Его нельзя любить. Сводные (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна"

— Мне пора домой. Я вообще не планировала задерживаться тут надолго.

Стекаю с подоконника, как растаявший на солнце лед, упираясь ладонями Яну в грудь.

— Проводишь?

Он бегло касается пальцами своей макушки. Смотрит куда-то в сторону. На губах ухмылка.

— Ладно, — кивает, а сам легким движением убирает преграду в виде моих рук.

Надвигается. Чувствую его возбуждение и теряюсь. Буквально на секунду прихожу в ужас, но быстро беру себя в руки. Это физиология, это естественно. У меня у самой трусы промокли.

Ничего удивительного.

— Провожу. Пара минут, только.

— Лад… — вздрагиваю.

Смотрю на него во все глаза, потому что не ожидала. Совсем. Даже мысли не допускала. Зато теперь чувствую, как пальцы Яна скользят по внутренней стороне моего бедра. Он делает это, не разрывая наш визуальный контакт.

Обхватывает ладонью промежность, срывая с моих губ всхлип.

Щеки алеют. Теперь он знает. Он знает, что я возбудилась.

— Выдыхай, — шепчет в самое ухо, — Никуша. Ты же сама хотела поиграть в плохую девочку.

Глава 27

Ян

Запреты. Запреты. Запреты. К черту.

Трогаю ее, а самого потряхивает. Желанное тело. Нет, желанная девочка.

Сука, как банально. Но пиздец как вставляет.

Осознание, что она только моя, сносит крышу хлеще любого алкоголя. Плевать вообще, на каких условиях. Главное, что моя. Здесь и сейчас. Про завтра в принципе не думаю. Это же Ника, понятия не имею, что ей стукнет в голову утром.

— Расслабься.

Внушаю, не отводя от нее глаза. Она напряжена. Еще немного, и рухнет в обморок.

Ладно, выдыхаю через нос, медленно перемещая ладонь обратно на ее бедро. Это сложно. Самого колотит от понимания происходящего.

Член дергается, как в предсмертных конвульсиях. Надо завязывать это общение. Сам же знаю, что ничего не светит. Но какого-то хрена продолжаю убивать себя.

По собственной воле лезу в болото, которое обязательно затянет. Выпотрошит все внутренности. Оголит чувства и выплюнет на растерзание стервятникам.

— Мне просто было интересно, — озвучиваю свои мысли.

— Что? — Ника хлопает глазами, но не отстраняется.

Все еще в шоке или решила не обострять? Приняла правила игры?

— Насколько тебя вставило.

— И насколько? — облизывает свои манящие губы.

Черт!

— Оцени сама, — беру ее руку и завожу под юбку.

— Это физиология, — выговаривает без запинки и присущего ей смущения.

— Только она?

— Не знаю, — пожимает плечами, продолжает поглощать меня взглядом.

— У меня мозг от тебя скоро лопнет.

И ведь не вру. Ее сегодняшняя перемена — один сплошной вопрос. Это алкоголь? На его фоне родилась какая-то другая Малинина?

Я не могу ее понять. Сложно. То она шарахается от меня как от чумного, то выдает такие вот перлы.

Мне самому что думать и делать в такой ситуации?

А если делать, где, мать вашу, та самая грань дозволенного?

Насколько меня хватит? А ее? Когда все это закончится, если начнется?

И главное — сколько настоящего меня будет разрушено?

— Я очень логична и последовательна.

— Серьезно? — пробирает на смех.

Усаживаю ее обратно на подоконник, отметая любые протесты. Чуть резковато развожу Никины коленки. Устраиваюсь между.

Мысль о том, что она мокрая, дико возбуждает. Да кому я вру? Она в принципе меня возбуждает. Вся.

Это удобно — переключаться на похоть. Вбивать себе в голову, что это лишь инстинкты. Ставить во главе секс. Так проще. Так можно выключать свои чувства и игнорировать чужие.

— Давай чуть отмотаем. Примерно на твои слова о том, что запуталась. Поясни.

— Пояснить?

Бесит ее привычка отвечать вопросом на вопрос. Но я проглатываю. Только пялюсь на нее в ожидании ответа. Ника думает. Не спешит мне ничего объяснять. Рассматривает как какую-то зверушку, видимо, анализирует, стоит ли вообще что-то говорить.

— Я запуталась в том, как к тебе отношусь.

Аналогично. Бинго!

Все это, конечно, придерживаю в своей голове. Делиться не спешу.

— Ты слишком непредсказуемый.

