Развод. Не жди прощения (СИ) - Роса Алиса

Публика общается, ест, пьет, развлекается, но пока никто не заговаривает о том, чтобы что-то приобрести. Такое чувство, что мероприятие задумывалось, чтобы влиятельные люди встретились и могли пообщаться в приятном антураже, окруженные предметами старинного искусства. Но потом все встает на места. В половине девятого вечера на небольшой подиум-возвышение в центре зала поднимается лысоватый мужчина в черном фраке с бабочкой, с пачкой карточек в руках.

— Дамы и господа, — громогласно произносит он, и, похоже, аудиосистема, о которой я даже не знала, разносит его голос по всему салону. — Мы переходим к официальной части вечера, а именно, добро пожаловать на аукцион!

Публика подбирается ближе, люди перешептываются, улыбаются. Похоже, они собрались здесь именно для этого. Замечаю Германа — он продвигается сквозь пласт гостей в мою сторону.

Я знала об аукционе, но, предполагала, что это будет один из номеров, а не гвоздь программы. Мои собеседники, кроме одного, плотного мужчины с хитрыми глазами, перетекают ближе к аукционисту. А последний задерживается, чтобы договорить:

— Очаровательная идея, Виктория! — произносит с довольным придыханием. — Только талантливый искусствовед, как вы, могли придумать такие красивые сказочки для этой рухляди. Главное, цена не проверяемая, и отлично. Кто его знает, какой там ласточный хвост и как их… штапики…

Он продолжает говорить, а у меня в ушах поднимается гул крови. Сказочки?! Это он об исторической справке по моим предметам?! К тому же… для рухляди?! Этих людей нисколько не интересует сама мебель! Только возможность… отмыть деньги. Обида на Германа застилает глаза. Он солгал! Точнее, не лгал. Просто не рассказал всей правды. Но оттого не легче. Он такой же, как Тимур!

Герман оказывается рядом со мной, точно по заказу, подходит к моменту моего прозрения.

— …Герман, — тип с крысиными глазами переключается на него. — Салон шикарный! Идея огонь! Пойду поторгуюсь, чтобы не уйти ни с чем!

Он направляется к остальным гостям. У меня дрожат руки. Я не хочу здесь больше находиться. Герман мрачно смотрит на меня и собирается что-то сказать. Не желаю слушать! Быстро, насколько могу в своем платье, направляюсь к вешалке, на которой висит моя шубка. Я у-хо-жу!

59.

Герман нагоняет меня у вешалки и накрывает своей мою ладонь, когда я собираюсь снять плечики со своим полушубком.

— Постой, Виктория, — произносит тихо и внятно. — Не устраивай сейчас сцен. Я все объясню.

Я чувствую себя полностью преданной. Как он мог так со мной поступить? И сейчас «не устраивай сцен». Чтобы что? Чтобы он не ударил в грязь лицом перед дружками из высшего общества, которые, по сути, такие же грязные дельцы, как и Тимур?

— Убери руку, Герман, — шиплю сквозь стиснутые зубы. — Не надо мне ничего объяснять. Дай уйти. Это твой вечер, вот и оставайся. Мне тут делать нечего!

Его взгляд становится острым и пронизывающим, пробивает, точно иглой. В самую душу заглядывает.

— Не смей уходить вот так, Виктория! — рычит он в ответ и только сильнее стискивает пальцы на моей ладони.

Возмущение перекрывает все остальные мысли. Какого черта?!

— Я узнала о том, что ты пытаешься втянуть меня в такую же преступную схему, какую сделал Тимур, от какого-то левого мужика, Герман, — мне хочется кричать, но я говорю тихо. Боязно портить Герману его публичное реноме. — Даже не от тебя. Ты мне лгал. Я не хочу тебя видеть. И дел с тобой иметь тоже не хочу.

— Да. Лгал. Были причины, — цедит Герман. — Ты подумала, чего лишишься, если уйдешь сейчас?

— Ага! Сомнительного типа, который пытается подписать меня на уголовно наказуемое преступление! — выдергиваю ладонь и, сорвав полушубок с плечиков прямо так, направляюсь к двери.

Герман больше меня не задерживает. Остается стоять позади, но я чувствую его взгляд. Оголенные лопатки будто обжигает. Провожает, жалит в спину.

