдруг приходит муж и говорит: «Мы должны расстаться…» Например…
Или вдруг не возвращается домой без всяких объяснений. Никаких несчастных случаев — жив, здоров, но…
Вариантов «вдруг» существовало великое множество. И это не говоря уже о тех неожиданностях, которые случались с самими женщинами. И их уносил вихрь любви…
Рыся прекрасно знала обо всех кризисных периодах брака, объясняла, растолковывала пациенткам смысл некоторых поведенческих моментов их партнеров. Она верила в то, что говорила. И при этом (в самой глубокой глубине души) удивлялась, что взрослые и очень неглупые люди не могут договориться, выбрать правильную линию поведения и следовать ей.
Вот у них же с Петром все получалось.
Она немного побаивалась «кризиса десяти лет». А вдруг и она возьмет и наскучит своему любимому?
Рыся тогда придумала уйму всяческих мелких сюрпризов: поменяла прическу, стиль одежды, прежде довольно строгий, деловой, отправила в отставку.
Они даже отправились в долгое путешествие по Южной Америке, побывали в Перу, на Амазонке, исполняя давнюю детскую мечту. Петр делал зарисовки, впечатления его переполняли. Любовь и не думала проходить, затухать, приедаться…
А вот почему-то временами выскакивала, как кукушка из маятника, дурацкая мысль. И ни о какой там измене не думалось — это все полная чепуха.
Но формулировался именно вопрос: «Неужели ты думаешь, что вся оставшаяся жизнь так по-хорошему и пройдет?»
На это Рыся самой себе отвечала так: «А что? Двадцати с лишним лет каторжного труда — это мало? Этих испытаний недостаточно? И почему это у меня нет права на счастье? Разве я его честно не заработала?»
Ответив таким образом собственной пустячной тревоге, она, как правило, успокаивалась. Правда, на всякий случай прокручивала в голове все пункты, составляющие ее счастье, будто по морю плыла на кораблике, от островка к островку:
Мама. У мамы и Деньки все хорошо. Паолочка растет чудесным умным благовоспитанным ребенком, уже превращается в девушку. Учится прекрасно. Никакие мрачные прогнозы «доброжелателей» не оправдались. Берегут друг друга. Живут в мире и радости. Здоровье у всех троих — тьфу-тьфу-тьфу…
Пик в Нью-Йорке, занимается театральной режиссурой…
Юрочка… Пусть всегда так и будет, как сейчас. Лучший ее друг, любимый сыночек…
Братья Ор и Дай… Их теперь так никто и не называет… Солидные люди. С карьерой все отлично… Устроены — позавидуешь. Но оба пока не собираются жениться. Хотя пора бы уже. Впрочем, это не повод для беспокойства и тоски. Это образуется, когда сами сочтут нужным.
Птича… Знаменитый дизайнер… Популярная личность… Муж — просто блеск. Задурила слегка: детей не хочет… А уж пора… Уж более чем пора… Но это опять же все в пределах нормы, тосковать не о чем…
Петр — дорогой любимый муж. Увлечен работой. Здоровье не подводит. Взаимопонимание между ними редкостное. Любовь их становится другой… Это уже не любовь, а прорастание… Каждой клеткой…
Ну, что еще?
Откуда можно ждать беды?
На каком островке притаилась печаль?
Вот… Она скучала в последнее время об отце. Не то чтобы даже скучала, но думала, вспоминала. Спрашивала себя о том, была ли она права, когда велела (именно велела, иначе и не скажешь) маме решаться на развод. Спрашивать-то она себя спрашивала, но ответа — прямого и четкого — дать не могла. Память человека устроена счастливо: плохое забывается. Взрослой Рысе помнился все больше добрый веселый папа, рассказывавший им сказки или певший смешные песенки собственного сочинения…
Переживания детства, связанные с отцовским пьянством, были настолько темными, тяжкими, глубокими, что и забились на самую глубину, откуда вытаскивать их нужды не было. Иногда только приходили ночами кошмарные сны, в которых фигурировало дуло пистолета, направленное ей в сердце. Она просыпалась от этого с криком, слезами. Муж утешал, баюкал ее, как маленькую. Хорошо, что поднималось это воспоминание из недр памяти нечасто…
Отец жил с той самой, некогда «параллельной», женой, которая теперь всячески возражала против его встреч с детьми от первого брака, взращивая в нем обиду на первую семью: все, мол, устроились, разбогатели, а отца, можно сказать, выкинули… Версия звучало по-своему красиво. Во всяком случае, она не оставляла места для чувства вины перед пятью детьми, жившими некогда от выпивки к выпивке отца…
