Номи Бергер - Бездна обещаний
Кирстен мерила шагами отведенную ей артистическую уборную, ждала начала концерта. Устав от беспрерывной ходьбы, она принялась за упражнения на небольшом концертном рояле, установленном в прихожей. Но упражнения лишь усиливали нервозность. Оставив попытки разыграться, Кирстен подошла к крошечному окошку и стала разглядывать красно-бело-золотой подковообразный зал и заполнявшую его публику. Кирстен до сих пор не верилось, что сегодня вечером она уже не будет одним из слушателей — сегодня вечером она наконец-то сама выступит перед ними.
Ах, если бы только Майкл был в зале! Если бы Кирстен, выходя на сцену, знала, что он смотрит на нее, аплодирует ей, волнуется за нее! Но именно сегодня Майкл сам дает концерт в Праге. Нижняя губа Кирстен задрожала.
Эрик и Клодия также не могли разделить с Кирстен ее триумфа. Когда приемная дочь позвонила им в Лондон, дворецкий Рандолф сообщил ей, что супружеская пара в настоящий момент находится в Манчестере, и дал номер в гостинице, где они остановились. Эрик, узнав о концерте, расстроился не меньше Кирстен, но он был всецело занят вступившими в критическую стадию заключительными переговорами о приобретении небольшой компании по морским перевозкам, отложить которые даже на день было совершенно невозможно. И кроме того, после досадной неудачи с покупкой Уинфорд-Холла Эрик снова занялся исключительно бизнесом, все прочее отодвинув на второй план.
— Ваш выход, мисс Харальд, — пригласил распорядитель сцены, и Кирстен почувствовала, как все тело стало ватным.
Она попыталась сдвинуться с места и не смогла. Посмотрев в зеркало над гримерным столиком, Кирстен увидела там почти привидение. Девушка сделала глубокий вдох и в который уже раз за сегодняшний вечер пожалела о том, что рядом нет Майкла, умевшего как никто успокоить и приободрить ее. Кирстен прошептала имя любимого и почувствовала его руки на своих плечах. Она прошептала имя вновь и ощутила поцелуи Майкла на губах.
— Мисс Харальд…
Видение исчезло. Медленно отвернувшись от зеркала, Кирстен сделала неуверенный шаг к двери.
Но, выходя на сцену, Кирстен выглядела царственно-спокойно, самообладание не подвело ее и на этот раз. Тонкие складки великолепного платья создавали впечатление, что пианистка не идет, а плывет по сцене. Аплодисменты в зале росли с каждым ее шагом, по мере того как она приближалась к роялю, стоящему на так называемой метке Горовица: когда-то легендарный пианист определил, что именно в этом месте и без того великолепная акустика зала проявляется наиболее ярко.
Кирстен посмотрела в зал, но увидела лишь ослепительный блеск юпитеров. Девушка огляделась и мгновенно поняла, где находится. В одиночестве стояла она на вершине золотой горы, и даже воздух здесь был из золота.
Кирстен заняла свое место у рояля и посмотрела на красивое лицо Леонарда Бернстайна. Дирижер в черном фраке выглядел как никогда загадочно-чувственным: черные густые полосы эффектно обрамляли божественно правильные черты лица. Но когда Бернстайн улыбнулся Кирстен своей знаменитой улыбкой, девушке показалось, что ей улыбается другой человек. И дирижерскую палочку поднял не Бернстайн, и кивнул ей не он, и вовсе не Бернстайн вел ее сквозь все драматические части шедевра Листа — аллегро маэстозо, квази адажио и аллегро марзиале анимато. И руку Кирстен поцеловал не Бернстайн, и к краю сцены на поклон после окончания выступления подвел ее не Бернстайн. Это был Истбоурн. И всегда для Кирстен это будет только Истбоурн.
Триумф Кирстен был абсолютным: руки с трудом удерживали огромную охапку цветов, вынесенных покоренными слушателями на сцену, в ушах звенело от оглушительных аплодисментов и расточаемых со всех сторон восторженных комплиментов. Бурные аплодисменты в этот вечер раздавались не только в «Карнеги-холл», они шли за ней по пятам и за его пределами. Но когда в сопровождении родителей и Натальи Кирстен под руку с Нельсоном вошла в престижный клуб «Аист», ей буквально устроили овацию. Многие посетители клуба присутствовали на концерте и потому, столик за столиком, поднимались и приветствовали великолепную пианистку. Весть о прибытии Кирстен молнией пронеслась по залу. Глаза девушки слепили вспышки фоторепортеров, со всех сторон к ней обращались с просьбами об автографах, и Кирстен раздавала их, расписываясь в альбомах, на программках, спичечных коробках, салфетках, носовых платках.
Один мужчина даже подставил для росписи манжет своей белоснежной рубашки.
Поставив перед собой выпитый, кажется уже десятый, бокал из-под шампанского, Кирстен, держась за стол, поднялась и направилась в дамскую комнату. Понимая, что все взгляды сейчас прикованы к ней, Кирстен постаралась придать походке максимум достоинства, насколько это позволяло опьянение, но дорожка, по которой виновница торжества шла через переполненный зал, оказалась чрезвычайно шаткой. У Кирстен создалось впечатление, что на всем пути ей приходится преодолевать сопротивление штормового ветра; и чем дальше она продвигалась, тем сильнее ураганные порывы пытались отбросить ее назад. Добравшись наконец до туалета, Кирстен широко распахнула дверь и издала громкий вздох облегчения.
Высокий мужчина, поправлявший у зеркала галстук, моментально обернулся и удивленно уставился на неожиданную посетительницу.
— Кажется, вы ошиблись дверью. — Мужчина выглядел весьма и весьма респектабельно.
Кирстен непонимающе заморгала:
— Я?
— Да, вы.
Кирстен никак не могла понять.
— А что вы делаете в женском туалете?
— Я не в женском туалете.
— Не в женском?
— Нет, не в женском.
Мужчина, казалось, навис над Кирстен, загородив свет, так что она могла видеть лишь собственное двойное отражение в его близко посаженных карих глазах. В склонившемся над Кирстен красивом лице было что-то неотразимо самонадеянное. Тонкие черты, изящные и четкие, слегка циничный изгиб губ, придававший лицу почти зловещее выражение.
— Вы, дорогая, попали в мужской туалет.
— О, нет! — Щеки Кирстен запылали. — Кажется, мне не очень хорошо.
Незнакомец рассмеялся:
— Что совсем неудивительно после такого количества выпитого шампанского.
Но Кирстен едва слышала собеседника. Взгляд ее застыл на руках мужчины, больших и сильных. Верхнюю часть ладоней покрывали черные волосы, а замечательная форма пальцев, вне всяких сомнений, свидетельствовала о чувственности. Кирстен вздрогнула от неожиданно пронзившего все ее тело возбуждения.
— С вами все в порядке?
Сама не зная почему, Кирстен отрицательно покачала головой.