Плечи ссутуливаются. Не могу держать красивую осанку, несмотря на платье и необходимость выглядеть эффектно. Больше нет такой нужды. Чувствую себя разбитой вдребезги статуэткой, которая еще мгновение назад сияла великолепием форм и изысканностью позы.

Дубовая дверь выпускает меня наружу. На улице морозно и сухо. Ледяной воздух врывается в легкие, остужает пожар, который бушует внутри. Меня пропитывают дикие эмоции. Больно. От предательства, от обмана, оттого, что поверила и ошиблась. В переносице колет. Я доверилась, и меня обманули!

Не плакать по нему. Не сметь. Герман не заслуживает моих слез. Обманщик!

Вызываю такси и еду в коттеджный поселок. Придется посетить особняк Германа. Вещи мне все же хочется собрать. В машине играет тихая приятная музыка, какое-то рок-радио. Пытаюсь отвлечься, но жгучая тоска застилает глаза и проливается слезами по щекам.

Так нечестно! Почему меня все предают? Что Тимур, что Герман! Стоит поверить человеку, в спину втыкается нож. Внешность у меня, что ли, располагающая к обману? Или наивный взгляд на жизнь?

С чего я решила, что Герман для меня салон открыл? И ведь убедила себя, поверила своим же мыслям. Стал бы он меня так торопить с открытием, если бы делал это для меня? Требовал бы забить салон мебелью полностью? Выставлял бы цены с потолка? Я сама не хотела видеть очевидное. Я сочла Германа честным. Это была ошибка.

Марта впускает меня в дом с обеспокоенным лицом. Видимо, Герман связался с ней, дал какие-то указания на мой счет. Плевать! Пусть хоть собой проход загородит, я все равно уйду!

— Виктория, может, вам чаю? — спрашивает она аккуратно, забирая мой норковый полушубок.

— Нет, мне… билет на Северный полюс, — отвечаю жестче, чем следует, но я не могу сейчас держать себя в руках.

Она больше ничего не говорит, молча отходит с моего пути, когда я решительно направляюсь на второй этаж. У меня есть небольшой чемодан, с ним и уеду.

Захожу в спальню, переодеваюсь в джинсы и свитер, которые подарила Виола, и принимаюсь собирать вещи. Герман меня обманывал. Я должна уйти. А дальше будь что будет. И плевать на все.

Перебираю вещи в шкафу, выбирая те, которые купила себе сама. Натыкаюсь на подвеску с бриллиантами и верчу в руках, рассматривая ее. Тот день мне запомнился. И вечер тоже. И Герман. Он тогда защитил меня от Егора и назвал своей женщиной. Нет, ну как можно относиться ко мне так двулично? Я его женщина или инструмент? Девочка, которая сядет за отмывку денег, если что-то пойдет не так?

В памяти всплывает наш секс. Герман был со мной искренним в ту ночь. Рассказал сокровенное, открыл душу. И что? Ну открыл, а мне в душу плюнул. Но…

Вспоминается его тяжелое настроение по возвращении с производства, он хотел мне что-то сказать, а я не захотела слушать. Подумала, если серьезное, он все равно скажет. И тема сошла на нет.

Может, он и хотел мне сказать о том, чем будет заниматься салон? На мгновение закрадывается мысль, что я рано рубанула с плеча. Может, мне следовало его выслушать? Что бы он мне сказал? Раскрыл бы карты? Вряд ли.

А вдруг он думал, что я была в курсе делишек Тимура? Мог решить, что я не возражаю против нелегальных афер. И все равно, то, что он скрыл от меня назначение салона перечеркивает все, что он сделал до этого. Теперь, что бы он ни сказал, я не смогу поверить.

Ожесточенно отбрасываю цепочку с подвеской на заправленную Мартой кровать и закрываю плотно набитый чемодан. Рядом с цепочкой кладу на матрас телефон. Лучше автостопом доберусь, чем оставлю Герману возможность со мной связаться. Или отследить меня по мобильному.

Направляюсь к двери, и она распахивается мне навстречу. В проеме возникает мощная фигура Германа со взъерошенной шевелюрой. Он таки ушел с приема. Бросил свое детище? Вряд ли его друзья положительно воспримут такой побег звезды вечера!

— Остановись, Виктория, — произносит он. — Я приехал, чтобы поговорить.

— Я не хочу, Герман, — вздыхаю. Мне больно на него даже смотреть!