В оковах его власти (СИ) - Орлова Юлианна

И если вначале я еще искал разумные доводы рассудка, то сейчас резко встал со своего места и начал прикидывать другие, неприятные, варианты. Произвольно руки начали набирать главу моей службы безопасности. Если раньше я запрещал себе узнавать о Маше, то теперь пользовался такой возможностью полновластно.

В неспокойное время я должен был обеспечить безопасность близким людям, что успешно и делал. Но ни Рустам, ни Маша об этом не знали, это ни к чему.

—Где она? — без приветствия спросил я Кракена, и он без лишних промедлений и ненужных слов лаконично ответил:

—Катается по городу в автобусе.

—В смысле катается?

Это что за хобби такое? Испытав мгновенное облегчение, отпускающее легкие, я прислонился к холодной поверхности окна.

—Она в него села и уже третий раз делает круг. Что прикажешь делать? — спокойным голосом отвечал Кракен.

—Ничего. Наблюдать.

Я собрался и уехал домой, понимая, что на сегодня я просто не смог бы вынести больше. Голова гудела от бесперебойного мыслительного процесса. Казалось, что даже во сне я пытался бороться с ветряными мельницами, проваливаясь на каждом шагу. Не мудрено, что большую часть времени мне не хотелось даже лишнего шага делать.

Маша не перезванивала, а я тем временем злился. Сидел и закипал. А если бы я не установил за ней слежку, то что? Пришлось бы полгорода поднимать? Стрелки часов плавно приближались к отметке «девять», и с каждой утекающей сквозь пальцы словно песок секундой я заводился сильнее и сильнее.

Ничто обычно не выводило меня из себя, но с Машей «ничего» превращалось во «все». Ей мастерски удавалось выдавливать из меня эмоции и мысли, о существовании которых я не подозревал. Давно списал их в утиль как нечто потерявшее способность нормально функционировать.

В начале десятого дверь дачного домика отворилась, и передо мной предстала испуганная и разбитая Маша. Огромные глаза смотрели на меня душераздирающе глубоко, пробираясь в грудину поглубже.

Я сразу понял, что что-то было не так. По сведенным бровям, сжатым бледным губам и по атмосфере, что сейчас сопровождала девушку незримым на первый взгляд, но ощущаемым нутром потоком.

Всю злость сдуло вместе с этим осознанием. Она молча подошла ко мне и, сжавшись комочком, нырнула в объятия, которые я распахнул в унисон ее порыву. Сонастройка.

Прижавшись ко мне крепко-крепко, она тяжело вздохнула и мгновенно расслабилась, утопая в объятиях. Аромат свежести обволакивал меня коконом, вместе с запахом Маши, что не поддавалась описанию. Им можно было только жить, прикрыв уставшие глаза.

Так неожиданно успокоился и я сам, перебирая пальцами мягкие непослушные волосы.

—Прости, пожалуйста, я была очень расстроена, — маленькие ручки легли на мои лопатки и сжались, цепляясь за рубашку. —Потерялась во времени и пространстве.

А я тут чуть не потерял свою способность ясно мыслить, да и вообще потерять рассудок мне теперь не так уж и сложно.

—Кто тебя расстроил? — я махнул охране, чтобы они нас оставили, и подхватил Машу на руки. Аж у самого в голове все перемещалось, когда она обвила меня лианой за шею и прижалась к щеке. Трепыхающийся пульс отдавался в моих ребрах болезненными отголосками. Я мазнул губами по влажной щеке и уперся носом в висок девочки.

Меня бесила вся ситуация до максимально возможного предела. Казалось, что злость переливалась из переполненной чаши, вымещая оттуда всякое терпение.

—Понимаешь, ему ее обещали. Он так и сказал. Мою маму ему обещали, и не было никакой большой любви. Были просто договорные отношения, в которых только один любил до потери пульса, а вторая…была подарена, — огромные глаза смотрели на меня с таким отчаянием, что аж начало мандражировать.

Херово это все. Для такой правильной девочки как Маша.

—Твоему отцу подарили, выходит? — я следил за тем, как эмоции переключались на ее лице. От панического разочарования до ядреной злости. Без примесей. Она кивнула, а потом продолжила:

—Саш, ну как же так…у каждого должна быть свобода выбора, с кем быть и как быть, кого любить, кого ненавидеть. Это ведь жизнь, нельзя отнимать ее.

