Барбара Вуд - Колыбельная для двоих
— Прежде всего, святой отец, я дома.
Долю секунды его лицо не выражало не единой эмоции, затем его маленькие глазки быстро скользнули по ее животу и снова сосредоточились на лице.
— А, да. Ты была в родильном доме. Значит, твои родители решили забрать тебя домой?
Мария окинула взглядом комнату и остановила взгляд на портрете какого-то мужчины в одеянии понтифика.
— Это новый Папа, святой отец?
Отец Криспин проследил за ее взглядом.
— Папа Павел шестой.
Она перевела взгляд своих голубых глаз, которые из-за надетого сиреневого платья казались сегодня аквамариновыми, на отца Криспина.
— Это не родители решили забрать меня домой, святой отец. Это я сама решила. Я сбежала оттуда в прошлую пятницу.
— Сбежала? — Его мясистое лицо стало серьезным. Блестящие темно-карие глаза, похожие на две бусинки из черного янтаря, стали под седыми кустистыми бровями практически черными.
— А они хотят, чтобы ты находилась дома?
— Не знаю. Наверное. Они не говорили, что хотят отправить меня назад.
Между бровей отца Криспина появилась морщинка, которая с каждой секундой становилась все глубже и глубже.
— Святой отец, я пришла к вам из-за проблемы, которая у меня возникла и которую я не знаю, как решить.
— А ты обращалась за помощью к родителям?
— Понимаете, святой отец, это связано с ними. В прошлое воскресенье мы не были в церкви, потому что мама сказала, что она плохо себя чувствует. Но мне кажется, что она просто не хочет, чтобы я выходила лишний раз на улицу. Она думает, что все будут смотреть на меня и шептаться за моей спиной. Мне-то все равно, а вот маме нет. Я хочу и должна ходить в церковь, святой отец.
Его лицо немного просветлело, напряженность спала. Теперь он начал вспоминать. В прошлый раз, когда он видел девушку в этом самом кабинете, она была подавленна и немногословна.
Он улыбнулся ей.
— Конечно, я помогу тебе, Мария. Сегодня вечером я увижу твою маму и потолкую с ней.
— Спасибо, святой отец.
— Ответь мне, Мария, почему ты сбежала из родильного дома?
Она опустила глаза.
— Потому что мне там не понравилось.
Он кивнул, поджав губы.
— Ты понимаешь, что, сбежав, ты совершила грех?
Она резко подняла голову.
— Какой?
— Нарушила четвертую заповедь. Ты ослушалась своих родителей.
— Я не подумала об этом, святой отец, я обязательно исповедаюсь.
Его кустистые брови поползли вверх. Два месяца назад она отказалась от исповеди.
— Я вижу, отец Грундеманн из родильного дома Святой Анны помог тебе.
— О, да. Мы с ним подолгу разговаривали. После чего я решила исповедаться и ходила на причастие каждый день.
Теперь его лицо расплылось в улыбке. Он откинулся на спинку кресла и сцепил на животе руки в замок.
— Превосходно, Мария. Ты даже не догадываешься, как ты порадовала меня этими словами.
Она попыталась улыбнуться ему в ответ, но не смогла заставить себя посмотреть ему в глаза. Поэтому Мария отвела взгляд и принялась снова изучать комнату. Над фальшивым камином висела точно такая же фотография Президента Кеннеди, что висела над ее кроватью.
— Отец Криспин… — сказала она, не глядя на него.
— Да?
— У меня есть еще одна проблема.
— Какая?
Она смотрела на портрет Кеннеди, думая о том, каково это было бы сидеть и разговаривать с ним. Она была уверена, что он бы не был с ней так суров, как все остальные. Он бы посочувствовал ей, пожалел, а не осудил, как все.
— Святой отец, я по-прежнему не знаю, почему я забеременела.
Теперь отец Криспин сам являл собой портрет: он сидел неподвижно, практически не дыша, захваченный врасплох ее словами. Потом, когда до него дошел смысл ее слов, он не смог скрыть своего удивления.
— Ты по-прежнему не знаешь, почему ты забеременела?
Мария кивнула головой.
Отец Криспин медленно расцепил руки и наклонился над столом.
— Мария, ты по-прежнему не знаешь, почему ты в положении? — полушепотом спросил он.
— Да, святой отец.
Он моргнул своими маленькими глазками.
— Мария, ты в положении, потому что совершила недостойный поступок. Думаю, ты знаешь об этом!
— Но я не совершала ничего недостойного, святой отец.
Он заморгал еще быстрее.
— Но ты же ходила там на исповедь. Ты причащалась.
— Да, ходила. Отец Грундеманн отпустил мне мой грех.
— Грех чего? Если ты считаешь, что не совершала греха прелюбодеяния, то в каком грехе ты исповедывалась?
— За то, что пыталась покончить жизнь самоубийством.
В комнате повисло гробовое молчание. Когда отец Криспин снова заговорил, от каждого его слова веяло арктическим холодом: что ни слог, то сосулька.
— Мария Анна Мак-Фарленд, ты хочешь сказать, что причастилась, зная, что на твоей душе лежит не отпущенный смертный грех?
Ее сердце бешено заколотилось.
— Нет, святой отец. Я исповедалась отцу Грундеманну во всех грехах. Я раскаялась в них.
— В чем?
— В том, что пыталась покончить жизнь самоубийством.
— А как же грех прелюбодеяния, Мария?
Она съежилась под строгим взглядом отца Криспина.
— Я не совершала греха прелюбодеяния, святой отец.
Он закрыл глаза и сложил руки на груди. Поджатые губы шевелились, читая, видимо, короткую молитву. Затем он открыл глаза.
— Мария, ты по-прежнему одержима той навязчивой идеей, что ты девственница? — спокойно произнес он.
— Это не навязчивая идея, святой отец, это правда. Я девственница.
Отец Криспин поднял пухлую руку и, поставив локоть на стол, накрыл ею лоб; его лицо осталось для Марии невидимым. Неловкое молчание, повисшее в комнате, постепенно таяло. Наконец священник поднял голову.
— Ты хочешь сказать, что зачала ребенка непорочно?
Она вздрогнула, словно отец Криспин ударил ее.
— Мария, мы оба с тобой знаем, весь мир знает, что женщина может зачать ребенка лишь одним способом. Ты же неглупая девочка, Мария, и я, как ты знаешь, тоже не глупец. Ты забеременела потому, что занималась сексом с парнем. И так как ты не исповедовалась в этом грехе, он по-прежнему лежит у тебя на душе. Более того, ты приняла Святое причастие, имея на душе смертный грех.
— Святой отец…
— Мария Анна Мак-Фарленд, за кого ты меня принимаешь? Исповедайся сию же минуту и очисти душу от греха! Сначала смертный грех, потом богохульство!
Она вжалась в кресло.
— Отец Криспин, — прошептала она, — я никогда не богохульствовала.
— А что ты, по-твоему, сделала, когда приняла Святое причастие, имея на душе грех?
— Но я не…
