Колин Маккалоу - Непристойная страсть
Нейл очень тревожился. Сестра Лэнгтри ускользала от него, и это было невыносимо. Ни за что он с этим не смирится. Только не теперь, когда он наконец стал понимать самого себя и увидел, как он похож на старика из Мельбурна. Сила его возрастала, и он наслаждался этим ощущением. Как странно, что понадобился Майкл с зеркалом, в котором первый раз отразился он сам именно таким, каков он есть на самом деле. Жестока жизнь! Прийти к осознанию самого себя благодаря тому, кто уносит с собой, отнимает единственное, ради чего ему так нужно было это осознание… Онор Лэнгтри принадлежала Нейлу Паркинсону, и он не собирается отдавать ее. Должен быть какой-то выход. Надо вернуть ее, и он это сделает!
Для Мэтта она была ниточкой, связывающей его с домом, голос во тьме, дороже которого для него теперь не было ничего. Он знал, что никогда не увидит больше свой дом – в буквальном смысле этого слова, и по ночам часто лежал, стараясь вспомнить, как звучал голос его жены, представить себе звонкие колокольчики – голоски его дочерей, но ничего не получалось. Голос сестры Лэнгтри сросся с клетками его мозга – умирающего мозга (он теперь знал это), и только отдаленное эхо тех ушедших времен и забытых мест доносилось сквозь этот голос, как если бы они существовали в нем. Но любовь к ней не вызывала у него желания узнать ее тело. Для него, который никогда не видел ее, она не имела тела. У него как-то теперь вообще не возникало телесных желаний, даже в воображении, просто не было сил, и мысль о встрече с Урсулой ужасала его, потому что он знал, что она ждет от него желания ее тела, а у него больше не было этого желания. В душе его поднималось отвращение, как только он представлял себе, что будет ощупывать свою жену вдоль и поперек, разыскивая то, что нужно разыскать, как улитка, или питон, или ленивая морская водоросль, бесцельно оборачивающая самое себя вокруг случайного препятствия. Урсула принадлежала миру, который он когда-то видел. Сестра Лэнгтри была светом во тьме. Нет ни лица, ни тела. Просто чистота чистого света.
Льюс вообще старался о ней не думать. Он не мог, потому что каждый раз, когда мысль о ней появлялась в его голове, перед глазами у него немедленно возникало это ее выражение брезгливого отвращения. Неужели она не может увидеть, каков он на самом деле? Он хотел от нее только одного: показать ей, что она теряет, отвергая его, но на этот раз он совершенно не знал, как сделать, чтобы уговорить эту женщину. Ведь обычно у него это получалось легко! Сейчас Льюс ничего не понимал и ненавидел ее. Хотел отплатить за эти ее взгляды, за отвращение, за то, что она так упорно отталкивает его. Так что вместо размышлений о самой сестре Лэнгтри он принялся разрабатывать в уме детали изощренной мести, которую он непременно осуществит. И каким-то образом все мысли его на эту тему были связаны с одним и тем же образом Лэнгтри, валяющейся на коленях у его ног, признающей свои заблуждения, умоляющей, чтобы он еще, и еще, и еще раз…
Майкл не успел пока достаточно узнать ее, но сам процесс узнавания начал доставлять ему удовольствие, что вовсе не радовало его. Если не говорить о сексе, его познания о женщинах были крайне ограниченны. Единственной женщиной, которую он знал хорошо, была его мать, а она умерла, когда ему было шестнадцать лет. Умерла, потому что внезапно решила, что ей незачем больше жить, так по крайней мере это выглядело, и смерть ее была для него страшным ударом. Он и его отец чувствовали себя ответственными за ее уход, хотя оба совершенно не представляли, что же они сделали, что ей стала так невыносима жизнь. Сестра была старше его на двенадцать лет, поэтому он совсем не знал ее. Пока он учился в школе, его до крайности поражало, что девочки считают его интересным и привлекательным. Майкл произвел дальнейшие исследования в этой области, которые, однако, не слишком удовлетворили его. Девушки всегда ревновали его к хромым уткам и прочим убогим созданиям и совершенно не понимали, почему именно эти «несчастненькие» для него важнее.
Правда, у него был один довольно-таки долгий роман с девушкой из Мэйтленда, настоящий роман, с многочисленными и разнообразными сексуальными упражнениями, и ему это очень нравилось, потому что она не требовала от него ничего большего, и он не чувствовал себя связанным. Но война прервала их встречи, и очень скоро после того, как он уехал на Ближний Восток, она вышла замуж. Когда он узнал об этом, он, в сущности, не особенно расстроился – слишком много сил отнимала у него необходимость выжить, так что на размышления времени уже не оставалось.
Но самое странное было то, что он не чувствовал особой потребности в сексе, наоборот, он ощущал себя более сильным и полноценным без него. А может быть, ему просто повезло и он был одним из тех людей, кто мог попросту не думать об этом, отбрасывать в сторону все проблемы, связанные с сексом. Но он точно не знал, в чем дело, да и не интересовался этими вопросами.
Основным чувством, которое он испытывал к сестре Лэнгтри, была симпатия, и он не мог бы определить в точности, с какого времени в этой симпатии появилось что-то более личное и близкое. Но утро на кухне стало для него настоящим потрясением. Льюс играл с ним в глупые сексуальные игры, а он стоял и ждал, не теряя самообладания, когда наступит момент, чтобы дать себе выход и при этом укротить эту жажду убить. А когда момент наконец пришел и он уже открыл рот, чтобы сказать Льюсу, куда ему убраться, вдруг раздался этот шорох у двери.
Поначалу стыд просто заливал его – ну как они с Льюсом должны были выглядеть со стороны? И как он сможет ей все объяснить? Поэтому он даже не стал и пытаться. А потом он прикоснулся к ней, и что-то произошло с ними обоими, что-то гораздо более сильное, чем просто ощущение тела, и в то же время все было заключено в теле. Майкл понял, что она испытывает то же самое и так же сильно; есть вещи, которые не требуют слов или даже взглядов. Господи, ну почему сестрой в отделении «Икс» не оказалась та уютная неопределенного возраста гусыня-надсмотрщица, которую он себе представлял перед приходом сюда? Что толку заводить какие-то личные отношения с сестрой Лэнгтри, ведь это все равно ни к чему не приведет. И все-таки… Да, думать об этом уже само по себе невыносимо прекрасно. Потому что здесь не только половое возбуждение, но и что-то еще; а он, оказывается, никогда раньше не понимал, что такое женщина.
– Послушайте, – сказал Нейл, – мне кажется, мы должны учитывать вот какую вещь. Сестренка здесь, в «Иксе», уже целый год, и мне кажется вполне естественным, что она просто устала – от Базы, от «Икса» и от нас. Она же никого, кроме нас, не видит. Майкл, ты новенький, как тебе кажется?