Это жизнь, да. Должен быть выбор, но иногда выбор дается без выбора. Маша была слишком молода, слишком наивна в некоторых вопросах, чтобы просто воспринять эту информацию без таких эмоций. Но я понимал, что эмоции в отношении матери сейчас в моменте для нее такие же болезненные, как если бы она прожила их сама. Чистая девочка с настоящими переживаниями, не наигранными.

—Я не знаю ситуации, но я понимаю, что сейчас рвать себе сердце по этому поводу нет никакого смысла, малыш. Все уже случилось, и, очевидно, у каждого в этой истории был выбор. Твои родные сделали этот выбор, он привел к своим последствиям. Сделали бы другой — привел бы к другим. Не надо выворачивать свою нервную систему наизнанку.

Маша опустила голову и тяжело выдохнула, не прекращая обнимать меня. Цеплялась как за спасательный круг в бушующем море.

—Просто я не ожидала, что моя нерушимая конструкция так падет и разломается. Для меня эти живые воспоминания в голове были реальными, не придуманы, это не шоу Трумана, понимаешь…Может я жила ими, веря таким образом, что настоящая любовь существует. Я выросла с живым примером, который оказался просто показательным образцом, не имеющим ничего реального в основе.

Воздушные замки рушатся дуновением ветра реальности, и разрушаются они похлеще бетонных изваяний.

У меня в голове проскочила нехорошая ассоциация. Для Рустама мы с Азизой тоже какое-то время были показательными, мы тоже стали примером. Он смотрел на нас и запоминал, как бывает в семье, как строить отношения. А что если он также воспринял все подобно Маше в какой-то момент? Когда стал постарше и стал понимать больше, чем хотелось бы? Кто был рядом с ним, чтобы поддержать?

Явно не я.

И очень сомневаюсь, что мать. Но даже если она, то кто теперь может обвинить Рустама в нежелании иметь такого отца, как я?

Никто. Начинать всегда стоит с себя. У всех истоков проблем моя личность.

Вместе с Машей на руках я поднимался на второй этаж, в нашу комнату, стараясь переварить обрушившуюся реальность. Хотелось стереть разъедающую боль с лица всех детей мира, которые могли пережить подобное осознание.

Массируя затылок, касаясь щеки девушки, я пытался отвлечь ее хоть как-то. Как умел. Иногда у меня возникала мысль, что я не способен на те чувства, что раньше, но потом появилась она…и вся жизнь перевернулась, вдохнув в меня глоток чистого воздуха. Открыв глаза и сорвав оковы с того уже полумертвого осколка в груди, что работало вместо сердца.

Собирая горькие слезы губами, я понимал, что никогда подобного не совершал. Вот так, оторвавшись от всего, что пережил, я не относился ни к одной. У меня ощущение, что я до этого не жил вовсе.

Все давалось через боль, страдания. Вечные качели и карусели, на которых меня тошнило, но кататься я не переставал. Иначе бы не вышло жить.

Зацепив змейку куртки, я постарался побыстрей вызволить Машу от вещей. Просто чтобы ближе к телу, так мне и ей будет спокойнее. В этом я не сомневался ни секунды.

—Замерзла, да? — ледяные губы легли на мои и прошептали беззвучно «да». Она обхватила мои щеки, и сама углубила поцелуй, слегка сжимая мою талию ногами.

ГЛАВА 14

Маша

Замерзла. Но с ним мне даже голой тепло.

Я распалялась с каждой секундой все сильнее. И когда Саша просто смотрел, и когда трогал, и даже когда думал обо мне. Я кожей ощущала эти мысли, скользящие миллионами мурашек. Запрокинув голову, тихо застонала, когда настойчивые губы скользнули ниже, ниже, ниже. В какой момент Саша остался в одних боксерах, я не поняла. Мы, утопая друг в друге, зашли в ванную, прижались к холодной стене. Коже к коже. От осознания того, что я просто обнимаю его, могу касаться волос, губ — тела, у меня в душе все переворачивалось.

Звук включенной воды заставил оторваться от такого разрывающего душу в клочья процесса и перевести непонимающий взгляд в пространство. Мы будем там? Саша открыл кран, и вода полилась в огромную широкую ванну.