Нора Робертс - Шипы и лепестки
— Счет!
Он должен был сосредоточиться на вождении, тем более что пытался побить рекорд скорости на равнинных трассах. Эмма сводила его с ума с того момента, как откинула пассажирское сиденье, как скрестила потрясающие голые ноги так, что платье соблазнительно заскользило вверх по бедрам. А потом она наклонилась вперед — о да, он точно знал, что нарочно, — и, на секунду рискнув отвести взгляд от дороги, он был вознагражден восхитительным видом ее грудей на фоне сексуальной красной ткани.
Эмма покрутила ручки радиоприемника, повернула голову, соблазнительно улыбнулась, распрямилась и снова скрестила ноги, а подол платья скользнул повыше на полдюйма. Джек захлопнул отвисшую челюсть, испугавшись, что вот-вот у него потекут слюни.
Из мелодии, которую нашла Эмма, он слышал только басы. Ритмично пульсирующие басы. Остальное воспринималось статичным белым шумом.
— Ты рискуешь нашими жизнями, — предупредил он, но Эмма только рассмеялась.
— Я могла бы увеличить риск. Я могла бы сказать, чего жду от тебя. Как безумно хочу быть с тобой. У меня сейчас такое настроение, что я хочу подчиняться, хочу, чтобы ты делал со мной все, что пожелаешь. Джек, еще несколько недель назад ты мог представить, что сможешь обладать мной? Делать со мной все, что захочешь?
— С того самого утра, как увидел тебя на пляже. Только я представлял, как ночью тяну тебя в воду. Я представлял вкус твоей кожи, подсоленной морской водой. Я представлял твои груди в своих ладонях, под своими губами, представлял, как волны накрывают нас. Я овладевал тобой на мокром песке и отступал, только когда у тебя оставалось сил ровно столько, чтобы прошептать мое имя.
— Долго же ты мечтал, — произнесла она чуть охрипшим голосом. — Но я знаю одно: мы действительно должны вернуться на пляж.
Смех должен был немного уменьшить боль, но лишь усилил ее. Еще одно, происходящее с ним впервые, решил Джек, — женщина, которая заставляет его смеяться и в то же время испытывать страстное желание.
Не снижая скорости, Джек свернул на аллею поместья Браунов. На третьем этаже в обоих крыльях главного дома и в студии Мак горел свет. Эмма оставила немного света в доме, и над ее крыльцом горел фонарь.
Джек отстегнул ремень безопасности в ту же секунду, как нажал на тормоза. Не успела Эмма освободиться от своего ремня, как Джек развернулся и стал жадно целовать ее губы, гладить ее соблазнительные ноги.
Эмма чуть прикусила его язык — мимолетная эротическая ловушка — и стала судорожно расстегивать молнию на его брюках. Джек сдернул платье с одного ее плеча и тут же ударился коленом о рычаг переключения передач.
— Ух! — вскрикнула за него Эмма и захихикала. — Придется дополнить налокотники наколенниками.
— Чертова машина слишком мала. Бежим в дом, пока целы.
Она схватила его за куртку, дернула к себе, чтобы поцеловать еще раз.
— Скорее.
Они выскочили из машины каждый со своей стороны, метнулись друг к другу и столкнулись со сдавленным смехом, с отчаянным стоном. И снова впились друг в друга губами. И не в силах разорвать контакт, пошатываясь и спотыкаясь, словно в безумном танце закружились к дому. А когда они добрались до крыльца, Эмма толкнула Джека на дверь и снова набросилась на него, отрываясь лишь на секунды, чтобы сдернуть с него куртку, сорвать свитер. В какой-то момент она изловчилась и цапнула зубами его подбородок, выдернула ремень из его брюк и отбросила вслед за свитером.
Джек наконец нашарил за спиной дверную ручку, и они оба ввалились внутрь. Теперь он толкнул Эмму на дверь, одной рукой схватил ее руки в замок и поднял над головой, а другой вздернул подол платья. И нашел ее. Уже распаленную, уже жаждущую его. И вонзился в нее. Она задохнулась и закричала, содрогаясь в сильном и быстром оргазме.
— Сдаешься? — прохрипел Джек.
Она судорожно дышала, дрожала, но не отвела взгляд.
— Никогда.
Джек снова довел ее до оргазма, сокрушая ее тело руками, губами. Она уже не могла ни стонать, ни кричать. Кожа вспыхнула, когда Джек сдернул платье до талии, освободив ее груди, и стал целовать их. Он давал ей все, что она хотела, больше, чем могла представить. Он был требовательным и безжалостным, он был абсолютным властелином ее тела. Думал ли он об этом? Знал ли? Догадывался?
Сейчас ей было достаточно желать так сильно и быть так безмерно желанной. Эмма оперлась спиной о дверь, закинула ногу на его талию, прижалась к нему.
— Я хочу больше.
У Джека закружилась голова. Его будто затянуло в омут по имени Эмма. Ее лицо, ее тело, ее рассыпавшиеся волосы, вкус ее кожи, ее аромат окутали его. И в новом приступе безумия он вонзился в нее и не смог остановиться, пока она не прошептала его имя.
Освобождение было бурным и восхитительным. Джек не был уверен, что держится на ногах, и подумал, что вряд ли его сердце когда-нибудь забьется в прежнем ритме. Оно все еще бешено колотилось в груди, не давая свободно вздохнуть.
— Мы еще живы? — с трудом выдавил он.
— Я… я не думала, что можно чувствовать себя так, будто меня уже нет. Вся моя жизнь пронеслась перед глазами в одно мгновенье.
— А я там был?
— В каждой сцене.
Он подарил себе еще минуту и отстранился. И заметил, что действительно устоял. Как и она… раскрасневшаяся, сияющая и голая, если не считать пары сексуальных босоножек на высоченных шпильках.
— Боже, Эмма, ты… Нет слов. — Он не смог удержаться и снова коснулся ее, на этот раз почти благоговейно. — Мы так и не добрались до спальни.
— Хорошо. — Когда он обхватил ее бедра, она повисла на нем и обвила его талию обеими ногами. — Ты сможешь донести меня хотя бы до дивана?
— Я могу попытаться. — Он донес ее, и они, сплетенные, рухнули на диван.
Два часа спустя, наконец добравшись до спальни, они заснули, обнявшись, не отпуская друг друга.
Эмме снился сон, и в ее сне они танцевали в саду, освещенном луной. Весенний воздух благоухал розами. Лунный свет серебрил цветы, распустившиеся повсюду. Обнявшись, они скользили и кружились. Джек поднес их сплетенные пальцы к своим губам и поцеловал, и когда она подняла глаза, когда улыбнулась ему, то увидела в его глазах слова еще до того, как он произнес их:
— Я люблю тебя, Эмма.
И во сне ее сердце расцвело, как цветок.
13
Готовясь к консультации с Симанами, Эмма наполнила вазоны портика пышными гортензиями. Насыщенный голубой цвет, несколько театральный и романтический, прекрасно контрастировал с окружающей природой и приковывал к себе внимание. Поскольку невеста выбрала голубые и персиковые цвета, Эмма надеялась, что не ошиблась и гортензии создадут необходимое настроение.
