Дебора Смит - Тень моей любви
– Ногу? – откликнулась я. – Что с Терри?
– Пожалуйста, постарайтесь понять, мисс Колфилд не выжила. Мне очень жаль.
Позже мне рассказали, что ее бывший муж, стоя у джипа, направил пистолет на меня, но, передумав, сунул дуло в рот и спустил курок.
Терри умерла в джипе, когда раздался выстрел. Виновата была только я. Какой опасной идиоткой я оказалась! Снова сражалась с ветряными мельницами.
– Кому позвонить? – терпеливо спрашивали меня. Кто я? Кем была?
– Мэлони, – сказала я.
– Семье, – кивнула хирург. – Кому именно? Моя душа была разобщена с моим телом, но не с моей семьей. Мама и папа. Мэрибет и Холт Мэлони.
Я назвала номер телефона.
– Скажите им, что со мной все в порядке. Не напугайте их.
Я проснулась, когда приехали мама и папа. Мой отец держал меня за руки, мама рыдала, прижавшись ко мне щекой. Я хотела быть со своей семьей, хотела отчаянно, не рассуждая. Впервые за двадцать лет.
Клер, пишу в самолете. Боюсь, что сойду с ума, если не поговорю с тобой, хотя бы мысленно. Два часа назад я узнал, что случилось с тобой, узнал от детектива, которого нанял во Флориде еще в прошлом году, когда ты начала серию своих статей о Терри Колфилд. “Опасно”, – подумал я. Шестое чувство. Ее бывший муж напомнил мне моего отца. Яне мог только читать и ничего не делать. Я испугался, черт побери.
Я не успел. Я должен был что-то сделать раньше. Все эти годы я был далеко – в силу ряда причин – какое они теперь имеют значение? Все не важно, кроме того, чтобы увидеть тебя и поверить, что с тобой будет все в порядке. Тогда решать будешь ты. Пока ты не окрепла, я не могу обрушить на тебя то, что знаю. Причиню боль слишком многим. Пусть с тобой будет все хорошо.
Пожалуйста, поправляйся. Пожалуйста, пожалуйста.
Глава 2
Как только я пришла в себя через два дня после операции, у меня тут же возникли странные ощущения.
– Порваны связки, порваны мышцы, – объяснял хирург бабушке Дотти, сидевшей рядом на кровати. – …Небольшой фрагмент бедра, повреждение мягких тканей… задет нерв… восстановится через полгода, но до полного выздоровления еще далеко. По крайней мере, год.
– Здесь кто-то был? – спросила я, когда врач ушел. Бабушка Дотти мало изменилась, только волосы стали белоснежными, а суставы поразил артрит. На коленях у нее лежал журнал “Уолл-стрит джорнэл”. Она аккуратно сложила его, наблюдая за мной.
– Я ночью была одна?
– Мы все были здесь, – мягко ответила она.
– Все время? Каждую минуту?
– Ну, не каждую, дорогая. Но мы караулили тебя, как ястребы. Половина родственников приехала во Флориду, чтобы по очереди дежурить у тебя.
– Никто не видел… ничего странного? Бабушка смотрела на меня через толстые стекла своих очков обескураженно и немного встревоженно. Я тоже была встревожена.
– Ты думаешь, что здесь происходило что-то не то? Был кто-то посторонний?
– Я…не знаю.
Вошли мама и папа с новыми букетами и корзинами фруктов в дополнение к тем, которые уже заполняли комнату.
– Ей показалось, что в палате был кто-то посторонний, – прошептала она маме и папе. – Я думаю, что она просто дремала, пока проходил наркоз.
Мама бросила на меня взгляд, поняла, что я наконец пришла в себя, и заплакала. Я тоже, но по другой причине.
Потому что мне показалось, что я разговаривала с Рони.
Когда я была моложе, я лелеяла надежду, что однажды подниму глаза и увижу Рони. Он подойдет ко мне, и в его взгляде будет нечто большее, чем просто узнавание. Он скажет: “Ты красивая. Я всегда знал, что ты будешь красивой”.
Или он ничего не скажет, но я все равно пойму, что ничто во мне не разочаровало его, что он забыл ту маленькую избитую девочку со спущенными до щиколоток джинсами на полу прицепа Большого Роана.
Но то, что привиделось мне той ночью в больнице, не могло быть ничем, кроме наркотического сна. Я то плакала в нем, то приходила в себя. Я не могла позже связно восстановить все, но отдельные фразы я помнила слово в слово.
Свет в одном углу никогда не гасили. Медсестры менялись: меня не оставляли без присмотра, как праздничную индюшку в духовке. Я мучилась кошмаром – машина, авария, окровавленная голова Терри падает на спинку сиденья, глаза ее пусты и неподвижны. Новые страхи мешались со старыми – Большой Роан наваливается на меня, Рони стреляет в него, – опять голова, красная от крови, но уже Большого Роана.
Ужас, паника, гнев и печаль смешались у меня в голове, как будто бы я смотрела криминальную хронику. И вдруг меня затошнило от страха.
Я услышала шаги, мягкие, крадущиеся, потом увидела руку на шуршащей простыне, потом почувствовала ее осторожное прикосновение к моему плечу.
Я была в темном туннеле, в конце его видела свет.
Рука – точнее, пальцы – отодвинули прядь с моего лба и осторожно погладили мою щеку. Я смотрела, не поворачивая головы. Я увидела серебристые, полные слез глаза на измученном лице со знакомыми до боли чертами: четкие контуры угловатого лица, темные взлохмаченные волосы.
Красивый мужчина в светлом кожаном пиджаке и рубашке с расстегнутым воротом. Пальцы пахнут табаком.
У меня остановилось сердце. Я почувствовала облегчение и восторг.
– Клер, – сказал он низким голосом. Время сместилось. Точнее, остановилось. Точнее, повернуло вспять. Я была счастлива.
– Они не собираются оставлять тебя в этом приюте, – сказала я. – Они понимают, что были не правы. О! Рони, я так тебя люблю.
– Я думал, – сказал он, наклонившись ко мне, – что ты меня забыла. – Голос его был хриплым.
Видение исчезло, потом вернулось. Прошло двадцать лет. Мы выросли.
– Роан, – пробормотала я. – Я виновата, что погибла Терри. И Большой Роан тоже. Мне очень жаль.
– Боже мой, – прошептал он, и лицо его было совсем близко. Эти серые глаза преследовали меня в снах – злые, непримиримые. – Я все о тебе знаю, – прошептал он. – Что пишешь, что сделала. Это не твоя вина – ни тогда, ни сейчас.
Он сел на стул, пододвинул его к кровати и говорил со мной – не знаю, сколько – минуты, часы, дни, годы. Я смотрела на него из глубины своего сна, слушала его голос, и это успокаивало. Наконец я сказала:
– Тебе больше не нужна помощь по грамматике. – Он спрятал лицо в ладонях и какое-то время молчал. Я не помню, о чем разговаривала с ним.
Я чувствовала себя красивой, уверенной и спокойной, потому что я не подвела его, потому что он приехал ко мне, потому что ему дороги наши воспоминания. И он все понял про семью, про наше раскаяние.
– Я все еще люблю тебя, – повторила я.
Он встал, осторожно провел рукой по гипсу, покрывавшему мою ногу от бедра до щиколотки, и поцеловал меня в губы. Его дыхание было таким теплым, как будто бы он был живым, реальным.