Тут же хочется ответить, но Ника прижимает пальцы к моим губам, и я послушно затыкаюсь, так и не успев ничего озвучить. Может, только взглядом высечь.

— Переменчивый.

Кто бы, блядь, говорил про переменчивость.

— Ты сделал мне больно. Но обещал, что…

— Я извинился, — не могу промолчать.

Стискиваю ее запястье. Целую кончики пальцев и отвожу ее руку от своего лица. Неосознанно это выходит. Истинные чувства рвутся из-под щита, и чем дольше времени я провожу с Никой, тем сложнее их сдерживать.

Она поджимает губы, и я уверен, что краснеет. Тут темно, но я чувствую ее смущение. Оно заполонило собой пространство.

— Но это так не работает, Ян. Сначала ты делаешь все, чтобы сблизиться, а потом отталкиваешь. Грубо. Жестоко. И так по кругу. Доверие равно предательство. Именно так я тебя вижу.

— Но, несмотря на это, продолжаешь со мной играть, Ник. Например, сегодня.

Нависаю над ней. Пусть говорит. Я хочу, чтобы она говорила, а еще хочу ее трогать. Это какой-то фетиш. Облапать ее с ног до головы, но без грязи. Просто чувствовать ее кожу под своими пальцами и знать, что ей приятны мои прикосновения. Только это.

— А что, если это не игра?

Ее взгляд поражает своей открытостью. Честностью.

Хочется отскочить в сторону, чтобы он меня не настиг. Не задел хотя бы по касательной, но уже поздно. Я получил ударную дозу.

Не игра?

Вот сейчас действительно зависаю. Время явно не на моей стороне.

— Не игра? — переспрашиваю, проклиная этот день.

— Может быть, у меня есть чувства к тебе.

Не надо. Замолчи. Я не хочу это слышать и знать.

— Хорошая шутка, — выдавливаю самую дерзкую улыбку, на которую сейчас только способен.

Ника опускает голову, перемещает ладони на подоконник, отталкивается.

— Ладно, — улыбается. — Телефон уже зарядился. Мне правда пора домой.

Наблюдаю за ней будто издалека. Так, словно меня нет в этой комнате.

Ника поправляет юбку, волосы, берет со стола телефон, отрывая его от провода зарядника. Экран освещает ее лицо. Красивое, ничего не выражающее лицо.

— Три минуты, — выдает полушепотом и направляется в прихожую.

Плетусь следом. Мозг все еще в трансе.

Чувства…

— Я провожу, — надеваю кроссовки.

— Как хочешь.

Ника жмет плечами и выходит за дверь. В лифте молчит, смотрит в пол. Я же неотрывно на нее пялюсь. Взгляд не могу отвести. Думаю.

Может, я действительно тупой?

Она же расстроена. Нужно что-то сделать.

Хаотично соображаю, что сказать, но продолжаю молчать. Так, в полной тишине, мы оказываемся во дворе.

Насколько придурком я буду выглядеть завтра, если мы оба будем знать, что я на самом деле к ней чувствую, а она, как и всегда, уйдет в отказ?

Запрокидываю лицо к небу. Капает мелкий дождь. Ветер пошатывает кроны высаженных в ряд деревьев. Машина такси стоит за ограждением ЖК.

Сейчас Ника выйдет за территорию, сядет в машину и уедет. И это даже хорошо, наверное, хорошо…

— Ты просто идиот, Гирш. Просто идиот!

Ее голос врывается в сознание вихрем вместе с порывами ветра. Медленно поворачиваю голову.

Скольжу взглядом по ее агрессивной стойке. Ника сложила руки на груди, лицо пышет яростью.

Улыбаюсь. Тупая защитная реакция. Сую руки в карманы и наконец поворачиваюсь к ней.

Но толку-то?

Она уже вовсю чешет в сторону машины. Как собака бегу следом. Рывком тяну на себя.

Никак лупит по мне кулаками, дергается, орет, какой я мудак.

— Успокойся, — перехватываю ее руки. — Хватит.

— Не трогай меня. Изыди.

— Прекрати, — прижимаю ее к себе и фиксирую ладонью затылок. — Чего ты от меня хочешь? Услышать, что у меня есть к тебе чувства? Они есть! — ору ей в лицо. — Есть. А толку то? Это ничего не меняет. Ни хрена не меняет. Потому что… Потому что мы разные. Все кончится. Не сегодня и не завтра. Но все закончится. Пошло. Грязно. Понимаешь?